Горная весна - Александр Авдеенко

И только один Олекса Сокач называл ее постоянно Ганнусей. Терезии для него не существовало, хотя для всего колхоза она была Терезией, хотя под всеми ее портретами, напечатанными в газетах и журналах, значилось, что она Терезия Симак, Герой Социалистического Труда, виноградарша из пограничного колхоза «Заря над Тиссой». Свою преданность первому имени Терезии он объяснял очень просто: «Ты для всех Терезия, а для меня и матери — Ганнуся. Только мы имеем право тебя так называть».

Все это вспомнила Терезия, услышав материнское «Ганнуся».

— Чего ж ты молчишь? — встревоженно настаивала мать. — Говори! Все говори! Ничего не бойся.

Терезия отвела глаза от матери:

— Нечего мне тебе сейчас говорить, мама. Потом… Скоро узнаешь.

— Да что я узнаю? — чуть не закричала, чуть не застонала Мария Васильевна. — Случилось что-нибудь, да?

— Мама, если любишь, ничего не будешь спрашивать.

— Ганнуся!

Терезия была неумолима: ушла на Соняшну гору, не открыв матери своей тайны.

На горе Соняшной Терезию встретила веселая толпа ее подруг по бригаде. Стоя полукругом на взрыхленном склоне виноградника, они опирались на свои рогачи и дружно, в один голос, декламировали: «Любят летчиков у нас. Конники в почете. Обратитесь, просим вас, к матушке-пехоте… Обойдите всех подряд — лучше не найдете; обратите нежный взгляд, девушки, к пехоте…»

Не выдержав, они рассмеялись и со всех сторон бросились к Терезии.

— Ну, бригадир, принесла нам привет от кудрявого пехотинца? — спросила веселоглазая смуглая Марина.

Терезия поняла, что Иван Белограй, перед тем как прийти к ней, был здесь, на виноградниках Соняшной горы, говорил с девчатами и всех их околдовал, как и ее.

Василина, Вера, Евдокия допытывались:

— Как поживает твой гвардеец?

— Почему не привела его на виноградники?

— А кем он тебе доводится, Терезия: сватом, братом, приятелем или просто так… пятое колесо до воза?

— Не поломал бы ему ребра твой Олекса…

Что должна была сказать своим подругам Терезия? Как повести себя? Подхватить шутку, посмеяться: низко, мол, кланяется вам, девчата, Иван Белограй, всех обнимает, желает здоровья и счастья? Нет, она не засмеялась и даже не улыбнулась. Строго, с достоинством посмотрела на развеселившихся подруг, покачала головой:

— Эх, девчата, девчата!.. Я думала, уважаете меня, а вы… Этот гвардейский пехотинец Иван Белограй такой же мой, как и ваш. Он освобождал для нас с вами Закарпатье, кровь заплатил за нашу свободу…

Виноградарши смутились. Они действительно уважали Терезию и совсем не хотели ее обидеть.

Бойкая на язык Мария первая дала отбой. Обняла бригадиршу, поцеловала в щеку.

— Не гневайся, Терезка. Все это мы от широкого сердца.

Теперь Терезия позволила себе улыбнуться:

— И насчет Олексы Сокача и ребер тоже от широкого сердца?

— А то как же! Вот явится сюда еще раз Иван Белограй, так мы ему так прямо и скажем: смотри, гвардеец, у нашей Терезии есть жених, и он очень и очень ревнивый.

— Ладно, девчата, довольно об этом, — серьезно и решительно сказала Терезия. — Не за тем я пришла к вам. Хочу попрощаться. До свиданья. Смотрите ж тут, не обижайте Соняшну гору.

— Не обидим, Терезка, будь спокойна! — дружно откликнулись виноградарши.

Попрощавшись с подругами, Терезия вернулась домой, где ее уже дожидалась машина. В тот же день она села в поезд Явор — Будапешт и покинула Советский Союз, так и не повстречавшись с Олексой Сокачем и, значит, не рассказав ему о своей встрече с Белограем. Вернулась из-за границы после первомайских праздников, когда ее «берлинский друг» был уже разоблачен. Терезия узнала об этом от майора Зубавина. А дома, от матери, она узнала о том, что, пока она была в Венгрии, приходил Олекса Сокач. Мрачный. Злой. Неразговорчивый. Молча положил на нижнюю ступеньку связку книг, которые когда-то брал читать у Терезии, и, молча, чужой и враждебный, ушел.

Терезия поняла, что до Олексы Сокача дошел слух о ее «берлинском друге». Она сейчас же бросилась в Явор, чтобы рассказать Олексе правду.

Дома его не застала: уехал на паровозоремонтный завод во Львов принимать для своей комсомольской бригады новый паровоз.

Терезия устремилась к другу Олексы — Гойде. С трудом сдерживая слезы, краснея от стыда, не смея посмотреть Василю в глаза, она чистосердечно исповедалась перед ним. Он сочувственно выслушал ее, утешил как мог: «Не горюй, Терезия, все у вас уладится». А потом, став озабоченно-строгим, спросил:

— Предупреждал тебя майор Зубавин, чтобы ты никому ничего не рассказывала об этом Иване Белограе?

