За ценой не постоим - Иван Кошкин

— Отсюда не увидят, — крикнул Протасов и взлетел на башню. — Вот как надо!

— Ты чему молодежь учишь, Сашка? — спросил Петров, наблюдая, как наводчик, приплясывая, отбивает «по плечо».

— А что, не так, что ли? — улыбаясь, спросил Безуглый.

— Ладно, — усмехнулся в ответ комвзвода. — Загудаеву только об этом говорить не будем.

С неба упали первые снежинки, и старший лейтенант вздохнул:

— Ладно, орлы, повеселились — и хватит. Греем машины, не ровен час — сегодня куда-нибудь поднимут.

Прошло два дня, бригада по-прежнему стояла в резерве. Коровянский еще дважды ходил за линию фронта, впрочем, результаты поисков были довольно скромными. Единственное, что удалось выяснить наверняка: немцы не заботятся созданием сплошного фронта, сосредотачивая силы в укрепленных пунктах. Разведка на танках могла часами ехать по лесным зимникам, не встречая противника, но подобраться к Скирманово все не удавалось. По косвенным признакам командование оценило силы немцев на плацдарме в батальон пехоты и до батальона танков, хотя и Катуков, и Рокоссовский оба понимали, что это все вилами по воде писано.

Одновременно полковник наводил порядок в батальонах и приданных частях. Утром девятого ноября совещание в штабе бригады было прервано автоматными очередями. Стреляли недалеко. Выскочив на улицу с ППШ, комбриг приказал командиру штабной роты отправить отделение бойцов и выяснить, кто там воюет. Пальба прекратилась так же внезапно, как и началась, и вскоре Катукову доложили, кто и по кому садил очередями. Оказалось, один из воентехников танкового полка увидел на березе белку. Текущий ремонт танков был, в общем, закончен, и слегка осатаневший от безделья техник попытался подстрелить несчастное животное из автомата. Бравый командир успел выпустить полмагазина, так и не попав в обезумевшего от ужаса грызуна, прежде чем подбежавшие танкисты отняли у него ППД.

Все это было так нелепо, что комбриг даже не смог разозлиться как следует. Глядя на серьезного, заслуженного человека, умелого мастера, что ставил в строй поврежденные машины под Мценском, не покладая рук ремонтировал танки в Кубинке, Катуков просто не знал, что тут поделать. На прямой вопрос: «Какого черта ты стрелял по белке?» воентехник растерянно пожал плечами и сказал, что не знает. Комбриг ограничился тем, что велел отобрать у «стрелка» оружие, и в тот же день в штабе был подготовлен очередной приказ об усилении ответственности за подобные проступки. И Катуков, и комиссар Бойко — оба понимали, что одними приказами дела не поправить. Бригада уже неделю стояла без дела, короткий бой под Каллистово и несколько стычек дозоров с немцами не в счет. Люди томились без дела, ожидание выматывало, подтачивало волю и самым пагубным образом сказывалось на дисциплине.

10 ноября поступил приказ штаба выдвигаться на исходные. Последовательными ударами на Скирманово, Козлово, Покровское Рокоссовский собирался уничтожить оборонявшиеся там части немецкой 10-й танковой дивизии. Впервые с начала «Тайфуна» 16-я армия собиралась наступать, и, пользуясь затишьем, командарм-16 стянул к плацдарму значительные силы. Острием удара станут танковые бригады — 4-я, 7-я и 28-я. Их танковые батальоны насчитывают сто три танка, из них сорок пять — «тридцатьчетверок» и КВ. Танкистов поддержит одним полком 18-я стрелковая дивизия. Обеспечивать наступление будет мощный артиллерийский кулак из четырех пушечных полков и трех дивизионов реактивной артиллерии. И, наконец, для развития наступления назначается 50-я кавалерийская дивизия. Нерешенным оставался лишь один вопрос — кто будет командовать операцией?

Для 16-й армии, с середины октября отбивавшей страшные удары 4-й танковой группы, бои на Волоколамском направлении стали тяжелым испытанием. Вместе со своими войсками проходил проверку на прочность и сам командарм. Война беспощадно делила военачальников на тех, кто способен командовать, и тех, кому это не дано. Уходили в тень маршалы 30-х, на их место стремительно поднимались генералы, встретившие войну командирами дивизий и корпусов. Они учились воевать на ходу, набирая опыт, который можно приобрести только в боях.

