Космические волки: Омнибус - Уильям Кинг

— И вот почему ты борешься с этим. Та эпоха закончилась, ярл, забудь о ней. Хоть ты и…

Он подбирал слова.

— Ты один из нас. Ты Фенрюка. Ты прошел эти испытания. И в этом, поверь, ты превзошел его.

Сама мысль была столь ошеломляющей, столь богохульной, что Бьорн едва не рассмеялся, но щенок был серьезен. Бесстрашный Зимний Коготь был убежден в своей правоте, а янтарный взор тверд.

— Ты должен стать Волчьим Королем. Никого другого они не признают.

В который раз его вытягивали из любимой тени. Дюжина остальных ярлов ухватились бы за такую честь обеими руками, бросились бы наперегонки к Аннулюсу, страстно желая его славы. Но для Бьорна этот процесс был медленным, постепенным, тектоническим, вынуждающим его выйти в центр перед собравшимся Орденом. Под пристальные и выжидающие взгляды братьев. Была ли у него когда-нибудь возможность остановить неизбежное?

— Был только один Волчий Король. Другого быть не может.

— Тогда возьми другой титул. Придумай что-нибудь новенькое, — смеясь, предложил Тране.

Бьорн посмотрел на него. Он чувствовал силу аргументов, заманивающих его в западню. Орден распадется без него. Они достаточно долго искали Русса, необходимо обрести нечто новое. Соглашение, развитие. Скоро эти покои станут принадлежать ему. Пыль выметут, принесут его собственное оружие. На камне вырежут его собственные символы. Со временем забудется, что здесь когда-то обитал примарх. Он ощутил поступь судьбы, снова настигшей его.

— Я всегда получал свои титулы от других, — сказал Бьорн.

— Дай время. Уверен, скальды что-нибудь придумают.

Погребение длилось пять дней. Все это время создатель клинков не спал. Ему прислуживали трэллы, принося пузырьки со священным маслом и унося переполненные кровью чаны. Грохочущие машины кузни питали огромные энергетические устройства, которые поддерживали жизнь в Бьорне, пока его тело разбирали, переделывали, настраивали. Кагрим с Зимним Когтем были единственными не из свиты Слейека, кому железный жрец позволил остаться. Трое лордов Фенриса встречались каждый тяжелый день, и Слейек рассказывал им о положении дел. Каждый раз Зимний Коготь задавал один и тот же вопрос.

— Он еще жив?

Каждый раз Слейек отвечал одно и то же, хотя уверенности в словах никогда не было.

— Да, он жив.

В последний день трэллов прогнали. Озеро магмы зловеще пылало, лишившись той ярости, что сопровождала прибытие Бьорна. Из аппаратуры циркуляции крови извлекли кабели, и в кузне воцарилась тишина. Трое жрецов прошли по дамбе в зал пламени и железа, в тени от грузоподъемных машин и металлоформовочных станков.

Вызов создателя клинков пришел глубокой ночью, в часы, предназначенные для медитации. Кагрим с головой ушел в попытки прочесть судьбу Бьорна, Зимний Коготь корпел в своих генетических лабораториях над формулой канис хеликс. Они ответили немедленно, сразу поняв смысл безотлагательности. Волки собрались среди каменных колонн. Перед ними стоял готовый саркофаг Бьорна, избавленный от окружавших его пробирок и мазей. Оружейные руки были присоединены к корпусу в ходе умиротворяющих церемоний. Люки закрыты, лобовые пластины плотно привинчены, генератор подключен к двигательным системам. Но при всем этом дредноут по-прежнему был неподвижен. Огни не мигали на его боках, а трубы не выпускали дым. Груда из металла и золота была такой же безжизненной, как отбрасывающие на нее тень колонны.

— Он еще жив? — снова спросил Тране.

Слейек ответил скрипучим от изнеможения голоса.

— Я пока не знаю. Наступил решающий момент. Блок мыслеуправления отключен. Я решил, что вам бы захотелось быть здесь, когда я активирую его.

Кагрим внимательно осмотрел корпус дредноута.

— Есть признаки? — спросил рунический жрец.

— Ни одного и есть только один способ узнать. Ты позволишь?

Зимний Коготь взглянул на могучий облик машины, на вставшего на дыбы волка, тяжелую руку с молниевым когтем и вспомнил разговор с Бьорном триста лет назад в пыльном зале на вершине Клыка.

«Ты должен быть Волчьим Королем. Никого другого они не признают».

— Действуй! — дал команду Тране.

Слейек поднял руку и описал жест в воздухе. Точно не было понятно, какой была связь железного жреца с машиной, но в момент движения пальцев что-то изменилось. Системы дредноута с ревом ожили, шипение поршней сменилось скрежетом сервомеханизмов, а затем последовала хриплая дрожь Зимний Коготь внимательно наблюдал, крепко сжимая крозиус. Оба сердца жреца колотились. Но ничего не происходило. Машина была активирована, готова к действию, но оставалась неподвижной. Металлический экран с позолотой глядел на Волков, не давая ни единой подсказки о состоянии обитателя.

