Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

— Сир Сеоман, я говорил тогда сгоряча, не подумав.

Саймон был смущен и растерян, услышав этот титул от умного и опытного воина.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— О волшебном народе. — Фреозель серьезно и пристально смотрел ему в глаза. — Не подумай, что я тогда насмехался над ними или говорил непочтительно. Видишь ли, я боюсь мирных, как всякий эйдонит, но я знаю, что они могут быть могущественными союзниками. Если ты в силах позвать их, то сделай это. Сейчас нам нужна любая помощь.

Саймон покачал головой:

— У меня нет власти над ними, Фреозель, совсем нет. Ты и представить себе не можешь, какие они.

— Это верно. Но коли они твои друзья, ты скажи им, что нам туго приходится. Вот и все, что я хотел сказать. — Он повернулся и побежал вверх по тропе догонять принца.

Оставшийся у костра Слудиг поморщился:

— Позвать ситхи! Ха! Легче было бы позвать ветер.

Саймон грустно кивнул, соглашаясь с ним:

— Но нам действительно ужасно нужна их помощь, Слудиг.

— Не будь глупцом, парень. Мы мало что значим для народа ситхи. Я сомневаюсь, что нам суждено еще раз увидеть Джирики. — Риммер нахмурился, увидев выражение лица Саймона. — Кроме того, у нас остаются наши мечи, наши головы и наши сердца. — Он опустился на корточки перед костром и протянул к огню руки. — Бог дает человеку то, чего тот заслуживает, не больше и не меньше. — Через мгновение он резко выпрямился. — Раз я не нужен принцу, то пойду да найду местечко, чтобы поспать. Завтра крови будет побольше, чем сегодня. — Он кивнул Саймону, Бинабику и Стренгьярду и пошел вниз, к баррикаде. Цепь на его мече слабо звенела.

Саймон молча сидел и смотрел ему вслед, думая, прав ли был Слудиг насчет ситхи. Его повергло в глубокое уныние чувство потери, вызванное этими мыслями.

— Риммер сердится. — Архивариус, казалось, был удивлен собственными словами. — Я хочу сказать… то есть я едва знаю его…

— Я предполагаю, что ты имеешь справедливость, Стренгьярд. — Бинабик посмотрел на кусок дерева, из которого он что-то вырезал. — Существуют люди, питающие неудовольствие от нахождения ниже других, с особенным чувством, когда прежде имелось другое положение. Слудиг снова становился солдатом-пехотинцем, и такое после того, как его выбирали для сложного поиска и он возвращался с очень большим успехом. — Тролль говорил задумчиво, но лицо его было грустным, как будто он разделял боль риммера. — Я питаю очень большой страх. Он будет сражаться, имея такое чувство в своем сердце, — на севере мы разделяли дружбу, а здесь он смотрится очень несчастливым и с грустным сердцем.

Над костром повисла тишина, нарушаемая только тихим потрескиванием пламени.

— А как насчет того, что он сказал, — неожиданно спросил Саймон. — Он прав?

Бинабик вопросительно посмотрел на него:

— Что ты подразумеваешь, Саймон. Слова про ситхи?

— Нет. «Бог дает человеку только то, чего тот заслуживает, не больше и не меньше» — вот что он сказал. — Саймон повернулся к Стренгьярду. — Это правда?

Архивариус заволновался, посмотрел в сторону, потом повернулся обратно и встретил прямой взгляд Саймона.

— Нет, Саймон, я не думаю. Но я не знаю, чего на самом деле хочет Бог, я хочу сказать, Его замыслов.

— Потому что мои друзья. Моргенс и Хейстен, они, конечно же, получили по заслугам. — Саймон не мог скрыть горечи.

Бинабик открыл было рот, как будто собираясь что-то сказать, но, увидев, что Стренгьярд сделал то же самое, промолчал.

— Я верю, что у Бога свои планы, Саймон, — осторожно сказал священник. — И может быть, мы просто не в силах понять их… а может быть, и сам Бог не знает точно, что из них может выйти.

— Но эйдонитские священники всегда говорили, что Бог знает все!

— Может быть, Он и забывает о чем-то, — мягко сказал Стренгьярд. — Если бы ты жил вечно и переживал каждую боль, в сердце, как свою собственную, — умирал с каждым солдатом, плакал с каждой вдовой и сиротой, разделял бы горе каждой матери, теряющей любимое дитя, — разве ты не жаждал бы забыть?

