Смерть и солнце - Линн Рэйда

Глава V

Мэлтина тошнило за сараем. Несмотря на то, что в город их впустили без оружия и разместили в самом центре лагеря, где они, по мнению Кривого, оказались в настоящей крысоловке - Рик во время их последнего совета обозвал это иначе, умным словом "карантин" - имперцы не поскупились выдать им тройной запас провизии. "Решили подсластить пилюлю" - усмехался Пчелоед. Впрочем, полностью очистив от своих противников предместья Тровена, люди Валларикса могли позволить себе щедрость. В лагере считали, что осада не затянется надолго. Их противники, сидевшие в осаде в Зимнем городе, по слухам, уже выдавали дневной рацион урезанными порциями.

Когда им доставили еду, Рик, ставший после битвы за Лосиный рог и смерти Астера необычайно замкнутым, как будто замороженным, впервые за последние недели просветлел лицом. Южанин даже начал походить на самого себя, каким он был в те дни, когда впервые попал к Братству и пытался выяснить у Мэлтина, кто они, собственно, такие.

Мэлтин был этому только рад. Увы, для некоторых членов Братства щедрость каларийцев оказалась пагубной. Сколько Пчелоед не предостерегал их от обжорства и не объяснял, что после долгой жизни впроголодь не стоит так набрасываться на еду, его почти никто не слушал.

…Утирая рот рукой, Мэлтин страдальчески скривился. Он был одним из тех, кому съеденное пошло не впрок. Но удержаться было невозможно. Наконец-то получить нормальный кусок мяса, масло, свежий хлеб, и это после многих месяцев сухого сыра, сухарей и солонины - тут уж не до Пчелоеда с его вечным старческим занудством.

Наклонившись над сугробом, Мэлтин умыл лицо снегом.

Ночь над городом была морозной и безоблачной. Полная луна напоминала светлую серебряную монету, утонувшую в холодной черной луже. Мэлтин, щурясь, посмотрел на небо и подумал, что пора идти назад, в тепло. Пусть себе Даррек негодует, что они сидят здесь, будто под конвоем, зато теперь можно спать под крышей, а не под таким вот темным, неуютным небом, клацая от холода зубами под плащом.

Дойдя до ограды, Мэлтин неожиданно увидел Рика. Тот стоял возле ворот без плаща и дублета, в одной расползавшейся от старости камизе, и раз за разом вонзал нож в бревенчатую стену дома. Вид у Рика был такой, словно он занят очень важным делом. Рубашка горбилась на выступающих лопатках, острых, словно птичьи крылья.

Мэлтин подошел поближе.

- Ты чего?.. Затупишь ведь, - укорил он южанина. - Это лат-Гиров нож? Хороший. Жалко было бы попортить.

Энониец с силой выдернул свой нож из темного, лоснящегося от старости бревна и со стуком загнал его в висящие на поясе ножны. На лице у него было написано - "на, подавись. Только отстань". Но Мэлтин не собирался уходить.

- Что это ты вылез на мороз в одной рубашке? - спросил он.

- Захотел проветриться, - пожал плечами Рик. Мэлтин подумал, что он больше ничего не скажет, но мгновение спустя южанина как будто прорвало. - Они там снова говорят про Астера. Начали, как всегда, с какого-то пустяка. Берес спросил - вот если б он был жив, пошел бы он сюда, как думаете?.. Кто-то говорит - пошел бы, а другие - нет. А потом Ильт заводит - а вы помните, как он однажды вытащил десяток осужденных браконьеров прямо из-под носа Альто Кейра? И никто никого уже не слушает, а каждый тоже начинает вспоминать что-то свое. Не могу это слушать! Понимаешь, они говорят про него так, как будто он ушел куда-нибудь к Трем соснам, а дня через два вернется.

Не зная, что ответить, Мэлтин ковырял носком сапога подмерзший снег. Южанин смотрел в сторону, как будто бы забыв о собеседнике.

- Как ты думаешь, мы правильно казнили "Горностаев"? - спросил он без всяких переходов.

- Э?.. А почему "неправильно"? - удивленно переспросил Мэлтин. Рик поморщился.

- Ну, грязно получилось. Может, нужно было подождать, пока Сайрему станет лучше, а потом судить их и повесить. А не тащить тогда на задний двор. Эта колода для разделки туш… У меня было ощущение, что мы не убиваем, а режем свиней. Или что-нибудь в этом роде. Но они ведь тоже люди.

Мэлтин ощерился.

- Кто, "Горностаи"?.. Ну уж нет. Они ничего лучшего и не заслуживали! Пусть еще спасибо скажут, что мы не стали с ними поступать, как они с Сайремом. - и, чувствуя, как от тяжелой, безысходной злости перехватило спазмом горло, почти прошипел - А Лита?! Ты о ней подумал?

- Да, само собой. Но я же не про "Горностаев". Я - про нас.

Мэлтин стиснул плечо Рика, собираясь раз и навсегда объяснить энонийцу, что он думает по поводу гвардейцев Бешеного принца, но так ничего и не сказал. Даже сквозь грубую рубашку можно было ощутить идущие от Рика волны жара.

"Э, да у него же лихорадка!.." - запоздало понял Мэлтин. Раздражение схлынуло так же быстро, как и появилось.

- Пойдем-ка обратно, Рик, - предложил Мэлтин почти ласково, тем приторно-фальшивым тоном, каким разговаривают с тяжелобольными или капризными детьми. - Здесь слишком холодно, чтобы стоять в одной рубашке.

- Мне не холодно, - возразил энониец безразличным тоном.

"Оно и понятно, - мысленно ответил Мэлтин - К тебе сейчас прикоснуться - все равно что к раскаленной печке. Надо сказать Пчелоеду".

- Все равно пошли, - сказал он вслух, подталкивая "дан-Энрикса" в плечо. - Тебе надо согреться. И прилечь.

В последнем Мэлтин оказался прав. Стоило Рику с улицы попасть в тепло, как его начал колотить озноб, да такой сильный, что со стороны его можно было принять за судороги. Те члены Братства, кто еще сидел внизу и не ложился спать, при виде этой сцены переполошились. Пока энониец, клацая зубами, пытался объяснить, что никакая помощь ему не нужна, и он просто хочет немного отдохнуть, с него в четыре пары рук содрали холодную, как лед, рубашку, надели другую и отрядили Шестипалого готовить для южанина горячее вино.

Вино южанин выпил. Но толку было чуть. Он лежал под двумя одеялами и все равно стучал зубами. Поднятый с постели Пчелоед, осматривая энонийца, только поджимал сухие губы и недовольно качал головой. От расспросов остальных повстанцев лекарь раздраженно отмахнулся, но Мэлтин и все остальные знали Пчелоеда уже достаточно долго, чтобы верно понимать его гримасы. С Риком, вероятно, было что-то посерьезнее простой простуды. Большинство из тех, кто собирался идти спать, решили пока что не расходиться и подождать, что будет дальше.

Дальше было плохо. Энониец безропотно выпил приготовленные лекарем отвары, но вместо того, чтобы заснуть, впал в странное полузабытье и начал бредить. Порывался встать с постели и куда-то идти. Говорил о "Горностаях", о мессере Иреме и опять о "Горностаях". Снова помянул колоду для разделки туш и водяную бочку, рядом с которой они с Маслобойкой по очереди поливали друг другу на руки застоявшейся водой.