Вкус заката - Елена Логунова

Павел сначала задумчиво кивнул, а потом помотал головой:

– Ты только не подумай, что я сумасшедший!

– Почему же? – Я вскочила с кровати, на которой сидела, поджав ноги, чтобы подобрать с пола сумку с ноутбуком. – Мне будет приятно думать, что не я одна спятила! Посмотри сюда. Одну минуту, я только открою нужную закладку…

Ссылку на сайт провинциального педагогического института я загодя сохранила в «Избранном». Уверена, никогда прежде эта интернет-страница не производила на случайного посетителя такого сокрушительного впечатления!

– Матка Бозка! – Павел дополнил свой призыв к Богоматери целой гирляндой шипящих польских ругательств. – Это же он! Ковальский, пся крев…

– Смотри на подпись под снимком. Это Антон Сергеевич Орленко, преподаватель немецкого языка с кафедры романо-германской филологии педагогического унивеситета.

– Это Ковальский, – повторил Павел, с ненавистью глядя на фотографию.

– Было у меня такое подозрение. – Я кивнула. – Видишь ли, этот самый Антон Сергеевич Орленко несколько дней назад увез в романтическое путешествие наивную восемнадцатилетнюю девушку Марину Тарасову. Вот она…

Я вывела на экран фотографию юной Марины.

– Не красавица, но очень миленькая, – машинально прокомментировал Павел.

– Примечательно, что Антон Сергеевич и Марина улетели не куда-нибудь, а в Ниццу!

– Что? – Павел нахмурился.

– А теперь посмотри сюда!

Я запустила программу превращения фото Марины в снимок Герофилы.

– Матка Бозка! – ошеломленно повторил Павел. – Значит, это правда! Значит, все так и есть!

Он надолго замолчал.

Какое-то время я терпеливо ждала продолжения, но потом не выдержала и нарушила затянувшуюся паузу:

– Ты думаешь, возможно, чтобы это и в самом деле был один и тот же человек? Твоя сестра умерла больше сорока лет назад, и пану Ковальскому уже тогда было за шестьдесят. Любовнику Марины Тарасовой шестьдесят два. Не мог же он за полвека совсем не постареть!

– За полвека? – Павел взглянул на меня и неожиданно засмеялся.

Смех его был сухим и неприятным.

– Да что ему полвека? Он же бессмертный!

– Что?!

Красное вино из бокала, до которого я успела дотянуться, выплеснулось на постель. Я тупо смотрела, как на покрывале расплывается кровавое пятно, и пыталась осознать сказанное Павлом. Как это – бессмертный?

– Как Злобный Препод из студенческого фольклора! – истерично хихикнул мой внутренний голос. – Бессердечный ученый монстр, превращающий жизнь своих студентов в сущий ад!

Нет, я не верю! Это сказки!

– Это вовсе не сказка, – горячо возразил Павел, и я поняла, что произнесла последние слова вслух. – Это исторический факт, который я обнаружил совершенно случайно. Скажи, ты слышала когда-нибудь про Несвиж?

– Кажется, это местечко в Беларуси? – Я наморщила лоб.

– Теперь – да. Вот послушай…

Аккурат на рубеже веков – в начале двухтысячного года – журналиста Павла Вишнича-Петровича-Негуша, известного читателям польского журнала «Открытия» под скромным псевдонимом П. Негуш, занесло в белорусскую глубинку.

Журналистом Павел был еще довольно молодым, азартным и жадным до всего нового. Поэтому он не ограничил свою программу пребывания в Минске интервью с самородком-изобретателем, ради которого его командировали, и резвой рысью обежал окрестности на предмет поиска других тем, достойных разработки. А так как собственную колонку в журнале П. Негушу тогда еще не дали, он без разбору сгребал в свой журналистский блокнот потенциально перспективные темы.

В Несвиж его привела информация о начале реконструкции в старинном замке, являющемся жемчужиной современной Беларуси и былой Речи Посполитой. Павел предположил, что читателям в Польше исторический экскурс будет небезынтересен. Редактор «Открытий», проинформированный о планах Павла по телефону, с ним согласился и даже пообещал в случае, если материал получится толковым, дать под него аж три разворота. Если бы у Павла был при себе фотоаппарат, он бы выбил из редактора и шесть разворотов! Несвиж впечатляюще выглядел даже в строительных лесах.

Когда-то Несвижский замок, принадлежавший Радзивиллам, был прекрасен и грозен. Его изначально строили как неприступную крепость, используя в качестве дополнительных укреплений особенности рельефа местности. Возведенный на берегу реки, перегороженной плотиной, фактически замок был островным, и попасть в него можно было только по дамбе. А она над озером превращалась в длинный деревянный мост, легко разбирающийся в случае опасности.

Обширные рукотворные водохранилища не позволяли неприятелю подойти к замку настолько близко, чтобы вести по нему прицельный огонь. В самом же замке было много огнестрельного оружия – почти четыре десятка пушек местной отливки и сотни мушкетов. Да и хороших стрелков в крепости имелось немало: хозяева замка ежегодно устраивали для жителей Несвижа турниры по стрельбе и победителя на целый год освобождали от налогов.

Владельцам замка было что защищать! Радзивиллы соперничали в богатстве с испанскими королями и русскими царями. Несвижский замок поражал великолепием. Его интерьеры украшали кафельные и фаянсовые печи, мраморные камины, резные дубовые панели, гобелены и кожаные шпалеры. Портретная и картинная галереи замка насчитывали более тысячи полотен, а библиотека – свыше двадцати тысяч томов редких книг, включая почти весь государственный архив Великого Княжества Литовского, написанный на старобелорусском языке. В замке хранились коллекции фарфора и хрусталя, образцы старинного оружия и тонны золотых и серебряных изделий.

Почти все эти сокровища были утеряны после войны одна тысяча восемьсот двенадцатого года. Тогдашний владелец замка проявил недальновидность, выступив на стороне Наполеона, и вынужден был бежать из Несвижа вместе с отступающими французами.

Император Александр Первый передал замок другим хозяевам, но они задержались в Несвиже лишь до момента присоединения Западной Беларуси к СССР.

Затем в истории Несвижа наступил период запустения. Последний радзивилловский фарфор, хрусталь и старинные костюмы передали в театральный реквизит, а мебель просто растащили местные жители. Во время Второй мировой замок оккупировали германские войска. После войны в Несвиже на полвека обосновался колхозный санаторий. Прекрасные стенные росписи закрасили, бесценную изразцовую отделку заменили на современный кафель…

И только в нескольких номерах, предназначенных для культурной элиты, сохранилась историческая обстановка.

Любопытный иностранный журналист, разумеется, не мог не заглянуть в эти помещения. В одном из них вся стена была затянута великолепным старинным гобеленом. Его краски потускнели, а полотно местами сильно истончилось, но изображенные на нем картины средневековой жизни задерживали взгляд надолго.