Саймон смотрел на колеблющееся пламя костра.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Как ситхи, думал он. Навечно пойманы своей болью. Жаждущие конца, как говорила Амерасу.

Бинабик срезал еще несколько щепок со своего куска дерева, который теперь стал напоминать остроухую длинномордую волчью голову.

— Извиняй мое спрашивание, Саймон-друг, но имеешь ли ты особую причину, чтобы говоренное Слудигом ударяло тебя с такой ощутительностью?

Саймон покачал головой:

— Я просто не знаю, как… как быть. Эти люди пришли, чтобы убить нас, — и я хочу, чтобы все они погибли, погибли мучительно, ужасно… Но, Бинабик, это же Эркингарды. Я хорошо знал их в замке. Некоторые из них угощали меня сластями, сажали на своих лошадей и говорили, что я напоминаю им их собственных сыновей. — Он нервно царапал прутиком раскисшую землю. — Почему же тогда? Как они могли явиться убивать нас, когда мы не сделали им ничего дурного? Их заставляет король, но почему мы должны убивать их?

Бинабик слегка улыбнулся:

— Я имел наблюдение, что ты не питаешь волнение к судьбе наемников, — нет, не надо объяснять, в этом нет нужности. Трудно питать жалость к тем, кто предпринимает розыски войны, чтобы иметь материальное награждение. — Он сунул почти готовую фигурку в карман куртки и начал собирать дорожный посох. — Вопросы, которые ты спрашиваешь, имеют огромную значительность, но они не имеют ответов. Я предполагаю, в этом все различение мужчины и мальчика, женщины и девочки. Ты сам должен находить личное разрешение вопросов, которые не имеют настоящих ответов. — Он повернулся к Стренгьярду. — Вы сохраняете книгу Моргенса где-то поблизости или она местополагается в поселке?

Священник смотрел на огонь, размышляя о чем-то.

— Что? — спросил он. — Книга, вы говорите? О небесные пастбища, я повсюду ношу ее с собой. Я никак не могу допустить, чтобы она хоть на минуту осталась без присмотра. — Неожиданно он повернулся и смущенно посмотрел на Саймона. — Она, конечно, не моя; пожалуйста, не думай, что я позабыл о твоей доброте, Саймон, о том, что ты мне позволил читать ее. Ты представить себе не можешь, что для меня значит возможность спокойно и с расстановкой читать рукопись Моргенса!

При мысли о Моргенсе Саймон почувствовал почти приятный приступ сожаления. Как ему недостает этого удивительного человека!

— Так ведь она и не моя, отец Стренгьярд. Он просто дал ее мне на хранение, чтобы со временем люди вроде вас и Бинабика могли прочитать ее. — Он мрачно улыбнулся. — Я думаю, это главный урок, который я получил за эти дни: на самом деле мне ничего не принадлежит. Одно время я думал, что Тёрн будет моим мечом, но теперь я и в этом сомневаюсь. Я рад, что хотя бы слова Моргенса используются по назначению.

— И это имеет огромную важность. — Бинабик улыбнулся в ответ, но тон его был очень серьезен. — Моргенс производил думанье за всех нас в эти темные времена.

— Одну минутку. — Стренгьярд вскочил на ноги. Через несколько минут он вернулся вместе со своей сумкой, небрежно разбрасывая в разные стороны ее содержимое — Книгу Эйдона, шарф, бурдюк с водой, еще какие-то мелочи — в безумном стремлении поскорее добраться до аккуратно уложенной на самое дно рукописи Моргенса. — Вот она, — триумфально возвестил он, потом помолчал. — А зачем я ее искал?

— Как следствие моего спрашивания, — объяснил Бинабик. — Она имеет один пассаж, который содержит крайнюю интересность для друга Саймона.

Тролль взял манускрипт и стал бережно листать его, щурясь, чтобы прочитать что-то при слабом свете костра. Казалось, что поиск займет у него много времени, так что Саймон встал и отошел от костра, чтобы размять ноги. Вдоль склона горы дул ледяной ветер, а белое озеро, которое можно было разглядеть сквозь просветы в деревьях, представлялось подходящим местом для появления призраков. Когда Саймон вернулся к огню, его пробирала дрожь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я производил разыскание. — Тролль размахивал листом. — Ты желаешь читать самостоятельно или очень лучше будет, если прочту я?