Репетиция убийства - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вы — ну, чтобы уж все точки над «и» расставить, — вы выезжали?
— Я — нет. Но я…
— Я не знаю, кто вы. И никто не знает. Полагаю — вернее, надеюсь, что вы сами не знаете. Надеюсь, чтобы не предполагать самого худшего.
Штур явно не собирался сотрудничать. Мало того — он, кажется, подозревал своих посетителей в каких-то грязных играх и не желал этого скрывать. Денис бросился разруливать ситуацию сразу же, как только понял, что Дудинцев сейчас не выдержит и полезет на рожон.
— Ей-богу, господа офицеры, от ссоры толку не будет. Давайте забудем это вступление и попробуем начать сначала.
Штур посмотрел на Дениса уничтожающе, зато Дудинцев, кажется, взял себя в руки и вновь открыл захлопнутую было папку.
— Так я продолжаю?
— Продолжайте, — позволил Штур, язвительно улыбаясь.
— Как установили эксперты, выезжавшие на место преступления, автомат, из которого стреляли в потерпевших, был установлен в машине, в которой на момент стрельбы никого не было.
— «Из которого»… «В который»… «Был»… «Не было»… Еще каких-нибудь пятнадцать лет назад у личного состава было все в порядке с русским языком. Массовая деградация. Продолжайте, юноша.
Дудинцев смотрел в окно, играя желваками. «Анекдот, что ли, какой рассказать?» — подумал Денис. Как назло, все анекдоты из головы вылетели. Самое смешное, что ему совсем не хотелось успокаивать Кирилла. А хотелось ему совершенно того же самого, что и Дудинцеву: взять спесивого старикана за грудки, встряхнуть хорошенько… Ну почему нельзя по-человечески! Ведь цель-то у всех одна и та же, зачем же друг другу палки в колеса ставить?
— То, что в машине не оказалось никаких отпечатков пальцев, во внимание можно не принимать, потому что…
Новая попытка Дудинцева вновь сорвалась: у Штура было свое мнение и на этот счет.
— А вы уверены, подполковник, что вы здесь решаете, что мы будем принимать во внимание, а что нет?
— Я уверен, товарищ следователь, что мы ничего не сможем обсудить, если вы то и дело будете меня перебивать! — Кирилл поднялся и навис над столом.
— Вениамин Аркадьевич, я думаю, что лучше было бы нам составить план действий, согласно которому у каждого был бы свой участок работы, чтобы мы не мешали друг другу, — опрометчиво сказал Денис.
Штур побагровел, и Грязнов тут же понял, что ляпнул что-то не то.
— Какие «мы»?! При чем здесь вообще частный сыщик! В качестве свидетеля еще куда ни шло, хотя какой из сыщика свидетель, если он, сыщик, явно лицо заинтересованное?!
Тут уж Дудинцев бросился на помощь:
— Если мы работаем в одной группе, то давайте сделаем так. Я сейчас в двух словах изложу суть — или, если захочет, суть изложит сам Вениамин Аркадьевич. Потом он даст мне указания, что делать дальше, а я, с его позволения, внесу некоторые свои предложения. Засим разойдемся и впредь постараемся встречаться пореже. Только в пределах необходимого для нашего с вами общего дела.
— Ну вот, обиделся, — проворчал Штур совершенно невинно, будто бы в его планы и в самом деле ни в коем случае не входило кого-то здесь обидеть. А если кто-то почувствовал себя задетым — ну что ж, сам виноват. Он, Штур, ничего такого в виду не имел. — Вы, товарищ подполковник, пожалуйста, остыньте, — продолжал он. — Я должен сказать — вовсе не для того, чтобы, как вы можете подумать, поставить вас на место, — я должен сказать, что нынешняя молодежь все видит вверх ногами. Что делал в первую очередь оперативник семидесятых — восьмидесятых годов двадцатого века, если у него появлялась версия? Он ее проверял! Он шел, рыл носом землю, добывал доказательства и, только убедившись в своей правоте, давал отчет следователю. Были, были тогда люди действия! Вы же, Кирилл Олегович, приходите, ничегошеньки не сделав, и заявляете: пусть Вениамин Аркадьевич даст мне указания…
— У меня есть свои предложения, об этом я тоже упомянул. Вы же просто не даете мне их высказать.
— Я готов, готов предоставить вам слово! Но какое слово? Что я, пожилой человек, старший советник юстиции, следователь с двадцатипятилетним стажем, могу услышать от юного спецназовца? Нет-нет, не спорьте, для меня вы юны! Сколько вам? Сорок? Ну вы же понимаете. Как вы сами смотрите на двадцатипятилетних? А они взрослыми себя почитают, на вашу «старческую» снисходительность небось обижаются, да?..
— Я собираюсь действовать, Вениамин Аркадьевич.
— И побежал, да? Побежал «действовать»? А что делать, вы знаете, Дудинцев? Что умеют спецназовцы, кроме как махать руками и ногами?
— Мы не спецназовцы…
— Это не важно. Вы собрались действовать, ни на минуту не задумываясь о том, что ваши действия развалят мне все дело, — они уже начали его разваливать! Подполковник Дудинцев, вы должны понимать, что я, как юрист, не могу не рассматривать ваш подход к делу, все, что вы уже в нем наворотили, как преступную халатность! И более того — я уже намекал вам в начале нашей беседы, что прочие версии тоже проверяются. Да, проверяются, и я не боюсь вам об этом сообщить!
— Я все равно собираюсь действовать, — рыча, повторил Дудинцев. Действовать прямо сейчас, идти и рыть носом землю до тех пор, пока не буду убежден в своей правоте. Вот только не уверен, что после этого у меня достанет охоты «давать отчет следователю». — Он окончательно понял, что сотрудничества не получится, и двинулся к двери, захлопнув папку с таким жаром, что листки разлетелись по комнате.
Денис бросился их собирать, а Штур с неожиданным проворством вскочил и преградил Кириллу дорогу к выходу.
Как же, подумал Денис, он же еще не высказался до конца, не бросил нам в лицо всей правды. Наберемся терпения.
— Если хотите знать, молодой человек, я вовсе не обольщаюсь относительно истинного назначения этих ваших новых спецподразделений. «И»-«К»-«Л»-«М»-«Н», «О»-«П»-«Р»-«С»-«Т»… Какая вы тут буковка? Ну да неважно. А важно то, что каждая из этих буковок — легальная банда с государственным финансированием! Важно то, что мы сами, своими ручками, плодим бандитов, раздаем им оружие, благословляем на то, чтобы они влезали в ведение уголовных дел и разваливали эти дела на корню — да, разваливали! Да, мы всячески поддерживаем преступников! А я им помогать не желаю, да, не желаю! — Штур едва ли не приплясывал на месте — такое удовольствие было наконец-то излить душу.
Денис, шустро собравший разлетевшиеся листочки, открыл за спиной у следователя дверь, схватил Дудинцева за рукав и почти силой выволок в коридор. Хорошо еще, что правая, ударная, рука у Кирилла была занята папкой, из которой все то и дело вылетало.
— Даже материалы свои в порядке держать не можете! — крикнул им в спину Штур, выкидывая из кабинета еще один, не замеченный Денисом, листочек из папки. Денис подбежал, схватил листочек на лету. Потом вырвал папку из рук Кирилла — тот, уже не владея собой, цеплялся за нее изо всех сил, аккуратно сложил в папку все бумаги и сунул в свою сумку.
— Успокоишься — отдам.
— Ты заметил, нет, ты заметил, — путаясь в словах, бормотал красный как рак Дудинцев, когда они спускались по лестнице, — он же сам себе то и дело противоречил! То я рассуждать вовсе не должен и не мое это дело, то, напротив, сам должен был все решить и выполнить, а после уж докладывать! Он же не знает, чего от меня хочет!
— Он не хочет от тебя просто ничего. Ну — чтобы не было тебя в его группе, и все тут. Понял же — зуб у старикана на спецподразделения, а тебя лично это вовсе не касается. Работать с ним, конечно, невозможно, ничего не поделаешь.
— Да он меня грязью с ног до головы облил. Я, конечно, готовился к чему-то подобному, но он просто все и всяческие границы перешел. Тебя-то хоть просто игнорировал…
— Это тоже, я тебе скажу, не очень приятно. Но тебе, конечно, досталось по полной программе. Так что после пережитого потрясения мне, видно, придется тебя как следует отпаивать. Причем, наверное, не валерьянкой?
Кирилл впервые улыбнулся, но красные пятна на его щеках еще пылали.
Сева Голованов и Денис Грязнов. 30 июня
Эт-того еще не хватало. Голованов обалдело крутил головой. На шее у него висела непонятно откуда взявшаяся девчушка лет пяти, висела и визжала притом пронзительно. Слава Богу, хоть не от ужаса, а от радости — родное лицо увидела. Только вот за кого же она его принимает-то?
Сева оглядел площадь. «Черт, если я еще минуту буду изображать из себя новогоднюю елку, Минчева меня точно засечет. Или сам ее упущу. Одно другого краше».
Он «водил» Минчеву вот уже три дня. Правда, «водил» — это громко сказано. Двое суток она вообще из дому не выходила, если не считать посещений мини-маркета в соседнем доме. И вот, когда наконец появилась возможность поводить ее как следует, нашлось на Севину голову приключение. Ольга на такси добралась до Крутицкого вала и, периодически поглядывая на часы, стала бродить по магазинам, ничего не покупая — явно убивая время до какой-то встречи, или свидания, или делового свидания. Голованову очень не хотелось прозевать эту встречу, но бесцеремонно стряхивать ребенка было как-то неловко. Она, понимаешь, со всей душой, что же — на землю ее и бежать? Так у человека травма на всю жизнь остаться может…