Панк-рок. Предыстория. Прогулки по дикой стороне: от Боба Дилана до Капитана Бифхарта - Михаил Юрьевич Кузищев

Если «Предсмертная песнь Темного ангела» больше напоминала дуэт Рида и Кейла, то "European Son" (заявленная как посвящение Делмору Шварцу) – это атака коллективного бессознательного всех «Вельветов». Композиция стартует с прыгучего баса Кейла и очень характерной, как тембр голоса, гитары Стерлинга, задающий номеру синкопированный ритм; гитара Лу живет своей жизнью где-то на заднем плане, в то время как сам он начинает еще один надменный, весьма диланообразный монолог – обращение к бывшему учителю, который так ненавидел поп-музыку. Мы ненадолго успеваем сосредоточить внимание на ритм-гитаре Стерлинга, работающей как машина, но тут все музыкальные звуки внезапно перекрывает душераздирающий скрежет, и мы слышим, как Джон Кейл крушит стулом груду тарелок – те разлетаются вдребезги, и композиция, потеряв управление, полностью слетает с катушек. Пока в одном канале Моррисон играет свой неустанный ритм (можно представить, как его стремительно двигающаяся кисть превращается в сплошное пятно), в другом гитара Рида выходит из тени и начинает поддерживать не очень стройный, но весьма убедительный авангардный задор. Лу вспоминает свое увлечение музыкой Орнетта Коулмана и вбрасывает в общий котел немного фри-джаза: он выдает свои сердитые выплески, своенравные тремоло и угловатые, спотыкающиеся соло, слегка опережая ритм – тем самым усиливая общее ощущение бурлящего хаоса, который будет шуметь, греметь, стучать, фонить и жить своей насыщенной жизнью все следующие пять минут, составляющие грандиозную коду композиции и всего будущего альбома.

Вероятно, что убедительности этим записям добавило нервное ощущение, царившее в студии. Камнем преткновения снова стал «вопрос Нико»: Пол Моррисси настаивал, что певица должна принять участие в записи; Лу Рид сопротивлялся. Джон Кейл вспоминал: «Вместо восторга от записи отличного альбома Лу превратил всех остальных в убитых параноиков»[109]. В конечном счете Лу пришлось уступить: Нико получила возможность спеть те же три песни, которые она всегда исполняла на сцене с EPI. Легко представить, что если бы Лу удалось настоять на своем, альбом "The Velvet Underground & Nico" (или просто "The Velvet Underground"?) получился бы совершенно иным. Однако сегодня эти композиции кажутся неотъемлемой частью классического альбома, представить без них эту пластинку невозможно. Участие Нико добавило диску уорхоловского гламура и создало эффектный контраст, оттенив упомянутые выше брутальные композиции. Кроме того, песни в исполнении Нико сделали альбом гораздо более доступным и тем самым фактически обеспечили ему тот культовый статус, который он имеет сегодня. Важно и то, что эти песни более широко раскрыли таланты Лу Рида и Джона Кейла, сочинителя и аранжировщика, – ведь их рука вполне заметна на каждой из этих трех композиций.

Джерард Маланга о Нико: «Лицо совершенно. Безупречные черты – чеканный рот, безупречно отточенный нос, прозрачные глаза в тонком равновесии, образ обрамлен занавесью блестящих светлых волос. Ни одна черта не доминирует на лице Нико, все находится в невероятно точной пропорции. Ничто не кажется выдающимся, но в то же время все является таковым. Симметрия способна вызывать скуку, однако Нико вгоняет в оцепенение, ошарашивает, захватывает… Это магнетизм, холодный и незыблемый, который выводит Нико за рамки традиции Гарбо-Дитрих, который поднимает ее над жанром стандартных нордических красавиц в элиту недостижимой мистики» [110].

Пожалуй, наиболее удачно Нико смогла показать себя на "All Tomorrow’s Parties", любимой песне Энди Уорхола. Для записи этого номера Джон Кейл использовал «подготовленное» фортепиано (исследователи сходятся во мнении, что это первый случай использования идей Джона Кейджа в популярной музыке). Гроздья гневных однотонных аккордов, которые Кейл ритмично выбивает из своего рояля, звучат под стать гордому, мужеподобному, не совсем точному вокалу Нико и ее грозной жалобе на то, что «бедной девушке нечего надеть на все завтрашние вечеринки». Песня оставляет достаточно пространства для гитарных экзерсисов Рида, которые кажутся нарочито неумелыми, примитивными и дисгармоничными – интересно обнаружить их сходство с соло Роджера МакГуинна[69] на сингле The Byrds "Eight Miles High", вышедшем буквально за месяц до сессий записи альбома The Velvet Underground. В отличие от Рида, вдохновлявшегося Коулманом, МакГуинн чаще слушал Рави Шанкара и Джона Колтрейна, однако Лу определенно чувствовал родственную душу. «По сей день никто не сыграл лучшего соло, чем "Eight Miles High", – сообщал Лу Рид в одном интервью 1969 года. – Людям стоит как следует болеть за The Byrds; они божественны»[111].

«Снежная королева» Нико слегка оттаивает на более теплых номерах "Femme Fatale" и особенно "I’ll Be Your Mirror". Альбом получает впечатляющий звуковой диапазон: от ду-уопа "Femme Fatalle" до поэтического авангарда "Black Angel’s Death Song"; от домашнего уюта "I’ll Be Your Mirror" до хаоса "European Son" – можно сказать, что первый диск группы уже представляет собой «срез» всей ее будущей дискографии. Интересно также отметить, что голоса Нико и Лу оказываются на удивление схожими – не слишком певческие, не очень умелые и лишенные любых признаков сентиментальности, они добавляют альбому «артовой» отстраненности – это не та музыка, которая будет «любить» своего слушателя, «дружить» с ним или «держать за руку». И явно не та, которая звучала на радиоволнах в мае 1966 года, когда дружный экипаж Exploding Plastic Inevitable, упаковав свои гитары, барабаны, цепи и кнуты, отбыл в солнечную Калифорнию.

Страх и ненависть в Калифорнии

Гастроли The Velvet Underground в составе шоу Энди Уорхола могут служить прекрасным примером столкновения двух полюсов. Первый шок ожидал несчастных «Вельветов» уже по дороге из аэропорта, когда они, по словам Кейла, были «атакованы The Mamas and The Papas, распевавшими по радио "Monday Monday"»[112]. Моррисон вспоминал, что в этот момент все музыканты, словно предчувствуя грядущее, похолодели. Следует отметить, что при всей разнице характеров и предпочтений участники The Velvet Underground испытывали по отношению к калифорнийской музыке на редкость единодушные чувства. «Ментальность групп Западного побережья была на редкость пресной и бесцельной. А мы исповедовали ненависть и глумление»[113], – отмечал Кейл. «У нас были серьезные разногласия со всей сценой Сан-Франциско, – распалялся Рид. – Это все нудятина, лживость и бесталанность. Они не умеют играть и сочинять точно не умеют… Раньше мы помалкивали, но мне уже наплевать на то, что нехорошо говорить плохое, потому что пора уже кому-то наконец высказаться. Фрэнк Заппа – самый бесталанный зануда из всех живших. Понимаете, такие люди, как Jefferson Airplane, Grateful Dead, все эти люди – просто самые бесталанные зануды. Да вы просто посмотрите, как они выглядят. Ну то есть, вы можете всерьез воспринимать Грейс Слик? Это же курам на смех»[114]. «Мы всех хиппарей ненавидели»[115], – поддерживал его Моррисон, и Мо присоединялась: «Мы терпеть не могли все группы с Западного побережья»[116].

Ронни Катрон, танцор EPI: «Все держались дерзко и