Отмели Ночи - Эрик Ластбадер

Девушка содрогнулась, ее хватка ослабла, а жрецы убрали руки. Подобно липкой пене, стекавшей с клыков золотого дракона, она соскользнула в прохладные зеленые воды, окрашенные кровью.

Послышался общий вздох. Жрецы вновь затянули: «Кей-Иро Де. Кей-Иро Де».

Девушка билась в воде. Плавать она, по-видимому, не умела. Голова ее исчезла, потом опять показалась на поверхности; рот был открыт в безмолвном крике. Последний взмах руками — и она со всплеском ушла под воду.

В это мгновение вода пришла в движение, словно ее закружило сильное течение, неестественное и яростное, а в воздухе над водой появилось мерцание.

Напряжение в толпе нарастало, как скопление разрядов грозы. Казалось, что в людях желание податься вперед борется с инстинктивным страхом, заставляющим держаться подальше от водоема. Пение жрецов походило теперь на завывание бури. Стены грота отражали гремящие звуки.

«Кей-Иро Де. Кей-Иро Де».

Ронин смотрел и глазам не верил: посреди водоема образовался водоворот, а зеленый воды внезапно потемнели. Изумрудная дымка поднималась по краю, а в центре клокотала соленая пена.

«Кей-Иро Де. Кей-Иро Де».

Эта пена указывала на присутствие некоего существа, таящегося в морских глубинах. Ронин увидел искаженный водой нечеткий силуэт. Черный и жуткий, он заполнил собой весь водоем.

«Кей-Иро Де. Кей-Иро Де».

Зыбкая преграда водной поверхности раздалась, и в душной атмосфере пещеры, пропитанной ароматами благовоний и запахом свежей крови, нагретой теплом от тел пришедших в исступление людей, показалось оно. Она. Ламия. Пена слетала со спутанных водорослей ее волос, огромные черные миндалевидные глаза источали злобу.

«Кей-Иро Де. Кей-Иро Де».

Не может быть, подумал Ронин. Черные глаза на человеческой голове оглядели толпу. Туловище выгнулось вверх, и среди зеленой пены и водной пыли можно было разглядеть толстые, гибкие чешуйчатые кольца, покрытые водорослями и желтыми ракушками. А среди этих колец промелькнуло белое искореженное тело, стройные ноги.

С грохотом обрушившегося дома существо стремительно ушло под воду, и только темная тень мелькнула в волнах, бьющихся о края водоема. А потом все закончилось. Осталась лишь легкая рябь на воде, снова ставшей прозрачной и зеленой.

На мгновение стихли все звуки, и, если бы не плеск затихающих волн, Ронин, наверное, мог бы подумать, что время остановилось.

Дрожащая Кири схватила его за руку.

— Смотри, — хрипло прошептала она. — Смотри.

И он перевел взгляд на противоположную сторону водоема, на недвижного дракона. Вместо собачьей головы, с которой стекала кровь, там появилась золотая голова прекраснейшей женщины с миндалевидными глазами из нефрита цвета морской волны.

Когда он проснулся, солнце уже миновало зенит. Он поднялся не сразу. Он еще долго лежал, наблюдая за яркими солнечными бликами, перебегавшими по полу, и прислушиваясь к звучавшему неподалеку пению, хриплым крикам, топоту бегущих ног, поскрипыванию снаряжаемых кораблей, грохоту металла и всплеску сбрасываемых якорей.

На мгновение он воспарил над стирающейся из памяти бездной подсознательного, откуда поднимался...

Ронин тут же сел. Деревянные двери с жалюзи, через которые в комнату проникает соленый ветер. Он сообразил, что находится в конторе Ллоуэна, хотя и не мог вспомнить, почему Кири привела его сюда, а не в Тенчо. В комнате не было никого. Он встал и, обнаженный до пояса, вышел на воздух.

На террасе тоже было пусто, но обрывки воспоминаний прошедшей ночи, проносящиеся в голове, ощущались почти физически, словно они трепыхались на ветру.

Он посмотрел на безмятежное море, испещренное лодками и кораблями. День был ясный, погожий. Высоко в небе зависли тонкие перистые облака. Ронин прищурился на солнце. Внизу, на причалах Шаангсея, кипела работа: шла погрузка и разгрузка судов, закупщики покрикивали на подрядчиков, а те, в свою очередь, орали на распевающих кубару, снующих по причалу с тюками и бочками, наполненными богатствами города, продовольствием и тканями.

Он перевел взгляд от белых, наполненных ветром парусов в желтых водах неподалеку от берега на сияющую даль горизонта, и тут на него, словно пряная от соли и фосфора волна, нахлынули воспоминания о событиях прошлой ночи.

Кей-Иро Де. Кей-Иро Де.

Ронин тряхнул головой. Возможно, это было всего лишь видение после принятого им снадобья. Как назвала его Кири? Слезы Ламии. Всего лишь игра воспаленного воображения, наплывающего и отступающего, как прилив. Солнечные лучи приплясывали на водной ряби, рассыпаясь золотыми искрами. Ускользающие смутные воспоминания о чем-то, что происходило, казалось, совсем в другой жизни, мелькали на окраинах его сознания. Но что именно? Силуэт под водой. Темный, огромный и зыбкий...

Из комнаты донесся звук. Ронин вернулся в прохладную комнату и увидел Мацу, невозмутимую и гибкую Мацу в бледно-зеленом шелковом халате с коричневатой каймой, расшитом листьями того же оттенка. В руках она держала синий поднос, на котором стояли глиняный кувшин, покрытый серой и красной глазурью, и несколько чашечек такой же расцветки.

— Я пришла, чтобы отвести тебя в Совет, — сказала она, опустившись на колени и поставив поднос рядом с собой. — Присядь, пожалуйста. Я принесла завтрак.

Она смотрела на него темными немигающими глазами, и на мгновение что-то сжалось у него в животе. Он провел ладонью по лицу, подошел к ней и опустился на колени по другую сторону от низкой преграды в виде подноса. Он омыл лицо и руки водой из большой миски, которую Мацу подала ему. Она промокнула его лицо чистой белой тканью. Он откинулся назад.

— Мацу, а где...

— Сегодня у нее много дел, а уже скоро вечер.

— А та женщина, которую я оставил в Тенчо? Что с ней?

Она не ответила, полностью сосредоточившись на чайной церемонии: она поворачивала чашки, помешивала и разливала чай отточенными движениями, придававшими действу особый смысл. Ронин тихо сидел, наблюдая за ее искусными руками.

Как только чашка была наполнена, Мацу приподняла ее, предлагая Ронину, а когда он принял чай, она сказала:

— Она пришла в себя. Ее зовут Моэру, она написала мне свое имя.

Ронин отхлебнул из чашки: то, как Мацу подала чай, делало этот напиток еще вкуснее.

— Жар не прошел?

— Думаю, да. Пот уже не льется с нее ручьями, и она начала есть.

— Это хорошо.

Мацу опустила темные ресницы. Теперь Ронин не видел ее глаз.

— Она хотела снять повязку.

— Какую повязку?

— На бедре. Она уже грязная.

Ронин поставил чашку на поднос.

— Нет-нет. Аптекарь велел не снимать. Под тканью мазь.