Лелька и ключ-камень (СИ) - Русова Юлия

«Ветви-прутья собираю, сил пяток объединяю.

Для удачи и здоровья, для богатства и любви,

Силой мудрости закрою, капну кровью родовою,

Ты, метла, меня храни».

Капли крови и порезанной ладони падали на прутья, на красный шнурок, который завязывали тонкие пальцы, и что-то рядом оживало, ворочалось, словно после долгого сна. Нечто словно открывало глаза, стараясь разглядеть того, кто его потревожил, узнавая потомка своей крови и рода. В ветвях старой березы прошуршал свежий ветерок, воздух потеплел. Запахло молодой травой, землей, ожидающей лета, неожиданно запела какая-то птица. Род признавал свою дочь, обещая ей помощь и защиту, подпитывая искру дара в крови. Лельке на мгновение стало жарко, но налетевший сквознячок спутал распущенные волосы, дунул в пламя костра, затушил внутренний жар. Девочка снова как когда-то почувствовала, что ей рады, что ее ждали.

На окрестности старой березы опустилась ясная, еще холодная ночь. Сверху на лес и крохотную фигурку у костра смотрели звезды. Им до девочки дела не было — звезды видели многое, но ничто не смогло растопить их холодное созерцательное равнодушие. Искры плясали над огнем. Лелька понимала, что ее слушают, ждут, что она скажет, чего попросит. Слова в этот момент были излишни. Девочка постаралась передать то ощущение одиночества, с которым она жила, желание найти тех, кто никогда не бросит и не предаст, кто поможет и защитит. Внезапно пришло понимание — здесь ее любят и всегда ждут, постараются помочь. Пусть с уходом тех, кто веками встречал Живину ночь, сила рода слабеет, для Лельки будет сделано все что возможно.

Девочка послала в ответ теплую волну благодарности, пообещав самой себе не забывать родовое гнездо. Подумалось, что хорошо было бы поселиться в доме бабушки, пригласить домового и зажить самостоятельно. Как-то же девушки ее возраста справлялись раньше с хозяйством. Но Лелька понимала, что тетя Наташа на подобное никогда не согласится, да и школу хорошо было бы закончить. «Ладно», — решила она. — «Тогда хотя бы летом буду здесь почаще бывать».

Надвигалась полночь, так что Лелька убрала в сторонку коврик, на котором сидела, взяла свежесделанную метлу и начала обрядовый танец. Поначалу она чувствовала себя дико — странно было выплясывать одной ночью вокруг костра. В голову лезли мультики о злых волшебницах, которые так же прыгали вокруг огня, поджаривая части незадачливых путников. Однако шелест листвы под ветром складывался в тихую мелодию, горящий хворост пощелкивал, отсчитывая ритм, и вскоре рядом закружились тени.

Белесые поначалу, они наливались жизнью, в отсветах пламени мелькали домотканые юбки, новые и поношенные, кружились ленты, взлетали рукава. Те, кто присоединился к ней в обрядовом танце, были ее родом, ее корнями. Молодые и старые, смешливые и серьезные, они видели в ней, Лельке, свою надежду и продолжение, и она молча обещала им не подвести, не предать, быть достойной своего рода. Грянул последний аккорд и на старую березу рухнула тишина. Взметнулось в последний раз пламя костра, провожая уходящие тени, а Лелька упала рядом с огнем почти без сил. Надо было бы согреть воды, приготовить отвар трав, но грудная клетка ходила ходуном, сердце билось как сумасшедшее и перед глазами все еще кружился хоровод ведуний, пришедших приветствовать Живину ночь и новую дочь рода.

Только через час, отдышавшись и основательно замерзнув, девочка поставила котелок с водой в центр почти прогоревшего костра. Вода согрелась быстро. Лелька достала заранее приготовленный травяной сбор, перевернула пакетик над котлом. Запахло душицей, ромашкой, чабрецом и еще чем-то неуловимо летним. Приближался рассвет.

