Джейн Эйр - Шарлотта Бронте

Однако я замечала, что не только в этом вопросе, но и во многом другом становлюсь все снисходительнее к моему хозяину. Постепенно я забывала о тех недостатках, к которым была так чувствительна первое время. Вначале я стремилась изучить все стороны его характера, хорошие и дурные, и, взвесив их, составить о нем справедливое суждение. Теперь же я ничего дурного уже не замечала. Его насмешливость, его резкость, когда-то неприятно поражавшие меня, теперь казались мне как бы приправой к изысканному блюду: острота ее раздражает нёбо, но без нее пища казалась бы пресной. Что касается загадочного выражения, которое появлялось порой в его глазах, поражая внимательного наблюдателя, и снова исчезало, едва вы успевали заглянуть в эти темные глубины, то я затруднялась сказать, было ли оно угрюмым или печальным, многозначительным или безнадежным. Это выражение раньше повергало меня в трепет, словно, бродя по склону потухшего вулкана, я вдруг чувствовала, что земля подо мной колеблется, и видела перед собой разверстую пропасть; я и теперь улавливала в его лице такое выражение, но сердце уже не замирало в груди, и, вместо того чтобы бежать без оглядки, мне хотелось подойти поближе, проникнуть в эту тайну. Мисс Ингрэм казалась мне счастливой: настанет день, когда она сможет заглянуть в эту пропасть, разгадать ее загадки и изучить их природу.

Но в то время как все мои помыслы были поглощены только моим хозяином и его будущей невестой и я замечала только их, слышала только их разговоры и наблюдала за их движениями, которые были полны для меня скрытого смысла, остальная компания развлекалась как умела. Леди Лин и леди Ингрэм продолжали величественно беседовать, кивая друг другу своими тюрбанами, наподобие двух разряженных марионеток, и воздевая к небу четыре руки, чтобы выразить изумление, негодование или ужас, – в зависимости от того, о ком или о чем они судачили. Кроткая миссис Дэнт беседовала с добродушной миссис Эштон, и время от времени обе дамы удостаивали и меня любезного слова или приветливой улыбки. Сэр Джордж Лин, полковник Дэнт и мистер Эштон спорили о политике, о делах графства, о судебных процессах. Молодой лорд Ингрэм флиртовал с Эми Эштон; Луиза занималась музыкой с одним из молодых Линов, а Мери Ингрэм томно выслушивала любезности другого Лина. Иногда они, точно сговорившись, переставали играть свои роли и прислушивались к игре главных актеров, ибо в конце концов мистер Рочестер и столь непосредственно связанная с ним мисс Ингрэм составляли жизнь и душу всей компании. Если он в течение часа отсутствовал, гостями овладевали заметное уныние и скука, а его возвращение всегда давало новый толчок к оживленным разговорам.

Эту потребность в его животворном влиянии общество ощущало, видимо, особенно остро, в один из тех дней, когда он был вызван по делам в Милкот и его ожидали обратно только вечером. После полудня пошел дождь. Прогулку, которую гости намеревались совершить, чтобы посмотреть цыганский табор, только что расположившийся на выгоне под Хэем, пришлось отменить. Кое-кто из мужчин ушел в конюшни; молодежь вместе с дамами отправилась играть на бильярде; вдовствующие леди Ингрэм и леди Лин засели с горя за карты. Бланш Ингрэм, хранившая высокомерное молчание, несмотря на все усилия миссис Дэнт и миссис Эштон вовлечь ее в разговор, сначала мурлыкала сентиментальную песенку и наигрывала на рояле, а затем, достав в библиотеке какой-то роман, с надменным равнодушием расположилась на диване, решив сократить с помощью интересной книги докучные часы ожидания. В гостиной и во всем доме царила тишина; только из бильярдной доносились веселые голоса играющих.

Смеркалось, и звон часов уже предупредил о том, что пора переодеваться к обеду, когда маленькая Адель, прикорнувшая рядом со мной в оконной нише, воскликнула:

– Вон возвращается мистер Рочестер!

Я обернулась. Мисс Ингрэм вскочила с дивана. Остальные также оторвались от своих занятий, ибо одновременно раздался скрип колес и топот копыт по мокрому гравию. Приближалась карета.

– Что за фантазия возвращаться домой в таком экипаже? – сказала мисс Ингрэм. – Ведь он уехал верхом на Мезруре, и Пилот был с ним; куда же он дел собаку?

Ее внушительная фигура в пышных одеждах настолько приблизилась к окну, что я вынуждена была откинуться назад, рискуя сломать себе позвоночник. В своем нетерпении она сначала не заметила меня, но затем с презрительной гримасой поспешила отойти к другому окну. Карета остановилась, кучер позвонил у дверей, и из экипажа вышел одетый по-дорожному джентльмен; но это был не мистер Рочестер. Это был незнакомый высокий элегантный мужчина.

