Хождение по катынским мифам - Анатолий Терещенко

Солдат, призванных с территории Западной Белоруссии и Западной Украины, предписывалось отпустить по домам.

Л.П. Берия конкретизировал поставленные перед Осташковским и Старобельским лагерями задачи в своих приказах начальнику УНКВД по Калининской области Д.С. Токареву и начальнику Осташковского лагеря П.Ф. Борисовцу № 4445/6 от 3 октября 1939 года (т. 8. Л.д.119–120) и начальнику Ворошиловградского УНКВД и Старобельского лагеря А.Г. Бережкову — № 4446 от 3 октября 1939 года (т. 20.Л.д. 42–43), подчеркнув особую важность изоляции офицеров, полицейских и других выделенных в спецлагеря категорий военнопленных.

Директива Л.П. Берии от 8 октября 1939 года гласила, что эти лица не подлежат освобождению ни при каких обстоятельствах. Это противоречило Приложению к Гаагской конвенции, предписывающей освобождать военнопленных после окончания военных действий.

Она детализировала функции особого отделения лагеря — «оперативно-чекистское обслуживание». Начальники особых отделений лагерей подчинялись начальникам особых отделов соответствующих военных округов, наркомам внутренних дел союзных республик и начальникам управлений НКВД.

В задачи особых отделений входили создание агентурно осведомительной сети для выявления «контрреволюционных формирований и настроений», аресты военнопленных (с санкции начальника особого отдела и военного прокурора соответствующего округа) с последующим ведением следствия по делам «контрреволюционных групп и одиночек — шпионов и диверсантов, террористов и заговорщиков» особыми отделами.

Приказы Л.П. Берии по содержанию военнопленных конкретизировал, дополнял и организовывал их исполнение начальник Главного управления по делам военнопленных (и интернированных) П.К. Сопруненко. Из его распоряжений усматривается, что он принимал решения о размещении и перемещениях прибывших и переполнивших Старобельский лагерь военнопленных, офицеров и государственных чиновников.

Распоряжением от 22 октября 1939 года № 2066422 (т.8.Л.д.229–230) П.К. Сопруненко предписывал:

«Офицеров без моего распоряжения никуда не отправлять. Вопрос о них решится в ближайшее время». 25 октября 1939 года он приказал начальникам Осташковского, Оранского и Южного лагерей, где временно содержались офицеры и другие категории военнопленных, направить «офицеров, крупных военных и государственных чиновников в Козельский лагерь…».

«Учитывая всю серьёзность этих контингентов военнопленных, — инструктировал П.К. Сопруненко начальника Старобельского лагеря А.Г. Бережкова и начальника Козельского лагеря В.Н. Королева, — …надлежит установить порядок, при котором исключалась бы всякая возможность побега из лагеря».

По данным «Красной звезды», в плен было взято более 230 000 поляков. В.М. Молотов 31 октября 1939 года назвал цифру около 250 000 человек. По данным конвойных войск — 226 397 человек. После проведенной регистрации в тюрьмы было заключено более 20 000 лиц аналогичных пленных категорий: более 1200 офицеров, более 5000 полицейских и жандармов и т. д.

Согласно справке П.К. Сопруненко от 3 декабря 1941 года (обновленной в декабре 1942 года) в лагерях НКВД всего содержалось 130 242 военнопленных и доставленных из Прибалтики интернированных.

В 1939 году было отпущено 42 400 жителей западных областей Украины и Белоруссии, Германии передано 42 492 человека — «изъявивших согласие выехать на оккупированную немцами территорию…жителей территории Польши, отошедшей Германии».

В апреле-мае 1940 года через 1-й спецотдел в распоряжение УНКВД было отправлено 15 131 человек.

По выявленным данным, на 29 декабря 1939 года в них из 15 105 человек офицеров было несколько больше половины (56,2 %), из их числа армейские офицеры кадрового состава составляли 44,9 %, офицеры запаса — 55 %. Остальные 650 — отставники.

Большинство офицеров составляли офицеры запаса, в основном проходившие срочное обучение в лагерях после мобилизации. Это были люди массовых гражданских профессий — многие сотни учителей, инженеров, врачей, юристов, священников.

Среди них были журналисты, писатели и поэты, общественные и политические деятели. Здесь были десятки профессоров и доцентов высших учебных заведений, ученых с мировой славой — призванный на защиту Отечества цвет польской интеллигенции, польского народа.