Попивая травяной отвар, Лелька смотрела, как первые лучи солнца выглядывают из-за горизонта, путаются в березовых ветвях, героически преодолевают колючки старых сосен и золотят небо Живина дня. Осторожно запела какая-то пичуга, предрассветный, холодный ветер свернулся клубком в траве, а из лежащего чуть в сторонке лесочка вышла женщина и направилась к Лельке. Девочка смотрела на приближающуюся гостью, не испытывая страха. Все вокруг незнакомки дышало теплом, да и сама она была какой-то уютной, родной. Ни сейчас, ни позже Лелька бы и под страхом смерти не смогла сказать, какими были волосы незнакомки, какого цвета глаза, да даже во что она была одета. Мозг воспринимал образ целиком, как икону, и не мог уловить детали.

— Здравствуй, веда. — приветствовала девочку неожиданная гостья. — Пригласишь к костру?

— Здравствуйте, — пришла в себя Лелька, — садитесь пожалуйста!

Она вскочила и предложила женщине место у огня.

— Да не прыгай, малышка, не суетись, — гостья повела рукой, и к ней бодро подскочил какой-то шустрый пенек, встал поустойчивей и замер. Женщина опустилась на него как на кресло. — Хочешь спросить кто я?

— Да… — зачарованно кивнула девочка и встряхнувшись добавила — я вижу, что вы необыкновенная, но мне мама ничего не успела рассказать.

— Я ведаю о твоей беде, малышка. Иногда даже боги не могут противостоять судьбе. Но я вижу, что ты не теряешь свои корни.

— Я совсем недавно узнала про то, как правильно встречать ночь накануне Живиного дня и только надеюсь, что все сделала правильно.

— Правильно-правильно, даже не сомневайся. Раз женщины твоего рода были с тобой в эту ночь, значит все хорошо. Я рада, что кто-то еще помнит о Живе. Моя госпожа давно спит в Нави, но мы выполняем заповеданное ею, бережем жизнь на этой земле.

— Вы берегиня? — вспомнила Лелька старинную сказку.

— Угадала, — усмехнулась пришелица. — Я эту березку еще семечком помню. — Она показала рукой на огромное дерево, у корней которого сегодня горел костер. Много столетий я приходила сюда, в обрядовый круг, к твоим прабабкам. Мы вместе провожали морозы и встречали весну, радуясь новой жизни. А потом все исчезло и до этой ночи никто не разжигал здесь огня, не бросал в пламя травы, не кружился в обрядовом танце. Ты, малышка, сделала очень много для нашего леса. Пусть у тебя мало знаний и твоя искра еще не раскрыта, но все равно теперь весна будет дружной, лесным жителям хватит корма, а их потомство будет здоровым и крепким. Будет много грибов и ягод, а зимние мороки не смогут тревожить заблудившихся селян.

— Я не знала об этом, иначе бы пришла прошлой весной.

— Все приходит в свое время. Расскажи мне о себе, малышка. Я вижу, какого рода ты дочь, но не знаю, как сейчас живут люди за границами моего леса.

Лелька, чуть подумав, начала свою историю. Она рассказывала берегине, как жила в городе, как погибли мама с папой, как неласково ее встретили селяне. Девочке казалось, что она беседует с кем-то бесконечно родным, кто поймет, поможет и пожалеет. Берегиня смотрела на эту расцветающую девушку, на слезы, текущие по ее лицу, которые та не замечала, слушала знакомую и каждый раз новую историю об оборванной любви и утраченном счастье. Она видела перед собой не только веду, но и маленького бойца, готового биться со всем миром ради выполнения завещанного родителями — прожить жизнь и за себя, и за них, быть достойной своего рода и своих пращуров.

— Славная будет веда, — подумалось ей. — Пожалуй, Ермолаю-лешему жирно будет такую умницу в своем лесу запереть. Но не стану ему мешать, малышка умна, сама разберется, заодно повзрослеет и силы свои попробует. Хотя чуть ей помочь можно.

Между тем Лелька закончила рассказ и замолчала. С нее будто схлынул морок и сейчас девочка удивлялась, как она могла быть так откровенна. Рассказать столько всего о себе, своих чувствах и надеждах кому-то постороннему, будь то человек или древняя непонятная сущность — на нее это было непохоже. Берегиня заметила, что девочке стало неуютно.

— Не волнуйся, малышка. Яне опутывала тебя загадочным колдовством, — усмехнулась она. — наша миссия — беречь все живое. Мы не можем причинить кому-то вред, это противно нашей природе. Вот и тянутся к нам звери, птицы, люди, особенно дети, а ты пока еще ребенок.

— Уже не совсем, — вздохнула Лелька.