Миф моногамии, семьи и мужчины: как рождалось мужское господство - Павел Соболев

больше не реагировал даже на сообщения? "Все они герои по ту сторону экрана", смеялись девчонки. Опыт в этом деле был у них богатый, можно составлять каталоги.

Что это за тенденция? Мужчины больше бравируют, нежели воплощают в действительности? Просто реализуют культурные сценарии, которые предписывают им быть ненасытными, но в итоге дрейфят?

Когда делишься с друзьями всеми подобными случаями и подозрением, что высокая мужская сексуальность, похоже, просто миф, то можно ждать неожиданных откровений. Один разводившийся в тот момент друг, выслушав мои истории, будто выдохнул, сбросив с себя трёхлетнее проклятие, и сказал: знаешь, а ведь все эти годы я думал, что со мной что-то не так… Она хотела секса почти каждый день, и я старался через "не могу". Я ведь реально думал, что я какой-то не такой, и надо лечиться…

Кстати, если на «Amazon» найти упомянутую выше книгу "Он больше не в настроении заниматься этим" и почитать отзывы, то без труда можно найти такие: "Хорошая книга, заставила меня чувствовать себя менее одиноким" или "Наконец-то какая-то полезная информация, чтобы сказать мне, что я не один в этом и я нормальный!", и т. д. То есть, во-первых, да, мужчин, переставших заниматься сексом в браке или же занимающихся через силу, действительно много; во-вторых, их самих угнетает такое положение дел, заставляя чувствовать себя «ненормальными», "не такими, как все". Мифология мужской одержимости сексом очень токсична для мужской самооценки.

Одновременно с этим страдает и самооценка женщины, ведь вобрав в себя всю эту мифологию, но на практике не встречая ожидаемого рвения со стороны мужа, она склонна искать причину в себе: располнела? утратила привлекательность? больше не желанна? Всё это только увеличивает шанс поиска ею опровержений где-нибудь "на стороне". Потому-то для истинных любителей женщин кольцо на её пальце — не знак «стоп», а скорее зелёный свет. "Нет никого более истосковавшегося по мужской ласке, чем замужняя женщина", говорил мой опытный друг.

В 2011 году мир столкнулся с феноменом "50 оттенков серого" — эротический роман Э. Л. Джеймс, в миг ставший бестеллером и переведённый на 51 язык. За несколько лет в мире было продано более 100 миллионов экземпляров этой трилогии, а в 2012-ом книга стала самой продаваемой книгой и в России. И кто раскупил все эти миллионные тиражи? Мужчины? Основным покупателем "50 оттенков серого" стали замужние женщины старше 30 лет (поэтому журналисты прозвали роман "маминым порно"). Скорее всего, именно замужние женщины потому, что, как известно сексологам, секса в браке, как и в любых долгих отношениях, становится меньше, и потому эротический роман мог быть попыткой восполнить дефицит.

Но если вдуматься, сколько в нашей культуре украдкой рассыпано подобных свидетельств, которые мы не хотим замечать или же замечаем, но с юмором, будто это нечто нетипичное?

Анекдот:

Забегает муж домой, хватает жену за руку, несётся в спальню, бросает на кровать…

Жена в шоке, за 20 лет такого не было!

Муж заваливается к ней, накрывает их одеялом с головой и говорит:

— Смотри! Часы купил… светятся!!!

Комедийный сериал "Счастливы вместе" с вечными и паническими увиливаниями Гены Букина от домогательств его жены помните? И ведь это реально вызывало улыбку. Но почему? Почему мы реагируем смехом на подобное положение дел?

В природе смеха пытались разобраться многие философы прошлого, и они сходились в том, что смех вызывает всё, что вскрывает культуру как фарс, как нечто, что должно быть, но совсем таковым не является. Смех — это реакция на брешь в культурной ткани, в которой проглядывает отрицаемое, но всё же реальное положение дел. То есть это реакция на запрещённую правду, случайно вдруг обнажённую. "Преувеличение комично, когда оно вскрывает недостаток" (Пропп, 1976, с. 67). "Искусство карикатуриста в том и состоит, чтобы схватить порой неуловимую особенность и сделать её видимой для всех увеличением её размеров" (Бергсон, 1900, с. 28). "Гипербола смешна только тогда, когда подчеркивает отрицательные качества, а не положительные" (Пропп, с. 68). "Всё комическое обнажает недостатки" (с. 71).

Как-то я присутствовал на лекции, где сексолог рассказывала о гармонии в браке. Один слушатель начал задавать вопрос, и в нём прозвучала фраза "когда женщина постоянно требует, а мужчина увиливает" — вся аудитория тут же прыснула со смеху. Какая-то женщина, сдерживая смех, попыталась возразить, мол, всё совсем наоборот, но народ разразился ещё большим смехом. И это действительно было забавно.

"Взрывы смеха — и обманный мир распадается" (Шкуратов, 1997).

Доминируемое знание (то, что сокрыто культурой, отрицаемо ею) и вызывает смех. Должно быть вот так, но происходит совсем иначе, — и именно тогда становится смешно, ведь все мы усердно делаем вид, что всё обстоит именно так, как должно обстоять. Хоть на самом деле это и не так. Таким образом, смех как бы оказывается признанием фарса, невозможности осуществляемого, и на что просто принято закрывать глаза. Смех является знаком нарушения правил условной игры. Именно условной, то есть совсем не обязательной, но функционирующей по типу "так принято".

Смех плотно переплетается с явлением карнавала, на время которого все сложившиеся общественные иерархии и нормы упраздняются, люди будто выдыхают накопленную культуру и на мгновение позволяют себе побыть свободными от неё (Бахтин, 1986, с. 298). В этом же ключе и явление русской частушки, в основе которой лежит возможность сказать о том, о чём говорить не принято, формат частушки даже требует табуированных тем (Адоньева, Олсон, с. 201), в силу чего частушка и стала незаменимым средством критики социальной реальности. "Комический эффект частушки определяется её функцией: частушка оглашает скрытое, вбрасывает в сферу общего обсуждения. Частушечная речь отменяет ту социальную иерархию, которую другие формы коммуникации формируют и поддерживают. Смех, который обычно сопровождает исполнение частушек, представляет собой реакцию на открытое высказывание исполнителем того, что обычно замалчивается. Частушка позволяет обществу стать на мгновение открытым" (с. 209).

Наверное, не зря немалое внимание частушка уделяет сексу и половым органам (с. 210). Для частушки характерно, что к ней прибегали только социальные низы (женщины и молодёжь), поскольку их доступ к высказываниям в публичном пространстве был сильно ограничен (с. 202). То есть здесь налицо факт существования (и противостояния) доминирующего знания (о чём можно и нужно говорить) и доминируемого (о чём принято молчать), и именно последнее, как-либо проявившись, вызывает у людей смех. В этом плане недалеко ушёл и анекдот, рассказывая который, "мы смеёмся над попытками культуры контролировать нас и таким образом уничтожать" (с. 229). Иначе говоря, мы смеёмся, когда запретное знание выплывает наружу, и