Шестая жена короля Генриха VIII - Ф. Мюльбах

— Нет, нет, ваше величество! Вы не должны прятать ее у себя! — воскликнул Джон Гейвуд. — Не у вас, а у меня должна найти убежище Мария Аскью. Пойдемте, Мария, последуйте за вашими друзьями! Мария Аскью, ведь любимый супруг призывает вас. Вы еще не знаете его, но он ждет вас где-то там, в широком Божьем мире! Мария Аскью, ваши дети простирают к вам свои милые ручонки! Вы еще не родили их, но любовь уже держит их в объятиях и простирает к вам навстречу! Мир еще требует от вас исполнить долг жены и матери, Мария Аскью! Вы не смеете отказываться от священного призвания женщины, которое дарует вам Бог! Так идите же, следуйте за нами, за вашей королевой, которая имеет право приказывать своей подданной! Следуйте за своим другом, который клянется защищать и беречь вас, словно родной отец!

— Господи Боже, защити меня! — воскликнула Мария Аскью, падая на колена и простирая вперед свои руки. — Отец Небесный, они хотят отнять у Тебя Твое дитя и отвратить от Тебя мое сердце! Они вводят меня во искушение и обольщают своими речами! Защити меня, Отец Небесный, сделай мои уши глухими, чтобы я не слышала их слов! Дай мне знамение, что я — вся Твоя, что никто не имеет более надо мной власти, кроме Тебя! Дай мне знамение, Отец, что Ты призываешь меня к Себе!

И, словно Господь действительно услыхал ее мольбу, вдруг раздался сильный стук в дверь и чей-то голос крикнул со стороны наружного выхода из темницы:

— Мария Аскью! Проснись и приготовься! Великий канцлер и архиепископ винчестерский идут за тобой!

— Ах, пытка! — простонала Екатерина, в ужасе прикрывая лицо руками.

— Да, пытка! — с блаженной улыбкой ответила Мария. — Бог призывает меня!

Джон Гейвуд подошел к королеве и судорожно схватил ее за руку.

— Видите, — сказал он, — все напрасно! Так поспешите же сами, чтобы не попасться и вам! Торопитесь уйти из тюрьмы, пока не откроется дверь!

— Нет! — решительно и твердо возразила Екатерина. — Нет, я останусь! Мария не должна превзойти меня в мужестве и в величии души. Она не хочет отречься от своего Бога — ну что же, и я явлю знамение от лица своего Бога! Я не потуплю со стыдом долу свои глаза при виде несчастной девушки; подобно ей я открыто и смело буду исповедовать свою религию, подобно ей я скажу: Один только Бог является главой своей церкви. Один только Бог!…

Снаружи послышался шум шагов и заскрипел ключ, поворачивавшийся в замке.

— Ваше величество! Заклинаю вас! — умолял Джон Гейвуд.

— Заклинаю вас всем, что вам свято, заклинаю вас вашей любовью!… Пойдемте, пойдемте!

— Нет, нет! — горячо воскликнула она.

Но теперь и Мария схватила ее за руку и, простирая другую руку к небу, сказала громким, повелительным голосом:

— Во имя Бога я приказываю вам оставить меня!

В то время как Екатерина невольно отшатнулась от нее, Джон Гейвуд с силой толкнул королеву в потайную дверь и закрыл ее.

Как раз в тот момент, когда потайная дверь бесшумно захлопнулась, на противоположном конце камеры открылась другая дверь.

— С кем это вы говорили? — спросил Гардинер, пытливо оглядывая камеру.

— С лукавым, который хотел отвратить меня от Господа, — ответила Мария, — с лукавым, который при приближении ваших шагов хотел оглушить страхом мое сердце и уговорить меня отречься!

— Так вы, значит, твердо решили не отрекаться? — спросил Гардинер, и дикая радость сверкнула на его суровом, бледном лице.

— Нет, я не отрекусь! — ответила Мария с радостной улыбкой.

— Тогда именем Бога и короля я отправлю вас в застенок! — воскликнул великий канцлер, выступая вперед и тяжело опуская руку на плечо Марии. — Вы не захотели слушать предостерегающего и призывающего гласа любви, так мы попытаемся теперь отрешить вас от заблуждения голосом гнева!

Он кивнул палачам, которые стояли сзади него на пороге раскрытой двери, и приказал им схватить несчастную девушку и отвести в застенок.

Мария смеясь воспротивилась этому.

— Нет, нет! — сказала она. — Сам Спаситель пешком шел к месту своей казни с крестом на плечах. Я пойду Его путем. Покажите мне дорогу, я пойду за вами следом. Но пусть никто не осмеливается коснуться меня. Я докажу вам, что иду дорогою скорби не по принуждению, но радостно, так как должна перенести все муки ради моего Господа!

И Мария Аскью принялась тонким голоском напевать духовный гимн, и звуки ее песни не замерли и тогда, когда она переступила порог застенка.

XI

ПРИНЦЕССА ЕЛИЗАВЕТА

Король спал!… Так что же, пусть спит он! Он стар и немощен, и Господь достаточно наказал беспокойного тирана пламенностью никогда не успокаивающегося, никогда ничем не довольного духа, связав его кроме того еще и телом, сделав этот дух рабом тела. И как бы высоко ни залетали мысли честолюбивого короля, а Генрих все-таки оставался тяжелым на подъем, беспомощным, бессильным человеком. Как бы ни терзала его совесть беспокойством и страхом, он должен был иметь отдых, так как жестокая работа подозрительной души сковывалась на время усталостью.

Король спал! Но не спали ни королева, ни Джейн Дуглас, ни принцесса Елизавета.

С сильно бьющимся сердцем принцесса ходила взад и вперед по комнате, с каким-то странным смущением ожидая часа, назначенного для свидания. Теперь этот час настал. Пламенный румянец покрыл лицо юной принцессы, и ее руки задрожали, когда она взяла свечку и открыла потайную дверь в коридор. Одну минуту она простояла в нерешительности на пороге, затем устыдилась своей робости и пошла по коридору, чтобы подняться по маленькой лестнице, ведущей в башенную комнату. Она была у цели, и Томас Сеймур уже ждал ее.

Увидев его, принцесса Елизавета почувствовала непреодолимую робость и в первый раз отдала себе отчет в необдуманности своего шага.

Когда Сеймур, молодой пламенный человек, подошел к ней со страстным приветствием, она застенчиво отступила назад и загородилась от него руками.

— Как? Вы не хотите даже оказать мне милость — дать поцеловать вашу руку? — спросил он, и Елизавете показалось, будто по его лицу скользнула тонкая, насмешливая улыбка. — Вы делаете меня счастливейшим из смертных, приглашая на это свидание, а теперь стоите предо мной строгой и холодной, так что я даже не смею заключить вас в свои объятия, Елизавета!

Елизавета! Он назвал ее так просто и коротко! И даже не спросил разрешения на это!

Это оскорбило принцессу и, несмотря на все смущение, пробудило в ней гордость прирожденного потомка царственного рода, заставив глубоко почувствовать, насколько она забыла о своем достоинстве сама, если другие позволяют себе забывать о нем. Поэтому она хотела снова овладеть положением. Она отдала бы год своей жизни, только чтобы вернуть этот шаг и сделать так, чтобы она не звала графа на свидание. Она захотела снова занять в его глазах прежнее недосягаемое положение и снова стать в его глазах принцессой. Гордость была в ней сильнее даже любви. Она думала, что любовник должен склониться пред нею до земли, словно осчастливленный подачкой лакей.