Нейтральной полосы нет - Евгения Леваковская

А ангелочек вполоборота и довольно раздраженным тоном отвечал отцу, и это тоже понятно. Она, наверное, не глупа, понимает, как смешно звучит этот «цыпленок». Она, наверное, и образованней его: такой папа всю жизнь положит, лишь бы вырастить свое детище по максимуму, а теперь детище, чего доброго, стесняется его грубости, его неправильной речи…

— Я обеспечу этого мужа всем, — сказал, как отрубил, хозяин. — Я все ему дам: специальность, диплом. Он должен сделать Гинку счастливой. А там… А там видно будет.

Участие, которое испытывала Ирина к хозяину, пока он тосковал по внуку, от его последних слов несколько стаяло. Претила бесцеремонная властность хватки. Тут пахло не надеждой на счастливую судьбу дочери, а решением — купить.

— Да, наверное, это очень плохо — без детей, — сказала Ирина, задумавшись о себе самой. — Я привязываюсь к своим студентам, у меня есть девушка, с которой я, смею думать, дружу, и я надеюсь, что я ей нужна, друзья есть настоящие, но все это, наверное, не то…

— Вот! Вы понимаете! — воскликнул он с облегчением. — Плохо без детей, еще хуже, когда плохо детям. Слушайте! Я опять забыл, как вас звать. Вы же старый человек, я что-нибудь могу для вас сделать?

«Как привык ты, бедняга, за все платить, — подивилась Ирина. — С женой ты, наверное, о дочери не говоришь, это все равно что с зеркалом беседовать. Чистым случаем родилась у тебя минута доверия, и вот ты уже торопишься за нее рассчитаться. Что ж, по-своему, ты, наверное, честный человек, но в общем-то пора мне из этого дома…»

— Вы же одна, вы совсем одна! — Он искренне хотел ей помочь, почти обрадованный тем, что эта женщина, ученый человек, преподаватель института, оказалась еще несчастнее, чем он. У нее не только внука, у нее и детей нет.

— Мне ничего не надо, уверяю вас. Я много зарабатываю, а потребности малые…

— Сандро! Ирина Сергеевна! Кофе пить! — раздался из комнаты голос хозяйки.

— Ну, ладно, ладно! Я что-нибудь вам сделаю, — щедро пообещал хозяин, подымаясь с кресла. Он выговорился, ему стало легче, и мечта о внуке, наверное, казалась сейчас вполне достижимой. Да, честно говоря, Ирина так и не могла понять, что в ней такого недоступного. Тоже поднявшись, она прямо и спросила:

— Убейте, не могу понять, что так тревожит вас? Я думаю, все в свое время…

— Уходит время! Свое, чужое время — все уходит! Люди от меня ей не нравятся, а ее люди…

Он не договорил, но Ирина наконец поняла. За диплом, за специальность и еще, вероятно, за многое, что мог отец, словом, «за» — дочь не хочет. А без «за»? Как говорится, и хуже, да находят же свою судьбу… Но есть что-то неприятное в этой женщине, какая-то обнаженная, цепкая алчность. И вряд ли она добрый человек.

На столе, на камине, в настенных бра горели свечи, в живых бликах мерцающих огоньков лица казались теплей и оживленней. Над чашками подымался пахучий кофейный парок, народу за столом поубавилось, видно, кое-кто из гостей, и художник в том числе, уехали.

Ирине показалось — они с хозяином долго пробыли на террасе, а села она к столу, так как будто и не уходила. Регина все так же перешучивалась с Леонидом Яковлевичем по поводу какого-то потерявшего сердце в этом доме и так же, не пьянея, пила коньяк, кофе, опять коньяк. К удивлению Ирины, любитель «Белой лошади» снова занял свое место за столом и даже не выглядел особо помятым. Он принял участие в беседе о влюбленном милиционере, заявив, что нынче милиции даны слишком большие права, штрафуют направо и налево, потому что им отпускают на штрафы жесткий план, государству деньги нужны.

— Лучше бы уж вы пили, — презрительно бросила Регина. — Мама, дайте ему еще коньяку!

— Ну-ну, цыпленок! — весело поддержал ее отец. Как же слышал он каждое ее слово! — Милиционеры — отличные ребята!

— Да он, собственно, не милиционер. Он офицер милиции, — думая о чем-то своем, серьезном, поправил всех адвокат. — А брат его весьма известный старший следователь Лобачев, — добавил он без видимой надобности.

Ирина вздрогнула и довольно громко поставила на блюдце чашечку с кофе. Теперь уж не хозяйка, сам хозяин обратился к ней с заботливым словом:

— Что, Ирина Сергеевна? Вам нехорошо?

Она не смогла бы объяснить, почему ей захотелось скрыть свою близость к семье Лобачевых, но, во всяком случае, ей это удалось.

— Все в абсолютном порядке, — сказала она чуть виновато. — У меня после контузии бывают иногда внезапные головные боли. Вот, схватило голову.

— Все! — решительно поднялся Леонид Яковлевич. — Хорошенького понемножку, мне мои кадры дороги, поехали, Ирина Сергеевна!

