Война роз. Буревестник - Конн Иггульден

Услышав шелестящий звук, он резко повернул голову и едва не выругался вслух. Среди тюков сена постоянно что-то шуршало и двигалось. Конечно, там были крысы и охотившиеся на них кошки, копошились насекомые и устраивали гнезда птицы. Но едва ли под весом какого-то из этих существ могла скрипнуть половица.

Снаружи раздался звон бьющихся тарелок. Рован поднялся на ноги и опять прильнул к щели в досках. В этот момент из темноты донесся звук шаркающих шагов. Выглянув во двор, он увидел французского солдата, который со смехом пытался отыскать целую тарелку в оброненной им стопке. Это были не их преследователи, а обычные мародеры.

Но ему не давал покоя скрип половицы в сарае. Рован бросил взгляд на отца, на его одежду, пропитанную потом и вымазанную грязью. Вновь подняв голову, он увидел перед собой изумленное лицо молодого человека в грубой одежде синего цвета. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга, потом Рован рванулся вперед и с криком вонзил нож в грудь противника.

Незнакомец опрокинулся на спину, Рован упал на него, и нож еще глубже вошел в тело. Раздался хруст сломанного ребра. Молодой француз сделал глубокий выдох, словно пытаясь что-то сказать. Рован в ужасе смотрел на корчившееся в агонии тело, пригвожденное им к полу. Он оперся на это тело, навалившись на него всем своим весом и удерживая его бившиеся в конвульсии ноги своими.

Во дворе раздался голос. Кто-то выкрикивал имя или задавал вопрос. Рован прижался лбом к щеке лежавшего под ним молодого человека и ждал, когда тот перестанет стонать и дергаться. Когда он наконец поднял голову, все его тело сотрясала крупная дрожь. Лицо француза было испачкано пылью с туники Рована. Его глаза оставались открытыми.

Со двора опять послышался голос, на этот раз ближе. Рован рывком поднялся на ноги и присел на корточки, оскалив зубы, подобно собаке, защищающей добычу. Он извлек нож из уже неподвижного тела и приготовился к отражению следующего нападения. Поблизости могла находиться дюжина солдат, а может быть, сотня, или же всего один-два. Он не мог знать этого. У него было единственное желание – бежать отсюда, бежать от этого леденящего ужаса, смешанного с отвращением, охватившим его после того, как он отнял у человека жизнь.

У его ног раздался едва слышный звук. Он посмотрел вниз и понял, что у молодого человека произошло самопроизвольное опорожнение кишечника и мочевого пузыря. На фоне темнеющих брюк отчетливо виднелся эрегированный пенис. Рован почувствовал, что его сейчас вывернет наизнанку. Неожиданно глаза наполнились слезами. Он слышал рассказы о подобных вещах, но реальность оказалась гораздо хуже. Это было совсем не то, что поразить человека на большом расстоянии стрелой из лука.

Крик снаружи привел его в чувство. Голос звучал все громче и раздраженнее. Человек потерял терпение, дожидаясь запропастившегося товарища. Рован пристально смотрел в щель, пытаясь определить, сколько во дворе людей. Он никого не видел, но у него было ощущение, будто французы окружили сарай. Спину свело судорогой. Нужно было скрываться в полях, но у него уже не оставалось больше сил, чтобы тащить беспомощного отца.

Рован подсел к отцу и слегка похлопал ему ладонями по щекам. Тот открыл потускневшие глаза и оттолкнул его руки в сторону.

– Ты сможешь идти? – спросил шепотом Рован.

Томас кивнул, хотя не был уверен, что сможет. Ему вспомнилась слышанная в детстве история о Самсоне, лишившемся волос, а вместе с ними и силы. Он слабо улыбнулся и стал подниматься, опершись на рукоятку старого плуга. С его лица падали крупные капли пота, оставляя на полу, покрытом толстым слоем пыли, темные пятна.

Сквозь щели в полутьму сарая пробивались золотистые полоски солнечного света. Рован подошел к двери, приоткрыл ее, выглянул во двор и знаком позвал отца. Томас собрался с духом и наконец поднялся на ноги. У него было ощущение, будто его били всю прошедшую ночь. Ему хотелось спать, или, может быть, просто умереть. Надежда в скором времени отдохнуть придала ему силы. Перед глазами поплыли черные пятна. Он сделал несколько неуверенных шагов по пыльному полу, стараясь не дышать. От дурноты мутилось сознание.

Рован отпрянул назад, услышав совсем рядом французскую речь.

– Ты прячешься от меня, Жак? Если я найду тебя спящим, клянусь…

Дверь распахнулась. При виде темного человеческого силуэта на лице француза отразилось изумление, которое сменилось ужасом при виде блеснувшего в полутьме ножа. Он неловко повернулся и попытался убежать, но Рован настиг его одним прыжком и принялся неистово колоть ножом. Левой рукой он сдавил французу шею, чтобы заглушить крики. Спустя несколько секунд все вокруг было залито кровью. Рован почувствовал, как к его горлу подступают рыдания, и отпустил тело солдата, сразу лишившись сил. Он стоял, покачиваясь, на пороге, освещенный лучами солнца.

Двор фермы был пуст. Между растрескавшихся камней пробивалась ярко-зеленая, сочная трава. Он увидел полуразрушенный дом, который ночью скрывала тьма. Раскрытая дверь висела на сломанной петле. Рован осмотрелся, затем бросил взгляд на красные пятна в пыли и на лезвии своего ножа. Он удовлетворенно кивнул головой. Итак, их было всего двое. Двое мародеров, искавших на брошенной ферме, чем бы поживиться, пока их офицеры спят. Рован понимал, что нужно втащить второе тело внутрь сарая, но продолжал стоять с закрытыми глазами, подставив лицо солнцу.

Он слышал, как отец вышел из сарая и встал рядом с ним, но не взглянул на него, греясь в теплых лучах. Ему вспомнилось, как они с отцом резали животных на ферме. Они убивали оленей на охоте, а потом веселились, пряча их окровавленные туши на склонах холмов.

Томас издал протяжный вздох, не будучи уверенным, хочет ли сын слушать его. Спустя некоторое время он понял, что умирает от голода, и подумал, нет ли у двух убитых солдат с собой какой-нибудь еды. Это был еще один признак того, что его организм справился с болезнью.

– Тебе понравилось? – спросил он.

Рован открыл глаза и взглянул на него.

– Что?

– Убийство. Я знаю людей, которым это доставляет удовольствие. Мне самому никогда не нравилось убивать, и всегда казалось странным, что кто-то может хотеть этого. Для меня это всегда было как работа. При необходимости, конечно, надо, но я не стал бы специально искать, кого прикончить. А вот некоторые мои знакомые так делали.

Рован в недоумении покачал головой:

– Нет… Господи, нет… получать от этого удовольствие…

Он удивился, когда отец одобрительно похлопал его по спине.

– Молодец. У меня появился аппетит. Я еще очень слаб, и меня мог бы напугать мальчик с палкой, поэтому не поищешь ли ты еду в доме? Нам нужно найти место для отдыха и переждать там день, но перед этим необходимо что-нибудь съесть.

– А ты не хочешь остаться в этом сарае? – спросил Рован, с опаской покосившись на темный дверной проем.

– Сынок, там же покойники и весь пол в крови. Ну, давай же! Нам еще нужно пройти несколько миль, а у меня уже сводит судорогой желудок. Есть французов я не собираюсь, по крайней мере, сегодня.

Рован слабо улыбнулся, но в его глазах сквозила тревога. Ухмылка, давшаяся Томасу с большим трудом, сползла с его губ.

– Что такое? – спросил он, увидев, что лицо сына исказила гримаса.

– Тот, что лежит в сарае… Его… мужское достоинство… было твердым… Господи, отец, это было ужасно.

– А-а, – произнес Томас.

Он тоже грелся на солнце.

– Наверное, ты ему понравился.

– Отец! Как ты можешь!

Рована передернуло, а Томас, увидев это, весело рассмеялся.

– Однажды я стоял в карауле ночью, после сражения, – сказал он. – Мне было тогда всего лет двенадцать. Я сидел, а вокруг лежали мертвые солдаты. Спустя некоторое время они начали рыгать и выпускать газы, совсем как живые люди. Дважды один из них резко садился, подобно человеку, которому внезапно пришла в голову мысль. Неожиданная смерть – странная вещь. Тело не всегда знает, что оно мертво, по крайней мере поначалу. В детстве я видел… то, что видел сейчас ты, у повешенного человека. У виселицы среди зевак стояла пожилая женщина, и когда все разошлись, она принялась рыть землю под ногами висельника. Когда я спросил ее, что она делает, женщина сказала: из семени висельника вырастает корень мандрагоры. Услышав это, я убежал. Мне не стыдно говорить тебе об этом, Рован. Я бежал до самого дома.

Они замолчали, услышав какой-то неясный шум, и, обернувшись, увидели старого гуся, тяжело ступавшего среди росших возле дома деревьев, с одного из которых свисала веревка. Собирая с земли крошки, птица поглядывала на двух незнакомых мужчин, стоявших в его дворе.

– Рован, – произнес вполголоса Томас, – если ты видишь камень, медленно подойти и подними его. Постарайся перебить ему крыло.

Рован отыскал взглядом камень размером с кулак и поднял его с земли.

– Похоже, он не боится нас, – сказал он, направляясь к птице.