— Творец клинков, я ничего не чувствую. Он… — начал Кагрим.

— Стой! — выкрикнул Тране.

Зимний Коготь вдруг почувствовал, как волосы на руках встали дыбом. Комната словно наполнилась энергией, а магма в шахтах пришла в движение.

— Стой!

Сны были долгими и жуткими. В них царил бесконечный холод. Но не такой, как на Фенрисе. Тот при всем своем ужасе был физическим, этот же — более глубокий, пронизывающий кости и впивающийся в разум, парализуя его. В этих снах воин вновь поочередно переживал деяния прошлого, образы проплывали мимо, пока он оставался неподвижным, несомый волнами океана боли.

Он увидел дурную звезду, в далеком прошлом падающую с небес Фенриса, и ощутил дуновение ветра на лице, когда бросился ей навстречу. Увидел среди пылающих шпилей Просперо демона и услышал, как тот неправильно назвал его имя. Увидел коготь из кузни «Храфнкеля» и себя, разящего им змей Альфария. Увидел последний поход к Терре, следующие бок о бок с ними темные боевые корабли Первого Легиона, и впервые тронный мир, окутанный пламенем, словно потоками жизненной энергии. Увидел Русса на руинах Императорского Дворца, споры, дискуссии, затем долгое возвращение на Фенрис и рассвет новой эпохи. И, наконец, последнее: он снова услышал те самые слова, которые по-прежнему обладали силой разжечь в нем ярость, недоумение и печаль.

— Не ты!

Он потянулся к Руссу, чтобы остановить его, не дать покинуть зал, но у него не вышло. Он споткнулся и упал на каменный пол, изо рта пошла кровь. Мир покачнулся, словно убегая от него, падая в бездну снова и снова. Вернулась боль, сильная и пульсирующая. Он почувствовал, как снова открылись глаза, веки заскребли по белкам, вот только глаз не было. Он открыл рот, чтобы закричать, но и он отсутствовал. Была только агония, кипевшая в венах, которыми он все еще обладал. Он сжал кулак и что-то — не его кулак — зашевелилось: тяжелое, как адамантиевые болванки, огромное, отдельное.

Пелена поднялась, и на него нахлынули цвета, ощущения, запахи и звуки, растекаясь по нервным окончаниям и наполняя душу вспышками.

Он снова закричал, и звук потряс его. Машинный рев усилился, отдаваясь эхом так, словно его заживо заточили внутри звука. Он попытался пошевелиться, поднять руку, сделать шаг и почувствовал, как закружился мир, отягощенный инерцией. Он услышал крики на знакомом языке и задался вопросом, умер ли в самом деле и был ли это потусторонний мир с призраками. Затем цвета разделились на чернильно-черные и красные. Перед ним стояли три лорда Фенриса в боевых доспехах.

На миг он подумал, что это судьи, посланники убиенных пришли к нему, чтобы отвести к Руссу. Но затем они поклонились, опустились на колени и выразили почтение. Ему захотелось закричать на них, потребовать ответить, что происходит, но потом весь ужас начал подтверждаться, и он вспомнил зверя, пасти, пепельные равнины Морелиона. Один из склонившихся воинов снова поднялся. Бьорн узнал его. Зимний Коготь, щенок жрецов. Нет, больше не щенок, теперь он носит священные рунические знаки избранника Ордена.

— Ты вернулся к нам, повелитель, — обратился Тране.

Вокруг радостно закричали Космические Волки.

А затем Бьорн по-настоящему понял, что произошло. Он напряг мышцы и почувствовал, как сжались фибросвязки. Повернул голову и ощутил, как сместился вес плитоподобных плечей. Его зрение превратилось в буйство псевдоцветов, передаваемых оружейными системами наведения, которые теперь были такой же неотъемлемой частью его, как и сердца, легкие и оставшаяся плоть.

Зал гудел шумом пламени и голосов. Волки продолжали говорить, пытаясь подобраться поближе. Он услышал вызовы по воксу, а значит скоро придут другие приносить клятвы верности. Они сложат перед ним оружие, словно варвары льда перед своими вождями. В этот миг он понял урок происходящего. Печаль держала его дух заточенным в теле. Ярость, пылающая в нем так много лет, заставляла его цепляться за жизнь с таким упорством. Негодование от того, что он никогда не сможет покинуть смертную землю, как и подобало воину, никогда не займет место в зале павших. Они воспользовались всем этим и вернули его. Русс как-то сказал, что не может увидеть судьбу Бьорна. И до конца непреклонный примарх создал ее для него, обязав опекать Орден, который сам покинул.