Значительную часть обитателей лагерей составляли гражданские лица, также зачисленные в военнопленные. Наиболее массовую категорию из них составляли полицейские…

Читая эти следовательские «разбиралки» российской ГВП, невольно создается впечатление, что они обладают не столько логической связью, сколько эмоциональной окрашенностью в угоду польской стороне. Что это — топтаться по мертвому телу былой страны или из каких-то соображений выдавать тот товар, за который хорошо заплатят?

Доводы соотечественников как будто писаны польской адвокатурой. С этим читатель встретится и в дальнейшем, отчего поморщится.

Но продолжим знакомиться с «доказательствами», изобилующими датами, цифрами, прямой речью и прочее и, как результат, «соплями» по поводу бедных поляков.

Режим трех лагерей со «спецконтингентом» далеко не во всем соответствовал международным правила содержания военнопленных. Несмотря на окончание военных действий, вопрос об освобождении и репатриации военнопленных из трех лагерей не решался. Действовала противоречащая норме международного права система допросов и репрессивных мер…

С завершением комплектования состава лагерей в ноябре 1939 года режим в них стал ещё более жестким, особенно после введения в действие приказом Л.П. Берии от 19 ноября 1939 года «Временной инструкции о польской охране лагерей военнопленных (приемных пунктов) частями конвойных войск НКВД СССР».

Можно подумать, что в двадцатые годы для наших красноармейцев в польских концлагерях было более комфортно прозябать? Когда читаешь некоторые документы, описывающие условия содержания наших военнопленных в польских концлагерях, волосы встают дыбом.

Одновременно органы НКВД активизировали свою работу на территории Западной Белоруссии и Западной Украины «в целях быстрейшего очищения от враждебных элементов».

Согласно приказу замнаркома внутренних дел СССР В.Н. Меркулова от 5 ноября 1939 года силами НКВД БССР и УССР проводились выявление, а затем аресты чиновников местных органов управления, служащих и чинов полиции, суда и прокуратуры, работников образования, священнослужителей и т. д.

Они квалифицировались как агенты, провокаторы, диверсанты, резиденты, участники различных контрреволюционных организаций, содержатели конспиративных квартир, контрабандисты, разведчики, контрразведчики и т. д.

Как следует из записки НКВД И.В. Сталину от марта 1940 года, к тому времени в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии содержалось 18 632 арестанта, из которых 10 685 составляли поляки, а количество офицеров достигало 1207 человек.

С ноября 1939 года в лагерях широко развернулась работа особых отделений. По указанию особых отделов военных округов арестовывались и направлялись в их распоряжение, в тюрьмы польские военнопленные, другие переводились из тюрем в лагеря. Дела рассматривались военными трибуналами армий…

Наиболее суровым был режим содержания в Осташковском лагере, где были сконцентрированы военнопленные — гражданские «классово чуждые элементы».

Работники Управления НКВД СССР по делам военнопленных занялись в этом лагере не только и не столько учетом, сколько подготовкой следственных дел для передачи на особое совещание. С начала декабря эта работа велась с большой интенсивностью…

На 30 декабря следственная группа из 14 человек оформила 2000 дел и 500 из них отправила на особое совещание. Для текущего рассмотрения дел была выработана процедура, которая просматривается на оформлении дела № 649 полицейского С. Олейника…

Дело было рассмотрено начальником Особого отдела НКВД СССР 7-й армии 29 декабря 1939 года с постановлением направить на рассмотрение особого совещания при НКВД СССР и утверждено начальником Осташковского лагеря 6 января 1940 года. Олейник получил срок, но вскоре был расстрелян.

Возникает вопрос: за что? Но следователи не удосужились покопаться в судьбе этого конкретного осужденного, а сослались только на материал, лежащий на поверхности, — ему вменялась в вину «активная борьба против революционного движения», без конкретного состава преступления.

31 декабря 1939 года Л.П. Берия направил директиву за № 5866/6 П.К. Сопруненко и начальнику УНКВД по Калининской области Д.С. Токареву об ускорении подготовки на Особое совещание следственных дел «на всех военнопленных полицейских», чтобы в течение января оформление дел было закончено…

Масштабы селективно-репрессивных акций были столь велики, что не хватало лагерей и тюрем для размещения задержанных и арестованных.