Константин Константинович впервые командовал таким огромным соединением — четыре стрелковые, шесть кавалерийских и танковая дивизии, четыре танковые бригады, всего — пятьдесят тысяч человек. До сих пор он оборонялся, но сейчас армии предстояло наступление — первое в его военной карьере. Командарм полагал, что для успеха достаточно поставить четкие задачи командирам частей, участвующих в атаке, а общее руководство операцией возьмет на себя штаб армии, расположенный в деревне Устиновка, всего в девяти километрах от Скирманово. В бригады и полки отправились представители командующего, артиллерия заняла огневые позиции, все было готово к наступлению…

Катуков опустил бинокль и повернулся к своему начштаба:

— Время?

Кульвинский посмотрел на часы:

— Семь пятьдесят, — подполковник посмотрел на серое утреннее небо. — Правильно сделали, что на девять тридцать перенесли. Думаешь, они догадываются?

Комбриг невесело усмехнулся:

— Было бы странно, если бы не догадались. Наши орлы ревели на всю округу, пока к опушке ползли. С 28-й связывался?

— Связывался, — обычно спокойный, начальник штаба досадливо поморщился. — Кажется, подполковник Малыгин как-то странно воспринимает наше… сотрудничество.

— Это в каком смысле? — удивился Катуков.

— По-моему, — осторожно заметил Кульвинский, — он недоволен тем, что ему придется нас поддерживать. Он уже дважды штурмовал Скирманово…

— Да-да, а тут приходим мы на все готовое, — скривился комбриг. — Он хочет с нами поменяться? На Марьино, в лоб? Я бы не возражал. Пусть идет через поле, я ему эту честь с радостью уступлю!

— Что поделать, — подал голос молчавший до сих пор Бойко, — самое трудное предоставили самым сильным. И вообще, товарищи, негвардейский разговор у вас какой-то…

Утром одиннадцатого ноября Катуков и Кульвинский поехали в Устиновку — уточнить некоторые детали предстоящего наступления. Кроме того, генерал-лейтенант Рокоссовский желал лично услышать, почему командир 4-й танковой бригады собирается атаковать село в лоб. Штаб армии размещался в просторной избе на окраине села. Войдя в дом, комбриг увидел сидящего за столом начштаба 16-й армии — генерал-майора Малинина. Увидев комбрига, Малинин широко улыбнулся и поднялся навстречу, держа левую руку за спиной.

— А-а-а, герой дня! Ты еще не знаешь?

— Что именно? — сдержанно удивился Катуков.

— На, читай! — В левой руке у начштаба оказался сложенный вчетверо номер «Правды»[37] от 11 ноября.

Комбриг развернул газету: первую полосу занимало постановление Совета народных комиссаров Союза ССР о присвоении полковнику Катукову Михаилу Ефимовичу звания генерал-майора танковых войск…

Они поздравляли комбрига — Малинин, Лобачев[38], Кульвинский, а Катуков смотрел на статью со странным чувством. Как и всякий командир, он мечтал стать генералом — это было естественно. Со звания «генерал-майор» начинался новый путь — военачальника, полководца. Иные задачи, иные возможности, иная ответственность. Катуков вдруг осознал, что ему недолго осталось командовать 4-й танковой бригадой. Скоро комбриг получит приказ сдать дела и двигаться дальше. Куда? Катуков не знал. И, странное дело, это звание, его довоенная мечта, сейчас казалось далеко не самым важным… Бесспорно, комбриг был честолюбив, но эти пять осенних недель изменили его. На Украине он командовал дивизией — и еле успевал отходить под ударами немцев. На Тульском направлении комбригу Катукову были подчинены куда меньшие силы — и врага удалось задержать на неделю. И здесь, и там он был полковником. Нет, звание — не цель, это лишь признание заслуг и знак того, что человеку нужно поручить новое дело, сложнее прежнего…

За спиной Катукова распахнулась дверь, и все присутствующие встали по стойке «смирно».

— Вольно! — скомандовал знакомый голос.

Рокоссовский подошел к комбригу и протянул руку:

— Я вижу, тебя уже поздравили, — пожатие командарма было уверенным, крепким, — но это не все. Читай! Вслух!

Катуков принял из рук командующего листок бумаги:

— «Всем фронтам, армиям, танковым дивизиям и бригадам, — начал комбриг, — Приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР № 337 о переименовании 4-й танковой бригады в 1-ю гвардейскую танковую бригаду…»

Он остановился на полуслове и повторил про себя: «в первую гвардейскую…» Комбриг посмотрел на Рокоссовского — командарм широко улыбался: