«Гладиаторы» вермахта в действии - Олег Пленков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело в том, что военный опыт Гитлера был связан с Первой мировой войной, а она была преимущественно позиционным противостоянием, которое началось после бурного маневренного начала. Это был единственный пример в мировой истории, когда укрепленные фронты простирались не на десятки, а на многие сотни, даже тысячи километров. На протяжении трех лет — с 1915 по 1917 гг. — проводилось несколько операций по прорыву позиционного фронта, но они оказались бесполезными. Одна из таких операций была предпринята в конце сентября 1915 г. в Шампани. Для осуществления прорыва французское командование сосредоточило группировку войск в 300 тысяч солдат и около 3 тысяч орудий. Артиллерийская подготовка велась в течение трех дней; было выпущено 1,7 миллиона снарядов. В ходе последующих боев французская пехота вклинилась в немецкую оборону лишь на 1–3 км, потеряв 80 тысяч солдат{456}. Подобные попытки предпринимали и немцы, они также были безуспешными. В этих боях в качестве солдата принимал участие и Гитлер. Исходя из этого опыта, он полагал, что удержать фронт довольно просто: главное — достичь определенной линии, а остальное — дело техники и выучки солдат, их стойкости и верности долгу…
Вот что писал относительно руководства Гитлера кампанией зимы 1941–1942 гг. генерал-полковник Йодль: «Никогда я не восхищался Гитлером так, как зимой 1941–1942 гг., когда он один восстановил пошатнувшийся Восточный фронт, когда его воля и решимость передалась всем, включая солдат, сражавшихся на передовых позициях точно так, как это было в минувшей войне, когда Гинденбург и Людендорф возглавили немецкое Верховное командование. Всякое иное изображение действий Гитлера в этот период противоречит исторической правде …»{457}
Между тем, удержать фронт было отнюдь не просто. Бывший командир XXXXVII-ro танкового корпуса генерал Рудольф Бамлер вспоминал: «Соединение неожиданного советского наступления и морозов, к которым мы совершенно не были готовы, дало убийственные результаты… Я вспоминаю такую картину: пехотинцы бредут по заснеженным полям, не желая залезать в окопы и бросая оружие. Даже некоторые офицеры бежали с передовой, крича, что продолжать бой не имеет смысла — все равно все перемерзнут или будут убиты»{458}.
Английский военный историк генерал Джон Фуллер писал, что, отказавшись отступать или даже отойти к западу от Смоленска, Гитлер, несомненно, спас вермахт от еще большего краха, чем тот, что постиг армию Наполеона. По существу, у Гитлера не было выбора — следовало укрыть большую часть войск, пока они не погибли от мороза, и держаться за линии коммуникаций, чтобы переоснастить армию и подвезти запасы. Прежде всего, необходимо было держать линии самых важных железнодорожных коммуникаций, на которых находились передовые склады, снабжавшие фронт. Важнейшие склады были в Старой Руссе, Ржеве, Вязьме, Калуге, Брянске, Орле, Курске и Харькове. Между ними находились второстепенные склады. Гитлер решил превратить передовые склады в укрепленные лагеря и отойти к ним. Так он обеспечил укрытие для войск, которые могли существовать за счет имевшихся запасов до приведения в порядок коммуникаций. Позади перечисленных складов создавались новые передовые склады. Следовательно, план Гитлера не был планом отступления (как у Наполеона), но маневром в сторону тыла. Укрепленные позиции немцы, заимствовав название средневековых каре шведских копейщиков, назвали «ежами» (Igelstellung), так как они держали круговую оборону. Между основными «ежами» были созданы второстепенные «ежи»; вся эта система соединялась воедино авиацией; некоторые «ежи» снабжались по воздуху{459}. В принципе, гитлеровская стратегия была верной — любая попытка отхода от своих позиций, отступление через заснеженные поля привела бы к тому, что вся германская армия была разрезана на куски. Более правильным было стоять и держаться до последнего, положившись на стойкость и дисциплину немецких солдат{460}.
Советские войска стремились обойти эти «ежи», окружить их, поэтому они широко использовали кавалерию, могущую двигаться и без дорог. Их поддерживали партизаны, поэтому боевые действия приобрели крайне ожесточенный характер. Жестокость порождала жестокость. Один немецкий журналист писал: «Сейчас идет война на истребление, какой еще не знала современная Европа. Это беспощадная борьба, в которой ни одна сторона не дает и не получает пощады. Бой почти всегда заканчивается ожесточенной рукопашной схваткой»{461}. 30 декабря советские войска взяли Калугу, которая была одним из основных «ежей».
