Дакийский самодержец - Вадим Барташ

откажет послам в их сватовстве?! Но ей нельзя прежде него показывать свои эмоции… Иначе она всё может испортить, – пронеслась лихорадочная мысль в голове у Савлеи.

Наконец, как бы отгоняя некоторую задумчивость и какую-то нерешительность, Фарзон произнёс:

– Я подумаю…

Савлея вновь побледнела.

Она совсем не ожидала такого ответа от отца.

– И когда мы узнаем твой ответ, верховный вождь? – учтиво спросил Фарзона по-гречески Градибор.

– Я завтра скажу вам ответ… – озвучил своё решение Фарзон.

***

Когда послы удалились, Савлея чуть ли не набросилась на отца с кулаками:

– О-отец, ну почему, почему ты сразу не согласился?!

– А ты действительно хочешь стать женой Воислава?

– Я ни о ком другом и думать не желаю! Ни о ком! Я хочу быть только с ним!

– Но-о, но дочь…– Фарзон потёр переносицу, – Если я соглашусь, то тогда… то-о-огда мне придётся прервать все отношения с императором Траяном. А это- неблагоразумно. Особенно сейчас.

– Ничего не хочу знать! – Савлея готова была взорваться, и видя это Фарзон окончательно пошёл на попятную и пообещал дочери, не затягивая и уже на следующий день, дать своё согласие послам.

Через полторы недели посольство Градибора вернулось в Тамасидаву.

Это посольство встречали ещё перед воротами стаи босоногих мальчишек, которые бежали вслед и радостно визжали и улюлюкали. Вместе с этим посольством в стольный град карпов прибыла и крытая сарматская повозка, в которой находилась счастливая невеста. Она уже была облачена в праздничный наряд.

Свадьбу сыграли не затягивая, так как молодым не терпелось её провести.

Провели её в княжеских палатах, но гулял на этой свадьбе весь город. И Воислав, и Савлея были от переполнявших их чувств на седьмом небе. Они были счастливы. Это была очень гармоничная и очень красивая пара.

И только Беляна, глядя на брата и его возлюбленную, не могла сдержать слёз.

«Их со Скорио свадьба будет ещё не скоро. Да и вообще, будет ли она?» – думала с горечью младшая дочь князя Драговита.

Глава двадцать четвёртая

Спуск закончился и вновь начался подъём. Дорога была узкая, и наверняка на ней с трудом бы разъехались две не слишком громоздких повозки. Она ещё была вся в ухабах и донельзя разбитой. Но всё же какая никакая, но это дорога.

По сторонам, подбираясь к обочине, поднимались ели вперемежку с разлапистыми соснами.

Редизон ехал впереди своих воинов. Он не заметил, как впал в задумчивость.

То, что ему и его воинам предстояло совершить уже в ближайшее время, скорее всего можно было причислить к чуду, причём к чуду невероятному. Ну а как это ещё назовёшь? Только чудом! Десяти тысячам даков поручалось удерживать свои позиции и полтора месяца отбиваться от половины римской армии! Их обязали как можно дольше не пропускать к Сармизегетусе пятнадцать легионов Рима!

Но Децебал приказал, и делать нечего.

Редизону хорошо запомнился их последний разговор с царём. Он состоялся в атриуме царского дворца. Они в атриуме были при этом одни.

Децебал облачён был в доспехи и выглядел как никогда серьёзным. Он внимательно посмотрел в глаза своего ближайшего сподвижника и одного из лучших полководцев Дакии, и у царя из груди вырвался вздох неподдельной горечи:

– Ты думаешь, я не понимаю, что отправляю вас на верную смерть?..

Редизон промолчал.

Децебал отвёл взгляд, потеребил ус и продолжил:

– Но пойми, Редизон, другого выхода у нас нет. Частью воинов придётся жертвовать. Ради спасения не только столицы, но и всей Дакии…

Редизон насмелился и спросил:

– Ну а если мы совершим чудо и удержим перевал Бауты на длительный срок, у нас появится надежда отстоять Дакию? Мы её сохраним?

– Возможно, – ответил Децебал. – Во всяком случае мы получим передышку…

– На сколько?

– На целый год. Через полтора месяца с небольшим в горах уже ляжет снег, и горы станут по сути непроходимыми. Я уверен, что при таком раскладе римляне не решатся наступать на Сармизегетусу.

– Значит, мы не зря погибнем… – заключил Редизон.

***

Конь Редизона внезапно зафыркал и встал как вкопанный. Ему под копыта упали несколько шишек. А одна из них попала ему даже между ушей. Конь после этого вновь зафыркал. Редизон поднял голову. На ветке ели, нависавшей над дорогой, сидела рыжая шустрая белка. Это видно она уронила свои шишки. Её чёрные бусинки выжидающе уставились на Редизона. Что Редизон предпримет?

Редизон рассмеялся и погрозил ей указательным пальцем. Белка тут же прыгнула с ветки на другую ветку, потом на ствол и куда-то напугано сбежала.

Редизона нагнал его сын. Скорио выполнял роль разведчика в отряде у отца.

– Отец, – обратился Скорио к Редизону, – осталось продвигаться до ущелья два дня.

– А ещё нам надо успеть укрепиться в нём, – заметил военачальник. – Скорио, ещё раз отправляйся вперёд и обследуй всю округу тщательнее. Даю на этот раз тебе вдвое больше конников.

– Ты переживаешь?

– Да, переживаю. Только будь осторожней. Передовые римские части уже могут находиться где-то неподалеку.

Скорио кивнул головой.

И вскоре, поднимая пыль, он во главе ста сорока всадников стремительно ускакал далеко вперёд.

***

Десятитысячный отряд даков, возглавляемый Редизоном, занял ущелье Бауты в положенный срок. Вокруг ущелья вроде бы ещё было тихо. Ничего подозрительного. Но всё-таки эта тишина настораживала. Она была, как перед грозой. Так воспринимал её Редизон и все те, кто с ним был сейчас рядом.

А уже на следующий день, где-то к полудню, в ущелье появились остатки корпуса Котиса.

Этот корпус был сильно потрёпан и понёс значительные потери. Именно он неожиданно и не спровоцировано напал на мост Аполлодора Дамаскина и Дробеты-Трансмариску, и дал повод Траяну развязать очередную войну с Дакийским царством.

Понурые и израненные воины гуськом всё шли и шли, некоторых из них несли на носилках. Воинов этих было чуть больше тысячи. На носилках находился и сам Котис. Он тоже был весь изранен. Его ранили в грудь стрелой и поразили мечом в плечо, а ещё досталось и его ногам, особенно правой конечности, которая почернела, и он потерял от всех своих ран очень много крови. Но самая тяжёлая рана у него была связана с рукой. Тоже с правой. По сути он её лишился и стал одноруким.

Иногда от сильнейшей боли он впадал в забытьё и в бреду что-то несвязное говорил.

Редизон распорядился для раненного Котиса поставить отдельную палатку и сразу же прошёл в неё, чтобы справиться о состоянии военачальника.

***

Котис лежал уже на лежанке и был по-прежнему бледный, скорее всего от слишком большой потери крови. Глаза у него были закрыты. Вроде он находился в забытье.

Лекарь осматривал Котиса и склонился над ним.

– Ну, как? Он оклемается? Выживет? – тихо спросил лекаря Редизон.

– Думаю всё же выживет. Но на ноги он ещё долго не встанет… и даже не знаю, будет ли теперь ходить…Скорее, на это уже и не стоит надеяться. Увы…

Котис был старше Редизона всего на каких-то лет пять, однако выглядел как совсем пожилой