Таинственные расследования Салли Локхарт. Тигр в колодце. Оловянная принцесса - Филип Пулман

– Где мы?

– Уайтчепел-роуд, – ответил тот. – Недалеко от Лондонской больницы. Дальше не поедем, это конечная.

Салли вышла из омнибуса и стала осматривать свои пожитки. Был ранний вечер, улица была полна народа, вокруг грохотали проезжавшие экипажи, в воздухе стоял запах жареной рыбы. Сияли газовые фонари. Харриет протерла глаза. Салли на секунду поставила ее на землю, но та вцепилась в ее ногу и заплакала. Салли заглянула в сумочку. Оставалось три шиллинга и семь пенсов, все.

«Не надо загадывать, – думала она. – Не надо загадывать на будущее». Недалеко отсюда лавка ростовщика; что она может заложить?

На ней было очень мало украшений: медальон на цепочке – подарок Фредерика, с ним она расставаться не собиралась. Салли не носила ни сережек, ни брошей, ни браслетов. Единственная вещь, с которой она могла расстаться, – золотые часы ее отца.

«Хорошо, надо их заложить», – подумала она. Ростовщик будет хранить вещь год и один день, до этого он не имеет права продать часы, а через год уже все разрешится, и она сможет выкупить их обратно.

Еще у нее был пистолет…

Нет. Он понадобился ей сегодня и может понадобиться снова. Часы были ей не нужны, особенно в Лондоне, где с каждого дома на вас смотрел новый циферблат, причем каждый показывал свое время.

– Пойдем, надо зайти к ростовщику, – сказала она Харриет, беря дочь за руку.

Салли поискала глазами вывеску ломбарда, и… конечно, вон он, всего в сотне метров.

Поскольку был вечер четверга и у всех кончались недельные деньги, в лавке было людно. Многие бедные семьи закладывали вещь-другую, чтобы перекантоваться на период безденежья. В пахнущей плесенью лавке Салли обнаружила очередь из женщин, в то время как ростовщик с женой считали пенни и шиллинги и складывали на полки жалкие вещицы, принесенные ими: соусницы, детскую обувь или гравюру принца-консорта в рамке.

Салли почувствовала, что она здесь чужая в своем теплом пальто и шляпе. Харриет большими глазами озиралась вокруг, испугавшись беспорядка, грязи, запаха несвежей одежды, немытых тел и полумрака, царившего в лавке. Женщины смотрели на них с любопытством и держались в стороне, тихо переговариваясь между собой.

Подошла очередь Салли. Ростовщик, седой старик с наметанным глазом, буркнул:

– Давайте поскорее, пожалуйста, видите, люди ждут.

– Я хочу заложить часы, – сказала Салли. Она никогда не делала этого прежде и не знала, чего ожидать и как себя вести. – Золотые часы, – добавила она.

– Давайте посмотрим, – снова буркнул старик.

– Да, конечно, простите. – Она нащупала часы в сумочке, и они чуть не выскользнули из одетых в перчатки рук на прилавок.

Среди всех присутствующих перчатки были только у нее и у Харриет. Салли передала ростовщику отцовские часы, которые все еще преданно тикали, и смотрела, как старик равнодушно поднес их к уху, открыл, постучал по ним ногтем, затем попытался разглядеть получше, приблизив к глазам.

– Пять шиллингов, – заключил он.

– Пять шиллингов?.. – Салли чуть не задохнулась от гнева.

Часы стоили пять фунтов, в двадцать раз больше. Но старик уже нетерпеливо поглядывал ей за плечо, там кто-то проталкивался к прилавку, и она вдруг подумала, что пять шиллингов – это огромные деньги для женщин, собравшихся в лавке. Старьевщик был здесь бог и царь, а Салли больше некуда было пойти. Поэтому ей пришлось сказать:

– Ну хорошо.