— Предупреждал.

— Почему же ты не держишь слово, товарищ пограничная комсомолка? Почему первому встречному выкладываешь такие важные секреты?

— Разве ты первый встречный? Я же только тебе одному тебе рассказала.

— Могла мне и не рассказывать, так как я давно все знаю. Олексе тоже собираешься рассказать?

— А как же! Если ему не расскажу, так он… — Терезия запнулась и замолчала.

Василь Гойда смотрел на девушку веселыми, смеющимися глазами, а она готова была вот-вот расплакаться.

— Что же он сделает? — насмешливо спросил Гойда. — Разлюбит? Не женится?

— Он и так уже разлюбил! — Крупные слезы побежали по щекам Терезии. — Поверил сплетням!.. Не захотел даже поговорить с моей мамой, убежал. — Терезия схватила руки Гойды и, сжимая их, умоляюще взглядывала ему в глаза: — Василь, расскажи ему, правду, образумь!

— Сначала тебя надо образумить, дивчина хорошая. Терезка, дурачина, успокойся! Выбрось из головы, что Олекса разлюбил такую дивчину, как ты! Немыслимо это дело. Да он сам к тебе завтра или послезавтра явится, сам прощения попросит и сам будет набиваться со своей любовью. Эх, Терезка, Терезка!.. Золотая Звезда на твоей груди, а цены ты себе не знаешь. Побольше гордости, красавица! Повыше голову, знаменитая виноградарша! Недоступно сверкай глазами! Таких, только таких любит наш брат мужчина!

Василь Гойда утешал Терезию в таком же духе еще полчаса. К концу разговора с ним она перестала плакать и на ее просоленных слезами губах блеснула первая улыбка. Она ушла от Василя Гойды уверенная в том, что такой парень обязательно наладит ее дружбу с Олексой.

Олекса Сокач вернулся из Львова на новом паровозе «ЭР 777-13». Локомотив поставили на запасный путь. Он сейчас же был окружен группой молодых яворских паровозников. Комсомольцы сняли с трубы предохранительный щиток, осторожно смыли керосином смазку, заправили буксы, подтянули все гайки, подбили буксовые и дышловые клинья, выкупали весь паровоз от трубы до колес, покрасили по своему вкусу, не жалея самых дорогих красок.

— Ну, хлопцы, как мы ее назовем? — спросил Олекса, закончив покрывать алой нитроэмалью колеса машины.

— Ганной-Терезией! — воскликнул кочегар Иванчук.

Иванчук так покорно сложил руки на груди, так виновато усмехнулся и так смиренно зажмурился, что все комсомольцы засмеялись. Вынужден был улыбнуться и Олекса.

— Давайте назовем ее просто… «Галочкой», — предложил он.

— Кто она такая, эта самая Галочка? — спросил Иванчук. — Замужняя или еще невеста?

Под общий смех товарищей Олекса ответил, что Галочка — это обыкновенная птица с длинным сизым носом, с черным хвостом и черными крыльями.

К вечеру машина «ЭР 777-13», сияющая лаком, медью, никелем, с полным тендером угля и воды, готова была вступить в строй действующих локомотивов.

Олексе Сокачу хотелось сию же минуту вскочить на паровоз, раздуть пламя в его топке, поднять пар и помчаться с тяжеловесным поездом в любую часть света. Увы, этот желанный момент отодвигался на продолжительное время, так как на линии было достаточное количество рабочих паровозов. Послезавтра, согласно графику, станет на очередную промывку «ЭР 770-09». И только тогда «Галочка» будет иметь право на огонь, на пар, на труд, на жизнь. Через два дня! А что же делать Олексе сегодня? И завтра?

Он вздохнул и, оглядываясь на свою «красавицу», отправился домой.

На выходе из ворот депо он лицом к лицу встретился с Андреем Лысаком. На практиканте был светлокоричневый, с золотой искрой костюм, песочного цвета шелковая рубашка и желтые сандалеты. Он был надушен и модно причесан.

— А, Олекса, здорово! — Он протянул Сокачу обе руки. — Поздравляю с получением паровоза, товарищ бригадир! Когда в рейс?

— Когда прикажут. Ты еще не раздумал практиковаться на моем паровозе?

— Что ты! Наоборот. Я только об этом теперь и думаю, как буду с тобой работать.

— Не похоже! — Олекса с ног до головы оглядел Лысака.

Лысак вздохнул, развел руками и поднял глаза к небу:

— Грешен: люблю красивую рубашку и добротный пиджак, люблю выпить хорошего вина. Молодость!.. Состарюсь, так все разлюблю, все, кроме молока! — Лысак засмеялся. — Сегодня тоже собираюсь грешить. Может, составишь компанию, а? — Он похлопал себя по карману: — Деньги имеются.