– Какая досада! – воскликнула мисс Ингрэм. – Вот противная обезьянка! – обратилась она к Адели. – Кто позволил тебе торчать у окна? Зачем ты нас обманула? – И она бросила на меня злобный взгляд, словно это была моя вина.

В холле послышались голоса, и приезжий вошел в гостиную. Он поклонился леди Ингрэм, видимо считая ее старшей из присутствующих дам.

– Кажется, я явился не вовремя, сударыня? – сказал он. – Моего друга, мистера Рочестера, нет дома? Но я приехал издалека и надеюсь, что могу, на правах старинной дружбы, расположиться в этом доме до возвращения его хозяина?

Манеры джентльмена были очень вежливы; акцент чем-то поразил меня: не иностранный, но и не вполне английский. Лет ему могло быть столько же, сколько и мистеру Рочестеру, то есть между тридцатью и сорока. Цвет лица у него был необычно смуглый. И все же на первый взгляд он казался красивым мужчиной. Однако при ближайшем рассмотрении в его лице выступало что-то неприятное; черты у него были тонкие, но какие-то слишком вялые; глаза большие, пожалуй, красивые, но взгляд их был равнодушный, безучастный. Так, по крайней мере, мне показалось.

Звон колокола, призывавшего гостей переодеваться к обеду, заставил все общество разойтись. После обеда я еще раз увидела приехавшего джентльмена. Казалось, он чувствует себя как дома. Его лицо понравилось мне еще меньше. Оно поразило меня: что-то в нем было неуравновешенное и вместе с тем безжизненное. Глаза как-то бесцельно блуждали, и это придавало его лицу странное выражение; я никогда не видела такого взгляда. Этот красивый и довольно приятный джентльмен чем-то отталкивал от себя. В правильном овале его гладкого лица не ощущалось никакой силы; в очертаниях носа с горбинкой и маленького вишневого рта не было никакой твердости; от ровного низкого лба не веяло мыслью; в бездушных карих глазах не было ничего располагающего.

Прячась в моем обычном уголке и рассматривая гостя при свете жирандолей, стоявших на камине и ярко освещавших это вялое лицо, – он сидел в кресле у самого огня, однако старался придвинуться еще ближе, словно ему было холодно, – я сравнивала его с мистером Рочестером. Казалось, контраст между ними был не меньше, чем между сонным гусем и гордым соколом, между смирной овцой и смелой лайкой, ее хранительницей. Он сказал, что мистер Рочестер его старинный друг. Странная это, вероятно, была дружба, – более чем наглядное доказательство того, что, как говорят, противоположности сходятся.

Рядом с ним сидело три джентльмена, и до меня доносились обрывки их разговора. Сначала мне было трудно уловить тему их беседы, – болтовня Луизы Эштон и Мери Ингрэм, сидевших неподалеку от меня, мешала мне слушать. Барышни обсуждали приезжего; по их мнению, он был обаятельный мужчина. Луиза сказала, что он «душка» и что она таких «обожает»; а Мери обратила ее внимание на «его прелестный рот и тонкий нос», считая их признаками совершенной красоты в мужчине.

– А какой чудесный лоб! – воскликнула Луиза. – Такой гладкий, ни морщин, ни бугров, – я это просто ненавижу. И какие славные глаза и улыбка!

Но вот, к моему великому облегчению, мистер Генри Лин отозвал их на другой конец комнаты, чтобы условиться относительно отложенной экскурсии в Хэй.

Теперь я могла сосредоточить все свое внимание на группе перед камином. Вскоре я узнала, что приезжего зовут мистер Мэзон; он только что прибыл в Англию из какой-то жаркой страны; вероятно, поэтому и лицо у него было смуглое и он сидел так близко к огню, кутаясь в плащ. Затем я услышала названия Ямайка, Кингстон, Спаништаун, – это указывало на то, что он жил в Вест-Индии. Я с немалым изумлением услышала, что он впервые встретился и познакомился с мистером Рочестером именно там. Мистер Мэзон рассказывал о том, как его друг невзлюбил знойный климат, ураганы и дожди в этих краях. Мне было известно, что мистер Рочестер много путешествовал, об этом поведала мне миссис Фэйрфакс, но я полагала, что он не выезжал за пределы Европы, – до сих пор я никогда не слышала, чтобы он посещал более отдаленные земли.

Я была погружена в эти мысли, когда произошел несколько неожиданный эпизод. Мистер Мэзон, поеживавшийся от холода всякий раз, как кто-нибудь открывал дверь, попросил подложить углей в камин, хотя он был еще полон жара. Лакей, явившийся на зов, проходя мимо мистера Эштона, что-то сказал ему вполголоса, причем я разобрала всего несколько слов: «старуха», «так пристает…»