Ростовщик выписал чек, разорвал его пополам, одну половинку прикрепил к часам, другую отдал ей. Салли засунула бумажку в перчатку и увидела, как старик, не слишком церемонясь, бросил часы в шкаф. Потом дал ей полкроны, два шиллинга и шесть пенсов, Салли взяла Харриет за руку и направилась к двери.

– Не унывай, милая, – сказала ей полная женщина с зонтиком.

Салли улыбнулась – женщина выглядела очень жизнерадостной, – и это немного подняло ей настроение. Но пять шиллингов! Она надеялась на что-нибудь вроде трех фунтов…

На оживленной улице Салли вдруг поняла, что проголодалась. Ночевать негде, зато полно еды: студень из угрей на том лотке по пенни за порцию, устрицы вон там, жареная рыба в магазине напротив.

– Есть хочешь, моя родная? – спросила она Харриет.

– Я хочу домой.

– Погоди немного. Давай поужинаем.

И они пошли, держась за руки, причем Харриет не пришлось уговаривать. Она была сонная, к тому же Салли очень не нравился ее нездоровый румянец, а Харриет, наоборот, сейчас все нравилось: огни, эта суета и крики; главное, что мама была рядом.

Салли почувствовала, как дочка дергает ее за руку, и обернулась посмотреть на мясника с мертвенно-бледным лицом; он рубил на две половины какое-то неизвестное животное. Кромсал и резал, как какой-нибудь пират на картинке, а его подельник выкрикивал:

– Дешево, дешево! Эй, дамочка, за сколько вам отдать?! Посмотрите на эти жирные ляжки! Нет, не ваши, милочка, я имею в виду эту старую корову. Да нет, не вас же! Покупай! За сколько возьмете?!

Недалеко от них зеленщик клал в чью-то корзину большие, с шишечками, картофелины, а еще чуть дальше была лавка подержанной мужской одежды. Там стояли вешалки с потрепанными пальто и бадья, доверху наполненная обувью. Салли и Харриет осматривались, как туристы. Неужели так жили люди в Уайтчепеле? Они закладывали сломанные зонтики, ели студень из угрей, носили чьи-то поношенные башмаки. Они спали…

Нет! О ночлеге пока не думать. Всему свое время. Сначала еда.

Рядом с магазином подержанной одежды была уютная на первый взгляд забегаловка. Сквозь запотевшие стекла Салли увидела, как сидящие внутри люди с удовольствием уплетают свою еду.

Она толкнула дверь и вместе с Харриет вошла в тесное помещение, заполненное паром, с небольшими, похожими на ящики столами вдоль стен.

Слева стоял свободный стол, на нем еще оставались чьи-то грязные тарелки, но больше мест не было. Салли усадила Харриет на деревянную скамейку и отодвинула от себя немытую посуду.

Люди глазели на них; неужели она так от них отличается? Седой мужчина за столом напротив, методично отправлявший в рот ложку за ложкой с картофельным пюре, открыто не скрывал своего любопытства. Салли стало интересно, сколько времени должно пройти, чтобы на них перестали обращать внимание. Может, им вообще не следовало приезжать в Ист-Энд?

А затем появился официант в фартуке, который некогда был белого цвета. Собрав со стола грязные тарелки, столовые приборы, пустые бутылки из-под пива и вытерев стол несвежей тряпкой, официант обратился к ним:

– Да?

– У вас есть меню? – спросила Салли.

– Чего?

– Что у вас есть покушать?

– Как всегда. Сосиски, картофельное пюре, тушеные угри, жареная селедка, двухпенсовый пирог.

– Пирог, пожалуйста, и…

– Пюре?

– Да, пюре.

– А малышке? Как тебя зовут? – склонился он к Харриет, которая внимательно за ним наблюдала.

Она тут же спрятала лицо в рукав Салли.

– Ее зовут Харриет, – сказала Салли. – Мы съедим пирог с пюре на двоих, если вы будете так добры и принесете ей ложку и вилку. Да еще чашку