Сердце на ладони - Иван Шамякин

Через несколько дней кличет меня Степан Андреевич, закрывает дверь у себя в кабинете и говорит шепотом:

«Сидоровна, есть к вам просьба. Дайте, говорит, ключ от вашей кладовой Ване».

Я сразу не поняла, заартачилась.

«На что ему ключ? Не дам я никому ключа».

Он главный врач и мог мне приказать, а он просит, ласково так:

«Поймите, Сидоровна. Это очень нужно».

Тогда я и спросила у него:

«Скажите мне, Степан Андреевич, кто такие эти хлопцы?»

«Я не хочу ничего от вас скрывать, Сидоровна, — отвечал он. — Это советские разведчики. Им надо кое-что передать по радио нашим. Они облюбовали вашу кладовку». Бельевая кладовка была на чердаке третьего корпуса, где помещались изоляторы.

Назавтра утром отдает мне ключи не Ваня, а Леша и говорит тихонько, но быстренько, ни-сколечки не заикаясь: «Спасибо, говорит, Клавдия Сидоровна. Уютное у вас местечко там, подходящее. Но мы вас часто не будем беспокоить».

Потом я узнала, что они перевозят и перевозят свою рацию в разные места. Чтоб не засекли их.

Степан Андреевич в то время пошел служить в управу. Наши, кто хорошо не знал его, ругались: к немцам подлизывается. Некоторые даже бросили работу. Потому что он оставался главным врачом. Но теперь он не сидел все время в больнице. Приезжал после обеда, редко с утра, на консультации, на обход. Больницей заведовала его заместительница Вакулова Раиса Сергеевна. Она и до войны у нас работала, в детском отделении. Не старая еще была, да в первые дни войны у нее сына убило бомбой, шестнадцать годков хлопчику. Может, от горя такого она вся поседела. Белая-белая.

И все молчала. Редко слово от нее услышишь.

Раису Сергеевну гестапо схватило в ту же ночь, когда убили Савича. Тогда много кого из наших арестовали. Аптекарку Надю (фамилии не помню уже), Васю Одинца, шофера санитарной машины. Степан Андреевич, когда пошел в управу, раздобыл эту машину для больницы. Грузовичок с будкой. Снимали будку, возили дрова из лесу, потому что со склада немцы не давали. Хорошо знаю, что и в лес машина пустая не ходила: иной раз поедет по дрова пять человек, а назад вернутся двое. Кто бежал из лагеря — у нас в больнице пристанище находил. Отойдет немного, подкормится человек и — в лес. Я таким одежу доставала, покупала, выменивала. Однажды сама Раиса Сергеевна попросила меня купить десять ватников, деньги дала. Да она не как Степан Андреевич — не с открытой душой. Будто и не доверяла мне, остерегалась. Признаюсь, обидно было. Степан Андреевич вон кого мне доверил — разведчиков! Да и не только разведчиков! Как-то Вася привез в машине «больного» — лысого человека с веселыми глазами. С машины его ссаживали, под ручки вели, как настоящего больного. А позвал меня Степан Андреевич к себе — гляжу, «больной» этот ходит по кабинету, поглаживает лысину и смеется, подмигивает. Доктор тоже улыбается.

«Надо, говорит, Клавдия Сидоровна, этого мальчика поместить в бокс, в детское отделение».

А тот хохочет: «Вы меня коклюшем не заразите!»

«Дайте, — говорит мне Степан Андреевич, — на сегодняшний вечер какое-нибудь задание вахтеру. А на проходную поставьте Лешу. Пускай подежурит. То же сделайте с сестрой, найдите предлог. А сами подежурьте за нее».

Я все исполнила как надо. В тот вечер они долго совещались в процедурной. Лысый, Степан Андреевич, Раиса Сергеевна, Вася Одинец и еще трое или четверо незнакомых мужчин, которых пропустил Леша».

Дальше Шикович писал:

«Я хочу прервать рассказ Клавдии Сидоровны, чтобы сообщить читателям, что Прокоп Варава, командир, а потом комиссар отряда имени Чапаева, записки которого я разыскал в архиве, был лысый и веселый человек, как сообщают те, кто знал его лично. Это даёт мне основание предполагать, что с подпольщиками участвовал не

Варава Размеры газетной статьи не привести рассказ К. С. Суходол ностях. От нее я узнал, что где рок второго года погибли Леша

лия одного из них была Колунов, но которого — женщина, к сожалению, не помнит, да и вряд ли это была настоящая фамилия. Их схватили на кладбище, они вели передачу из часовни. Наверное, это о них писал в своей записке Варана.

