Венец Прямиславы - Елизавета Дворецкая

– Ну что, княжна, выбрала что-нибудь? – К ней подошел Радовид, улыбающийся, довольный дружеской беседой с князем. – Бери, что приглянется, мне для тебя ничего не жаль!

Ради расположения князя купец и правда был готов пожертвовать любой драгоценностью – княжеская милость окупала любые расходы.

– Выбрала! – Прямислава обернулась, не выпуская руки Забелы. – Говорят, эта девка теперь твоя – подари мне ее.

– Вот как? – Купец удивился. – Вот так подарочек нашла! Вот так диковина заморская! Да князь мало ли полона берет, и так все твои будут!

– А мне эта понравилась. Хочу к себе в горницы взять.

– Хочешь – бери. Владей с Божьей помощью. Разве я такой малости пожалею? Сейчас же на княжий двор пошлю! – уверял он. – Раньше тебя дома будет!

Прямислава вышла из лавки, к ней подвели лошадь, а с другой стороны подошел отец в обществе нескольких чернобровых и черноусых купцов. Вид у них был совсем не русский, но на греков они тоже не походили, и по обритым головам Прямислава догадалась, что это, должно быть, угорцы.

– Слышала, душа моя, что Радовид рассказывал? – спросил Вячеслав. – Князь перемышльский-то, Володарь Ростиславич, умер! Тут на торгу уже говорят, а вот люди через Перемышль ехали, так на поминальные службы как раз попали. Говорят, всех сынов своих перед смертью созвал Володарь… и что ты думаешь?

– Что? – Прямислава старалась не выдать волнения, хотя при слове «Перемышль» ее разом охватил жар и сердце учащенно забилось.

Почему-то вдруг этот город стал для нее важнее, чем даже Туров.

– Перемышль-то он не старшему оставил, а меньшому!

– Вот как! – только и сказала Прямислава, изо всех сил стараясь себя не выдать.

– Точно люди говорят! Я сам не поверил. Перемышльский стол оставил младшему, Ростиславу, который у него от половчанки. А, да ты же видела его, он с вами до Небеля ехал, – вспомнил Вячеслав. – Вот, душа моя, ты теперь, выходит, с перемышльским князем знакома. А старшим по городу дал: Владимирку – Звенигород, а Ярославу – Белз. Вот такие дела!

– Все правда, что говорит князь! – подтвердил один из угорцев. Он говорил по-русски вполне правильно, только слова у него звучали как-то странно. – Простился князь Володарь с сыновьями, потом всю ночь провел наедине с отцом духовным, в молитве и покаянии Господу о грехах своих. Утром рано, говорят люди, призвал всех бояр и воевод, за любовь и верность благодарил, просил детей его не оставить, помня его милость. А к полудню и отошел с миром. Наутро же был погребен в церкви Святого Николая. Так что теперь, говорят, в Перемышле плач великий и новый князь Ростислав Володаревич.

«Ростисло» – выговорил он, как обычно угорцы произносят русские имена. У Прямиславы горели уши; казалось, даже угорцы знают, почему все касающееся Ростислава для нее так важно.

Но больше никто об этом не говорил: поклонившись, угорцы отошли, Прямиславу опять подсадили на лошадь, отрок взял поводья, и княжеский отряд двинулся дальше через шумный торг. Отъезжая от Радовидовой лавки, Прямислава безотчетно оглянулась: Забела тоже вышла и стояла, со следами слез на изумленном лице, под хлопающими на ветру крыльями разноцветных тканей. В своей поношенной сорочке и старой черной плахте она походила на тонкую березку, невесть как занесенную на городское торжище.

Но Прямислава уже едва помнила, кто такая эта девушка: все ее мысли были с Ростиславом. Он – перемышльский князь! Отец оставил ему главный свой стол в обход двух старших братьев! Было бы чему дивиться, даже коснись дело совсем постороннего ей человека. Но это случилось с Ростиславом и потому казалось Прямиславе чудом, достойным потрясти мир.

– А что ты там за девку-то себе в подарок выбрала? – окликнул ее отец. Прямислава обернулась к нему, с усилием пытаясь сосредоточиться на его словах. – Радовид вон цареградские паволоки предлагает, а ты девку! Да этого добра у нас самих на каждой грядке растет! Если тебе в горницах девок мало, так сказала бы, я тебе из села хоть десяток пригоню.

Он усмехнулся причуде дочери, а Прямислава ответила:

– Жалко мне ее стало. Такая молодая, красивая – и от отца, от матери за долги пошла в холопство, как корова какая-нибудь! За Греческое море хотят продать!

– Всех не пережалеешь, душа моя! Не подбирать же без разбора, кого за долги в холопство берут!

– Ну, одну хотя бы. Я ей помогу, потом Бог мне поможет. Меня Господь наградил, вернул мне и родной дом, и достаток, и тебя, батюшка! Как же можно Богу не воздать добрым делом, хотя бы и меньшим за большее?

– Выучила тебя игуменья Юхимия! Ну, пусть молится за нас, Господь услышит. Она хоть крещеная? Там, в погостах, попов не очень-то жалуют.

Прямислава вспомнила бедный убор девушки – нет, похоже, креста на шее у той не было.

Купец не обманул: когда вечером Прямислава вернулась на княжий двор, в горницах ее уже ждала Забела, вымытая в бане и одетая в новую сорочку и плахту из запасов Пожарихи. Когда Прямислава с Анной Хотовидовной поднялись наверх, ключница как раз учила девушку раскладывать постель, взбивать подушки и укрывать княжну.

– Ничего, толк выйдет, руки не кривые! – бодро заверила Пожариха, поклонившись Прямиславе. – Неученая совсем, а так девка неглупая! Оробела, понятно, из своего погоста до сих пор ни разу не выходила никуда, думала, что погост, да речка, да лес, да поле – и весь белый свет, а тут ее сразу в Туров – и на торг! Да еще морем Греческим запугали до смерти, она и не знала, бедная, что такое на свете есть! Лба перекрестить не умеет! Спросила ее, что про Бога знает – про Велеса, Перуна, Живу да Мокошь знает, да еще про лешего с водяницами! Иконы никогда не видела! – Пожариха ткнула пальцем в угол, где светился огонек лампадки возле икон Богородицы, святых Анастасии, Ксении и Наталии, покровительниц покойной княгини и ее двух дочерей. – Боится их, дура!

Забела и впрямь бросала испуганные взгляды в сторону строгих ликов с большими печальными глазами, но княжне улыбнулась, кланяясь, и вообще выглядела теперь гораздо веселее, чем днем.

– А девка красивая! – одобрительно продолжала Пожариха. – Уж тут отроки вокруг вьются, поглядеть хотят, кого тебе, княжна, прислали, даже шишига этот, прости господи, боярин Вершина, прибегал. Уж седеет, скоро меньшого сына женить, а тоже – покажи ему девку!

Прямислава и Анна Хотовидовна засмеялись, живо представив себе, как Вершина, всем известный своей слабостью к женскому полу, рвется в горницы поглядеть на новую красавицу, а Пожариха, маленькая, горбатенькая, но решительная, стоит на пороге, грозно уперев руки в бока, или даже выталкивает его прочь, громыхая связкой ключей. «Беспутным» старая ключница спуску не давала, будь они хоть родовитые бояре, собирающие от имени князя дань с десятков погостов.