А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман

в темноте выбрались из порта и взяли курс через весь Тихий океан – во Владивосток.

…Вот что рассказали мне моряки во время одной из командировок.

В Лондоне на их судно пришел какой-то человек. Говорил по-русски. Попросил пустит на корабль.

Команда подумала, что он попрошайка – натащила с камбуза всякой снеди. Но гость возразил, что не голоден и не нищий.

Он рассказал о теплоходе “Герцог Екаб”. О том, как его товарищи спаслись от плена, а он остался. Что все эти годы скитался по миру, переходя с корабля на корабль. Нет, он не беден. Хорошо зарабатывает. Ни в чем себе не отказывает. Но болит душа – он как бы предал товарищей и остался одинок.

…А теплоход, как мы помним, под покровом темноты ушел из Перу. На подходе к Владивостоку экипаж поднял красный флаг и вошел в новую жизнь.

Но его судьба, на мой взгляд, сложилась не лучше, чем у того отщепенца. Корабль получил новое имя – “Советская Латвия”. В годы войны он перевозил военные грузы по ленд-лизу. Но когда наступил мир, теплоход передали “Дальстрою”. Я уже писал, что это был страшный спрут. Ему принадлежали миллионы советских заключенных, которые пилили лес, строили железные дороги, добывали золото в нечеловеческих условиях. И умирали в лагерях.

Позорная миссия выпала на долю бывшего “Герцога Екаба” – он перевозил зеков из Владивостока и Находки на Колыму. На муки.

Через много лет я был в командировке во Владивостоке. Попытался найти следы этого корабля. Мне сказали, что его уже нет на свете. “Герцога Екаба”, как говорят моряки, разрезали на гвозди.

* * *

Грязь блестит пока солнце светит.

Иоанн В. Гёте.

Мы – у входа в Средиземное море, в Гибралтарском проливе. Это место само по себе прекрасно, но оно еще овеяно мифами и легендами древнего мира.

Вход и выход этих морских ворот стерегут по древним сказаниям Геркулесовы столбы. Горы. Одна из них, северная, – Гибралтар. О ней я рассказывал. Другая Абила, южная, расположенная рядом с Сеутой, на северном побережье Африки.

Античное сказание говорит, что в ходе своего путешествия на запад древнегреческий герой Геракл отметил самую дальнюю точку своего пути – две горы, возвышавшиеся на горизонте. Эта точка и служила границей для мореплавателей в античную эпоху. Вот почему в переносном смысле Геркулесовы столбы – это край света.

Был теплый солнечный день, когда мы входили в пролив. Я спросил ни к кому конкретно не обращаясь:

– Столбы Геркулесовы, а открыл их Геракл. Почему такая путаница?

Неожиданно отозвался матрос на руле:

– Геркулес и Геракл – одна личность. Просто грека Геракла итальянцы звали Геркулесом.

Судно шло мимо Гибралтарской скалы. Я с уважением смотрел на нее и мечтательно сказал:

– Зайти бы на несколько часиков… Там столько истории…

– Это очень легко сделать, – отозвался дед, зашедший в ходовую рубку.

– Как? – Обрадовался я.

– Пойди в яму, – так на морском сленге зовут машинное отделение – возьми горсть песка и насыпь в машину. Мы пойдем в Гибралтар на ремонт, а ты погуляешь по скале денька три.

Пошутив, мы вышли в Средиземное море и взяли курс на север Италии. На счастье, погода выдалась великолепная. Штиль. Ласковое солнце в январе. Стайка дельфинов, которых я видел впервые в жизни, плыла наперегонки с носом корабля в буруне. Временами они весело выскакивали из воды и снова шли поводырями впереди судна.

Безмятежное плавание, солнечные зайчики на воде и веселая игра дельфинов навевали разные воспоминания. На память пришла и такая история. Рассказал мне ее мой хороший приятель, судовой радист.

Они пришли в польский порт. Стоянка предвиделась короткая, но достаточная для того, чтобы сходить в город.

Их было трое. Пошатались они по магазинам, пофлиртовали с симпатичными польками в сквере… Не заметили, как день прошел. Поторопились в порт. Поднялись по трапу – вахтенный и говорит:

– Из-за вас на два часа отход задержали. Идите в столовую команды – там собрание будет.

Ребята со страху не знали, что делать. Мало того, что отход задержали, так еще на судне с ними в рейс пошел инструктор парткома пароходства. Значит, расправа будет самой суровой.

У входа в столовую их увидел первый помощник капитана.

– Все трое ко мне в каюту!

Там уже был представитель парткома. Он укоризненно посмотрел на парней и сказал первому помощнику:

– Сейчас никаких разборок. Проведем подписку на заем, потом подумаем о их судьбе.

Пока шли в столовую, один из троицы прошептал:

– Делайте то, что я. Больше ничего.

Экипаж был в сборе. Инструктор парткома сразу же приступил к делу. Он говорил о патриотизме, родине, сплоченности вокруг партии, борьбе за мир и о том, что советские люди всегда поддерживают свою страну деньгами, заработанными собственным трудом.

– А теперь, – сказал он, – давайте приступим к подписке на государственный заем.

В столовой возникла заминка. И тогда руку поднял один из проштрафившейся троицы, заводила.

– Моряки всегда были в первых рядах патриотов родины. Я решил подписаться на заем на три месячных оклада. Это будет мой вклад в развитие страны.

Руку поднял мой приятель, радист:

– Я поддерживаю это решение и тоже подписываюсь на три оклада.

Тут же выступил третий приятель:

– Конечно, моей семье придется потуже затянуть пояса, но и я подписываюсь на три оклада. Призываю всех членов экипажа следовать этому примеру.

Зал молчал. Команда смотрела на троицу глазами побитой собаки.

Государственные займы были бичом народа. При низких заработках люди жили бедно и голодно. А тут каждый год на них навешивали тяжелый оброк. Да что там – формально они навешивали его на себя сами.

Хорошо бы если б государство обратилось к своим гражданам:

– Мы в тяжелом финансовом положении. Помогите, кто сколько может!

И люди несли бы деньги – кто много, кто поменьше. Ну, а экстремисты и вовсе подписывались бы на три оклада.

Но в нашем случае сумма никак не зависела от людей. Руководители предприятий и общественных организаций стремились перещеголять соседей и выбиться в передовики района или города.

В коллективах создавали истерическую обстановку при подписании на заем – в ней стыдно было брать на себя оброк меньший, чем другие.

Подписка шла на ура один день, а остальные дни года семья должна была отказываться от масла, мяса, хлеба, сладостей для детей.

Под сумму займа выдавались красиво напечатанные бумаги. Они назывались облигациями. Государство как бы брало у меня деньги в долг и выдавало мне расписку, облигацию. Обязательство, что долг вернет. Потом