Клавдию Сидоровну в тот же день Савич предупредил, чтоб в случае ареста и допроса она говорила одно: попросились хлопцы на работу — взяли их, больше ничего не знает, что они делали, чем занимались. Ее не арестовали. Но через два дня в больнице был обыск. Гестаповцы перевернули все вверх дном. Ничего не нашли. И вот во время обыска врач Макейчик, тот самый, которого считали фашистским агентом, выпил стакан кислоты. Нарочно или случайно — неизвестно. Его, умирающего, гестаповцы увезли с собой. После этого, рассказывает Суходол, ей долго не давали никаких поручений. Вообще ей показалось, что и Савич, и Вакулова притихли, даже пленных больше не переправляли из города. Только Вася несколько раз брал у нее простыни и марлю. Потом она опять начала выполнять разные, как скромно говорит эта женщина, мелкие поручения: взять к себе девушку и выдать за племянницу, к кому-то сходить, что-то спрятать, что-то передать и т. д.

После убийства доктора ее не арестовали вместе с другими, но три раза вызывали в СД и настойчиво выспрашивали — больше о Ваку-ловой и Васе, меньше о Савиче.

Странная судьба постигла эту женщину после войны. В наше время, после Двадцатого съезда, об этом нельзя не сказать. Когда город был освобожден, она зашла в одно учреждение «к высокому начальству» и откровенно рассказала все, что знала о подпольной деятельности Савича и Вакуловой. Ее внимательно выслушали. А через несколько дней она была уволена из больницы «за сотрудничество с фашистами». Теперь живет в далекой деревне, без пенсии, даже без приусадебного участка. Зарабатывает на жизнь тем, что собирает травы и лечит ими больных. За это местные медики объявили ее знахаркой.

Присмотритесь, товарищи, кто живет с вами

рядом. Разберитесь в человеке, его делах, его

фии. Сколько на земле нашей безымен-

героев, скромных и простых! Мы и дети

должны знать их имена!

все нам ясно в истории доктора Са-

кто его убил. Неизвестно, за-

националистам понадобилась

Доктора. Но имеющиеся

нты и свидетельства дают мне

предположить: в инфекционной больнице ак-

ша подпольная группа, о которой

пока нет никаких упоминаний в наших официальных документах. Руководил этой группой доктор Савич, поддерживавший связь с командиром партизанского отряда имени Чапаева Прокопом Игнатьевичем Варавой.

Я надеюсь, что на статью эту откликнутся люди, которые смогут дополнить и прояснить то, что неясно в деятельности Савича и других советских патриотов, живых и погибших, героические дела коих будут вдохновлять многие поколения,

К. Шикович».

Статья сразу же вызвала бурю. Прежде всего в редакции.

— Это же приемы желтой прессы! — кричал Рагойша. — Шиковичу хочется завоевать дешевую популярность, пощекотать нервы обывателя. Как член редколлегии я категорически против печатания.

Чутким нюхом своим Рагойша сразу уловил, где искать надежного и авторитетного союзника. Гукан наверняка выскажется против, а он первый авторитет в городе по части партизанских дел. Экземпляр статьи тут же оказался на столе у председателя горисполкома,

Семен Парфенович читал, заперев дверь, чтоб не помешали.

Название он раздраженно подчеркнул толстым коричневым карандашом и поставил против него на полях жирный восклицательный знак, как бы показывая, что для него не составляет вопроса, кто такой доктор Савич.

На цитате из своей книги он сломал карандаш и швырнул его в корзину. Другого не взял. Читал, вдруг утихший, сосредоточенно, внимательно. На лице его не видно было сейчас ни гнева, ни раздражения. Только все больше и больше оплывали худые щеки и отвисала нижняя губа, как бы стремясь дотянуться до бумаги.

Окончив чихать, он собрал листы, положил их обратно в редакционный конверт, переломил конверт, сунул в глубокий карман галифе и, широко шагая, вышел из здания горсовета. Так же широко шагал он по кабинету секретаря горкома, пока Тарасов кончал разговор с заведующим отделом. Тарасов тайком наблюдал за ним и удивлялся: давно уже он не видел спокойного Гукана таким взволнованным.

Не успела закрыться дверь за сотрудником, Семен Парфенович нетерпеливо и небрежно бросил конверт на стол,

— Читал?

— Что это? — Тарасов вынул статью, глянул, подумал: «А, вот что тебя…» — и почему-то сказал: — Нет, не читал.

А на самом деле читал. Редактор еще вчера прислал статью в горком.

— Почитай. Хотя и читать нечего. Дурацкие фантазии безответственного писаки. Разыскал, понимаешь, какую-то бабу, знахарку, и на основании ее путаного рассказа хочет пересмотреть всю историю подполья…

— Неужто всю? — как бы удивился Тарасов, бегло просматривая статью.