Последний козырь - Николай Владимирович Томан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, Василий Андреевич, я непременно должен сейчас же рассказать вам все. Это имеет прямое отношение к нашей операции, — теперь уже настойчиво повторяет Алехин.
— Хорошо, рассказывай. А тебя, Михаил Ильич, я попрошу узнать у дежурного, нет ли новых сведений о Красовском, — кивает Волков Миронову.
Когда майор уходит, Евгений рассказывает подполковнику все без утайки. Василий Андреевич слушает его очень внимательно, не перебивая ни разу. Затем расспрашивает подробнее о Вере, обо всем, что говорила она ему, как вела себя, в каком состоянии была после свидания с Аркадием. Потом просит у Евгения закурить, забыв, что Алехин не курит. Когда же лейтенант собирается сбегать и достать папирос, приказывает ему сидеть спокойно, а сам принимается торопливо шагать по кабинету…
Наконец он решается на что-то и заявляет тоном приказа:
— Ну, вот что, Евгений: вызывай немедленно дежурную машину и поезжай в Березовскую.
— Слушаюсь, — отвечает Алехин и у него сразу же начинает ныть сердце.
— Поезжай и поговори с Верой, — продолжает Волков. — Узнай у нее, куда она ездила на прошлой неделе. Если она скажет тебе это — может быть, и поможет нам напасть на след Красовского. А о том, что он не арестован еще, не говори ей пока.
— Слушаюсь, — снова повторяет Алехин уже более бодрым тоном. Он осмеливается даже спросить Волкова:
— А вы как к ней относитесь, Василий Андреевич?
— Думаю, что ты не очень ошибаешься в ней.
Слова эти окончательно ободряют Евгения, и ему теперь уже не так страшно ехать к Вере.
У дверей кабинета Василия Андреевича Алехин сталкивается с Мироновым.
— Ну? — коротко спрашивает майора Волков.
— Ничего нового, — мрачно отвечает Миронов.
— Так, — невесело усмехается Василий Андреевич. — Что же мы теперь делать будем? Ты ведь так надеялся на свою технику, на все эти микрофотоаппараты, рентген, гамма-лучи, изотопы. Что они дадут нам теперь? Чем помогут?
— Они помогают нам производить обыск, — стараясь казаться невозмутимым, отвечает Миронов. — Рентгеном и гамма-лучами мы уже просвечиваем стены и мебель на московской квартире Красовских. И если там запрятано что-нибудь, мы найдем это непременно.
— Но ты ведь знаешь, что главные ценности он не станет держать ни дома, ни на даче. Он, конечно, уже отправил их в более надежное место. Как же быть в этом случае? Можно ли все еще надеяться на изотопы?
— Ну, а сам-то ты на что надеешься? — спрашивает Миронов, хмурясь. Он в явном замешательстве, так как не знает пока, что делать, но не сомневается, что и Волков не в лучшем положении.
— А я главным образом на людей надеюсь, — спокойно отвечает Василий Андреевич. — На наших оперативных работников и особенно на Алехина. Послал вот его к Вере Красовской. Думаю, что она скажет ему, куда отвезла чемодан с драгоценностями отца.
— Опять, значит, какой-то психологический эксперимент? — морщится Миронов.
— Нечто в этом роде, — усмехается Волков.
…А Евгений в это время почти на предельной скорости ведет машину в Березовскую. Последние слова Василия Андреевича хотя и ободрили его, но теперь, когда до Березовской осталось всего несколько километров, прежние сомнения и даже какая-то робость снова начали овладевать им…
Только возле самой Березовской сбавляет Алехин скорость. Подъехав к маленькой дачке, которую Красовский снимает на лето для Веры и матери, Евгений тушит фары и глушит мотор. Медленно проходит он через маленький садик. В уже знакомую дверь стучит негромко, почти робко.
Не спросив, кто стучит, Вера открывает дверь. Лицо ее бледно, веки распухли от слез.
— Простите, пожалуйста, что приходится снова вас беспокоить, — смущенно произносит Евгений.
— Вам нечего со мной церемониться, — холодно отзывается Вера, пропуская его вперед.
В комнате, в которую входит Евгений, все выглядит так же, как и во время первого его посещения. На столе горит лампа, но Вера зажигает еще и верхний свет.
— Можете приступать к обыску, товарищ лейтенант, — равнодушно говорит она, распахивая дверь в соседнюю комнату.
Евгений сразу же краснеет. Враждебное отношение к нему Веры обижает его, и он решает держаться с нею официально.
— Ни вас, ни вашу мать мы ни в чем не подозреваем, — говорит он почти спокойно, — и никаких обысков и допросов делать не собираемся. Я приехал к вам всего лишь с одним вопросом: можете ли вы сказать мне, куда вы ездили на прошлой неделе?
Вера слегка вздрагивает и не сразу отвечает Евгению. Она некоторое время нервно теребит маленький, сильно надушенный платочек и, заметно волнуясь, медленно произносит:
— Да, об этом, пожалуй, нужно рассказать… Я действительно ездила на прошлой неделе по поручению отца в Краснохолмск к его сестре, моей тетке Марине Львовне Ураловой. Я тогда уже догадывалась, что у него какие-то неприятности, но то, что он рассказал, очень удивило меня. "Знаешь, Вера, — сказал он мне, — у нас на фабрике обнаруживаются нехорошие дела. Кое-кто, злоупотребляя моим доверием, занимался различными комбинациями. Все это может вскрыться, и тогда придется отвечать и мне, как директору, который недоглядел… И я действительно виноват, что обнаружил это не сразу. Нагрянут, конечно, контрольные органы, начнутся аресты, конфискация имущества и прочие неприятности"… — "Но если ты не виноват…" — удивилась я. — "Это нелегко будет доказать, — с необычным для него раздражением перебил меня отец. — Ведь я директор и не могу не нести ответственности за все происходящее на моей фабрике. К тому же эти дельцы постараются, конечно, меня оклеветать и представить следственным органам своим соучастником. Ну, в общем, ты сама должна понимать, чем это для меня пахнет во всех случаях"…
Вера вдруг умолкает и спрашивает:
— Может быть, слишком длинно?
— Нет, нет, пожалуйста. Чем подробнее, тем это важнее для нас.
— И я тогда поверила папе. Вы же знаете, я слишком доверчивая, — чуть заметно улыбаясь, намекает она на давний упрек Евгения. — А он уговорил меня поехать к тетке, отвезти ей чемодан, в котором будто бы лежали какие-то ее вещи. — "Знаешь, — сказал он, — лучше вернуть ей это. Потом ведь нелегко будет доказать, мое это или ее". Я, правда, не очень ему поверила и почти не сомневалась, что в чемодане были и его ценности, но мне стало жаль отца. Я ведь думала, что его действительно опутали какие-то дельцы…
— А Аркадий зачем к вам приходил? — спрашивает Евгений. — Только ли сообщить правду об отце?
— Не только… Его интересовали "капиталы". Он мне сказал, что у папы должны быть миллионы. Неужели правда?..
— Правда, Вера, — глухо подтверждает Евгений.
— Понятно тогда, почему Аркадий умолял меня сообщить ему, куда отвезла я отцовский чемодан. На коленях он передо мной стоял… Как все это гнусно!..
Вера всхлипывает и