Таинственные расследования Салли Локхарт. Тигр в колодце. Оловянная принцесса - Филип Пулман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди обшарпанных многоквартирных домов, грязных подворотен и зловонных аллей Ист-Энда попадались действительно красивые и элегантные строения: к их числу принадлежал квартал или целая улица высоких старых кирпичных домов, построенных для ткачей-гугенотов, которые прибыли в Лондон, спасаясь от преследований во Франции. В те времена строители не могли построить уродливый дом, даже если бы очень постарались.
Одним из таких уголков в Спайталфилдс (рукой подать от миссии) была площадь Фурнье. Девятнадцатый век ее почти не коснулся. Убрать двухколесную повозку, этого мальчика на побегушках из мясной лавки, плакат, рекламирующий мясо «Брэндс Эссенс», тоже с глаз долой, и можно было бы заполонить улицу людьми в париках, со шпагами и треуголками. И если бы великий доктор Джонсон[9] вернулся сюда пообедать, как он уже обедал однажды на площади Фурнье в доме номер двенадцать, он бы и не заметил перемены. В доме номер двенадцать царило оживление. Почти все окна горели, слышался звон тарелок, и запах пара поднимался вверх из кухни, находившейся в полуподвальном помещении; в комнатах сновали слуги, они носили лампы, задергивали занавески и поправляли сдвинутые с места стулья и кресла.
На улице из большого экипажа только что выгрузили пассажира. Конюхи спрятали какой-то большой металлический агрегат под дно повозки и подали знак кучеру, что тот может отъезжать. Один из них захлопнул дверь кареты – она была намного больше двери обычного экипажа, да и сама карета была гораздо крупнее и тяжелее. Это была та самая повозка, которую Якоб Либерман видел в Риге, а Билл и Голдберг – в Амстердаме, теперь она привезла Цадика в его лондонский дом.
В холле слуга аккуратно убирал плед с ног господина. Другой лакей с испуганным видом снял с него цилиндр, а затем плащ. Его напугала небольшая зловещая тень – дибук, от которого бросало в дрожь всех тех немногих, кто его видел. Он сидел на правой ручке инвалидного кресла и ковырялся своими маленькими острыми пальцами в волосах и ушах, при этом что-то злобно бормоча. Дибук был серой обезьяной.
Все молчали. Отточенные движения лакеев производились в полной тишине. Когда плед господина вместе со шляпой и плащом унесли, слуга открыл двойные двери в ванную комнату, где были приготовлены горячая вода и приятно пахнущее мыло. Слуга вкатил в комнату кресло, вымыл лицо и руки господина, осторожно вытер теплыми полотенцами и нажал на звонок. Обезьяна следила за происходящим с вешалки для полотенец, ни на секунду не сводя своих свирепых глаз с рук лакея.
Дверь отворилась, и слуга вкатил кресло обратно в холл, а оттуда в теплую, сверкающую столовую. Оказавшись рядом со столом, обезьяна спрыгнула с плеча своего хозяина на скатерть и начала бегать вокруг серебряных подсвечников и хрустальных солонок, уронив хвостом один канделябр и схватив яблоко из большой вазы, а потом снова взобралась на плечо господина и начала потихоньку грызть добытое лакомство.
Господин засмеялся. Дворецкий наливал вино, а другой слуга накладывал в тарелку черепаший суп из серебряной супницы.
– Лифт, – произнес хозяин. У него был глубокий голос со странным акцентом.
– Да, мистер Ли, – тут же ответил дворецкий. – Он установлен и отлично работает. Мы вчера проверяли, сэр.
– Хорошо. Можешь идти. Мишлет мне прислужит.
Дворецкий поклонился. Слуга, полный человек с маленькими сморщенными красными губами, поставил перед господином суп и разломал буханку хлеба на маленькие кусочки. Обезьяна отложила яблоко.
Мистер Ли тихонько цокнул языком, и обезьянка взяла ломтик хлеба, неловко обмакнула его в суп и положила хозяину в рот.
Как только он проглотил его, та же маленькая ручка с черными ногтями положила ему в рот еще один смоченный супом мякиш.
– Мишлет, что-то ты не поспеваешь, – тихо сказал мистер Ли слуге.
Слуга побледнел, тут же взял кипельно-белую салфетку и вытер ею подбородок хозяина, а потом повязал салфетку ему на шею. Тем временем обезьяна бросила в суп еще один кусочек хлеба и запихнула его в рот мистеру Ли, проворно, резко, бесцеремонно.
После полудюжины кусочков мистер Ли сказал:
– Поешь, Миранда.
Обезьянка быстро засунула хлеб уже себе в рот и, сидя на краю стола рядом с тарелкой хозяина, так что ее хвост свешивался вниз, начала неистово жевать его.
Слуга убрал тарелку и поставил перед мистером Ли блюдо с нарезанным белокорым палтусом в сливочном соусе. Обезьяна повторила ту же процедуру: она яростно засовывала кусочки рыбы в рот хозяину; слуга стоял рядом, готовый тотчас вытереть подбородок господина, если на него падало несколько капель соуса. Но такое случалось нечасто, так как Миранда была на редкость проворной. Вино к устам хозяина подносил уже слуга.
После рыбы подали седло ягненка, мелко нарезанное специально для лап обезьянки, с так же измельченными овощами, потом несколько долек арбуза, а затем шотландского вальдшнепа с анчоусами и вареным яйцом на тосте.
После еды мистер Ли выпил стакан портвейна и съел несколько орехов, расколотых слугой и принесенных обезьяной, лишь после этого он произнес:
– Ну, достаточно. Отвези меня в гостиную.
Миранда услышала его слова и шустро спрыгнула со стола, вцепившись в лацканы его пиджака; затем она вспомнила про яблоко, быстро вернулась назад, схватила его и снова вскочила на кресло, яростно вгрызаясь в сочный плод, а слуга тем временем покатил кресло в гостиную. Когда его поставили в уютной близости от огня и налили кофе и бренди, когда обезьянка уснула, свернувшись калачиком на его жилете, мистер Ли снова заговорил.
– Можешь привести секретаря, – сказал он мягким, рокочущим голосом, отчего Миранда во сне защелкала языком.
Слуга поклонился и вышел, а минуту спустя вернулся с высоким мужчиной, светлые волосы которого были коротко подстрижены и зачесаны назад на прусский манер. Он поставил рядом с собой портфель, щелкнул каблуками и слегка поклонился.
– Добро пожаловать домой, мистер Ли. Надеюсь, вы хорошо съездили.
– Добрый вечер, Уинтерхалтер. Да, спасибо, мне понравилось. Пожалуйста, садитесь.
Секретарю были предложены кофе с бренди, и слуга удалился.
Новый голос разбудил обезьяну, которая теперь устроилась на плече мистера Ли, бросая ненавидящие взгляды на гостя. Тот не обращал на нее внимания, он сидел прямо и иногда по просьбе мистера Ли подносил чашку с кофе или бокал с бренди к губам своего работодателя. Миранда не спускала глаз с рук блондина.
– Итак, Уинтерхалтер, сколько Пэрриш собрал для меня? – спросил мистер Ли.
– Со времени вашего последнего визита, мистер Ли, я положил в банк семь тысяч восемьсот сорок шесть фунтов, семь шиллингов и три пенса.
Это вдобавок к выручке от продажи белья в Аргентину, которая составила еще три тысячи четыреста фунтов. Итого одиннадцать тысяч двести сорок шесть фунтов,