Мистер Камень - Анна Николаевна Ольховская

– Я могу попросить тебя об одолжении?

– Ты прекрасно знаешь, что можешь.

Он разглядывал меня так внимательно, словно надеялся рассмотреть, ради чего я пришла сюда и что у меня на уме. Нет, братишка, так это уже не работает! Видеть ты будешь только красивую ведьму, я два года для этого практиковалась.

Я достала из сумки плотный желтый конверт формата А4 и протянула ему.

– Я к Наумову не подступлюсь, его сторожевая невеста не позволит, – признала я. – Но, если с ним захочешь поговорить ты, это ни у кого не вызовет подозрений.

– Вот как? И о чем же я буду с ним говорить?

– Ты покажешь ему содержимое конверта.

В конверте лежал один-единственный снимок, портрет Регины крупным планом. Я взяла это фото из ее соцсетей, на нем она была больше всего похожа на ту, кого я знала. На обратной стороне снимка я написала ее имя, но Влад его не заметил, он рассматривал ее лицо.

– Кто это? – коротко поинтересовался он.

– Ее звали Регина Харитонова. Пожалуйста, назови это имя Наумову и спроси, знал ли он ее. Даже если он скажет, что не знал, покажи ему это фото и проследи за его реакцией.

Влад всегда был внимательным. Пожалуй, даже более внимательным, чем я. Если Наумов начнет дергаться, он обязательно это заметит.

Собственно, он и теперь мгновенно уловил важную деталь.

– Ты сказала, что ее звали Региной. Почему в прошедшем времени?

– Потому что она умерла. Эта девушка, насколько мне известно, очень хотела встретиться с Дмитрием Наумовым. Встретилась или нет – я точно не знаю. С неделю назад она покончила с собой, прыгнув с крыши.

Это была не совсем ложь, скорее, альтернативная версия правды.

– И при чем тут ты? – удивился Влад.

– Я ее знала.

– Недостаточная причина, чтобы суетиться вокруг Наумова после ее смерти, да еще и прийти ко мне.

– Как будто ты – крайняя мера!

– А разве нет? Мы оба знаем, что нынешний я тебе не слишком приятен.

Ой, болван какой… Мне хотелось рассмеяться ему в лицо, хотелось сказать, что я просто не знаю правильных слов, чтобы все исправить, а если бы был гарантированный путь восстановить прошлое, я все бы отдала!..

Но сейчас не лучшее время для этого. Я действительно пришла ради Наташи.

– Не мели глупости, – буркнула я.

– А ты скажи мне правду. Ради чего ты делаешь это?

Так и знала, что он не примет простую женскую дружбу как мотив. Иногда я даже жалею о том, что он настолько умен. Я тяжело вздохнула, нашла в своем телефоне фото Наташи и показала ему.

Ему хватило секунды, чтобы заметить то же, что и я.

– Похожа!..

– Это дочь Регины Харитоновой, Наташа, – пояснила я. – Шесть лет. Отец неизвестен.

– И ты думаешь, что?..

– Я не знаю, и никто не знает. Но ты видишь, почему я допускаю такую мысль. Возможно, именно поэтому Регина и искала встречи с Наумовым… а потом умерла.

– Ты считаешь, что он причастен к этому? – нахмурился Влад. – Да ну, быть не может!

– Почему не может? Ты сам говорил, что знаком с ним не слишком хорошо.

– Но на психа он не тянет!

– Я не говорю, что он убил ее. Но он мог довести ее до такого шага. Регина, она… у нее были определенные проблемы.

Обычно я предпочитала об этом не думать, потому что это помешало бы расследованию. Но я помнила об этой версии. Есть такая штука, которую называют «зов пустоты». Если коротко и просто, это спонтанные мысли о самоубийстве, возникающие у тех, кто никогда о нем раньше не думал. Человек может жить нормальной жизнью, готовиться к празднику, к повышению, купить себе новые туфли на следующий сезон… А потом, стоя на станции метро, вдруг прыгнуть под поезд. И все, ничего уже не исправишь, остается только кровь на рельсах и вопросы, которые будут грызть родных и близких погибшего всю жизнь.

Что любопытно, люди, столкнувшиеся с «зовом пустоты», чаще всего испытывают желание именно прыгнуть – с моста, из окна, под поезд. Ощутить последний полет. И у тех, кто страдает обсессивно-компульсивным расстройством, высокие шансы столкнуться с этой ловушкой. Но речь идет о тяжелой форме – а у Регины была легкая, да и ту она взяла под контроль.

Поэтому я допускала версию об истинном самоубийстве, однако считала ее наименее вероятной.

– С этим нужно очень осторожно разобраться, – подытожила я. – Я не говорю, что этот Наумов обязательно такой уж плохой человек. Но я тебя прошу: не сообщай ему о девочке сразу. Сначала поговори с ним о Регине, посмотри на его реакцию. Я доверяю твой интуиции.

Мне было неприятно втягивать его в это, но какой выбор у меня оставался? Я успокаивала себя тем, что Влад далеко не беспомощен, а теперь еще и предупрежден.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Я не гарантирую, что это будет сегодня или завтра, потому что Наумова, со всей его подготовкой к свадьбе, сейчас непросто выцепить. Но я это сделаю и сообщу тебе, как все прошло. Будем на связи.

Теперь уже точно будем – это было куда более реалистичное заявление, чем обманчивое «созвонимся». Он точно встретится со мной минимум один раз, я еще увижу его… Глупо было получать от этого удовольствие, однако я ничего не могла с собой поделать.

– Спасибо, и… Будь осторожен, хорошо?

– Как всегда.

Ну, если учитывать его состояние, не особо-то меня утешало это «как всегда», но пришлось смириться.

Остаток дня я позволила себе пожить нормальной жизнью, свободной от расследования. Я приняла несколько клиенток и подобрала для них талисманы. Время от времени мысли сами собой возвращались к утренней встрече, и в груди появлялось приятное тепло. Я точно сумасшедшая, и это не лечится.

Сосредоточившись на столь приятных мыслях, я почти позабыла о расследовании. Хотя нет, «забыла» – не совсем верное слово, поскольку память меня как раз не подводила. Я просто перестала ассоциировать это расследование с собой. Я вроде как на время передала ответственность Владу, а сама могла расслабиться.

Вот я и расслабилась! Я больше не выглядывала в окно перед тем, как выйти на парковку, я не обращала внимания на подозрительных прохожих и фигуры, скрывающиеся в темноте. Мне казалось, что моя жизнь стала прежней. Как в компьютерной игре: пока все поставлено на паузу, никто на меня не нападет.

Это, конечно же, было ошибкой.

Я осознала, что вляпалась в неприятности, когда путь к подъезду мне преградили три фигуры,