— Подожди. Провожу тебя до машины, подашь к террасе, — сказал ему хозяин. Поднялся. Они вместе вышли. Минут через десять, шипя покрышками по песку, к террасе подошла «Волга». В темноте летней ночи и проплывающих отсветах окон коротко блеснувшая черным боком «Волга» была похожа на субмарину.

— Все знаю! — со значением, совершенно непонятно Для Ирины, проговорил хозяин, крепко пожимая ей руку. — Все знаю и кой-чего могу.

Ирину аж трясло, так хотелось ей скорее уехать из этого дома; она и не расслышала толком, что он сказал.

— Я желаю вашим внукам здоровья, ума и счастья, — сумела она вымолвить, сумела и тепло улыбнуться. В конце концов, что плохого сделал ей этот преуспевший и несчастный человек? Старался как мог.

Но только машина отъехала, она даже глаза прикрыла на миг, так ей стало обидно. Она была оскорблена за себя, за Лобачей, за Борко, за всех близких. Эта алчная женщина и — Никита! Маленький Кит, Китенок, добрый, честный мальчик…

Ей вспомнилось, как маленького Кита — лет пять или шесть ему было — собирались отправить на лето к родственникам под Сумы. А он не хотел. Он вообще не любил уезжать из дома. Кит тихонько плакал, Ирина взяла его — тяжелый уже был — на руки, и они вместе смотрели фейерверк салюта в День Победы.

— А можно мне взять с собой хоть одну салютинку, — вдруг попросил притихший покорно Кит.

— Салютинку нельзя, а луну можно, — сказала Ирина. — Ты приедешь туда и с собой привезешь ломтик луны. Она у тебя там даже вырастет…

Так это Никите Сандро-хозяин собирается давать специальность и диплом?

Выехали на шоссе. Качинский спросил сразу с полной заинтересованностью:

— Откройте, ради всего святого, секрет. Как вам удалось так расположить к себе этого деловитейшего человека? Он же сам расспрашивал меня, чем бы вам помочь, я сказал ему о вашей брошюрке. Но чем вы все-таки его взяли?

— Я заподозрила, что он живой, и выслушала его.

Не до книжки, обозванной брошюрой, ей сейчас было. Сандро-хозяин с его возможностями и печалями начисто истаял из памяти, вся она сейчас была захвачена тревогой за Кита: что, если есть в этой слюнявой болтовне хоть грамм правды? Лесть, богатство, желание, как купленная шуба, расстилаемые под ноги, — разве не многим кружили они головы?

Едва войдя в квартиру, не раздевшись еще, Ирина подумала: кому звонить? Уж конечно не Никите. Ей казалось — а может быть, она и права была, — что каждый день и час могут иметь значение. Несмотря на позднее время, решила поднять Галю Лобачеву. Вадим в области, это она знала.

Ирина начала без предисловия.

— Никита попал в дурную компанию… Да нет, какая там подворотня. По-моему, подворотня бы лучше…

— Ну, тетка Ира, это вы уж слишком! — забывшись, Галя назвала Ирину так, как молодое поколение только заглазно ее величало. — Кит не дурак. Авось уж в подоле не принесет.

После разговора с Галей Ирина поуспокоилась, обмякла. А ну как и правда заблудилась она в неоправданных страхах?

— А ну как и правда я — старая дура? — спросила она у Васьки. Васька молчал, зрачки были ночные — черные, круглые. — Но кое-чему надо бы и поучиться у этих людей, — закончила свои размышления Ирина. Хотя бы не утерянной в дебрях цивилизации звериной привязанности к детям. Она забыла поздравить Вику с рождением, а хозяин Сандро нипочем бы не забыл…

А Гале после их разговора неожиданно стало как-то не по себе. Вспомнилось однажды на лету брошенное слово Вадима, а уж она знала цену его мимоходом брошенным словам. У него слово «буек», коли поставлено, значит, есть что-то под водою.

Вспомнилось, как недавно Маринка вернулась от Никиты опечаленная. «Звонила какая-то, и дядя Кит весь переменился».

Словом, выговорив тетке, Галя пришла к теткиному же выводу — в таком деле день может решить. И сделала то, что сроду не сделала бы по своим личным нуждам. Когда позвонил из Колосовска Вадим, поделилась с ним опасениями.

Вадим обещал приехать и «навести порядок в танковых частях». Однако вскорости приехать ему не удалось, потому что обстановка в Колосовске оживилась.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Да, «завтра» в Колосовске оказалось не таким уж пустым. Когда наскоро перекусив — прямо-таки физически ощущалась каждая минута, приближавшая разговор у Чельцова, — Вадим вернулся в номер, намереваясь продолжать пока еще нудный, почти наугад поиск — с досады думалось иногда: не поиск, а рысканье! — в коридоре навстречу ему поднялась старая, чистенькая женщина с некрашеной сединой. Она нервничала. Когда заговорила, на дрябленьких щечках выступил румянец, пальцы сжали старомодную сумочку-ридикюль, словно Вадим сейчас ее вырвет и унесет.