В период битвы за Москву Гитлер был единственным человеком, который смог удержать в строгой узде отдельных командиров, не позволить им ради интересов своих армий подвергать опасности другие армии на флангах, заставить Люфтваффе организовать непрерывный воздушный мост с отрезанными соединениями. Исходя из своего принципа не уступать ни пяди завоеванной земли, Гитлер выиграл время для реализации идеи оперативных очагов обороны («ежей»). В январе 1942 г., когда генерал-полковник Гепнер самовольно отвел свою 4-ю танковую армию, фюрер распорядился лишить его воинских наград и звания и выгнать со службы. Тридцать пять корпусных и дивизионных командиров были отправлены в отставку. Во время разговора с Клюге генерал-полковник Гепнер сказал о «дилетантском военном руководстве» (речь шла о фюрере), а Клюге передал это Гитлеру. Тот пришел в ярость и при отставке лишил Гепнера права на ношение мундира и орденов, а также права на пенсию и на служебную квартиру Гепнер отказался признать этот противозаконный приказ, а у юристов из ОКХ хватило мужества сообщить Гитлеру, что он не имеет права выносить подобные решения: такие меры могут быть применены к Гепнеру в том случае, если против него будет возбуждено дисциплинарное дело, но оно, по мнению юристов, несомненно должно закончиться в пользу Гепнера{462}. Гитлер вынужден был уступить… Впоследствии Гепнер погиб в Сопротивлении (он был казнен по делу о заговоре 20 июля 1944 г.).
На южном фланге советские войска также перешли в контрнаступление в Крыму и на берегу Азовского моря. «Ежи» в Таганроге, Сталино и Артемовске были обойдены с тем чтобы бросить силы на «сверхъежа» — Харьков, но гитлеровцы его упорно удерживали, несмотря на то Что советскими войсками была занята Лозовая.
Красная армия использовала в этом зимнем наступлении все, что могла, но сил на масштабный глубокий прорыв у нее не было. В тех немногих случаях, когда советским войскам удавалось окружить врага, не было артиллерии, чтобы его уничтожить, не было авиации, чтобы воспрепятствовать Люфтваффе обеспечить окруженных боеприпасами и продовольствием. Суммарный результат Московской битвы был в целом небольшим. После взятия Бородина один майор РККА сказал Илье Оренбургу: «До Гжатска шестнадцать километров. Можем дойти в два дня…» Но до Гжатска (с 1968 г. — Гагарин, Смоленской области. — О. П.) оставалось идти 430 дней…{463}
Хотя советские войска в течение трех месяцев давили на группу армий «Центр», им так и не удалось добиться крупного окружения врага, а отвоеванная территория была небольшой. Немцы смогли удержать Ржев, Вязьму и Орел. Таким образом, Московская битва стала бесспорным доказательством превосходства Гитлера над генералами, которые готовы были — даже ценой территориальных уступок — без конца выравнивать фронт. Но если в исключительно тяжелых условиях зимы 1941–1942 гг. жесткость Гитлера еще была уместна и принесла бесспорную пользу, то в дальнейшем она стала для военных обузой. Гитлер игнорировал профессиональные качества военных; так, он сказал Гальдеру: «Овладеть вашим оперативным искусством — это любой сможет». Чистой воды глупость, ибо оперативное искусство немецких офицеров было на голову выше, чем у офицеров любой другой армии. Но для Гитлера стала важнее формула «держаться до последнего» (ausharren).
Иные историки отвергают значимость зимней немецкой настойчивости в битве под Москвой. Так, сотрудник военно-исторического ведомства бундесвера Манфред Pay, вопреки мнению Фуллера, считал, что хотя подвижность немецких войск сильно снизилась к концу 1941 г., она была достаточной для осуществления тактических маневров и подвижного отступления, которое было бы наиболее эффективной тактикой в условиях мощного советского натиска; оно также могло привести к сокращению фронта и экономии сил.
Того же мнения был немецкий генерал Ганс Фриснер, который отмечал в своих мемуарах, что Гитлер придерживался стратегии «держаться во что бы то ни стало» по той причине, что он опасался превращения отхода в паническое бегство и развала фронта. Эти опасения были совершенно необоснованными. Доказательством тому служит немецкое отступление под Ржевом, Орлом, Брянском, Гомелем, из Крыма, а также из Румынии и Венгрии. Когда отступление планировалось заранее, оно осуществлялось с точностью часового механизма. Гитлеровские приказы на отступление поступали, как правило, только тогда, когда что-либо сделать было уже поздно{464}.