За ценой не постоим - Иван Кошкин

Разговоры с населением соседних деревенек ничего не дали, на вопросы о том, сколько немецких танков прошло через село, колхозники обычно качали головами и говорили: прошли, мол, много, да, на Козлово, но сколько именно, танки или бронетранспортеры, они ответить не могли. В общем, крестьяне были настроены дружественно, хотя, конечно, танкистов явно побаивались. Когда разведчики уходили из деревни Грулёво[30], от забора наперерез танкам шагнул невысокий мужик лет сорока пяти. Улыбаясь щербатым ртом, он попросил Коровянского, соскочившего к нему с танка, не сердиться на его односельчан. Люди слишком напуганы: боятся мести гитлеровцев, да и, чего греха таить, гнева строгого товарища командира. Но больше всего их страшит возможность остаться без домов перед лицом подступающей зимы. Понятно же, товарищ командир, начнете с немцами здесь биться — на месте Грулёва только головешки будут. Да еще ходят слухи (тут мужичок понизил голос), что Сталин велел деревни жечь, лишь бы немцам не достались. Вроде видели уже тут поджигателей, не он сам, соседи. Молодые, в форме, на лыжах, только к нам они не заходили, у нас-то немцев нет… А без изб зимой как? Вот и боятся…

«Строгий товарищ командир» внимательно слушал этот монолог, не зная, что сказать. Мужичок тем временем заметил, что зима в этом году ранняя, и снега будет много… Коровянский уже собирался прервать колхозника, когда тот, внезапно, сам перешел к делу. Танков через село прошло шесть. Нет, он танк с грузовиком не спутает, да чего там, ну «Трактористы»[31]-то он смотрел в Покровском. Танки это были. И четыре на буксире тащили грузовики, грузовики большие, а солдаты пешком шли, видите, как улицу нам размесили. А вот сколько солдат — это, извиняйте, не посчитал. Куда поехали? А тут больше и некуда, да, на Козлово. Да чего благодарить, вы же не чужие все-таки, у самого сын в армии. Да, вот еще: час назад броневичок маленький тут проезжал, ну чисто гроб на колесах, а вот он уже к лесу вроде… Ну, езжайте, ребята, бог с вами.

Когда танки выехали за околицу, Коровянский вдруг вспомнил, что не спросил, как зовут их добровольного помощника, но не возвращаться же, и разведка пошла дальше. Дорога на Скирманово гусеницами и колесами была превращена в реку грязи. После прохода колонн бурая жижа опять схватывалась, образуя причудливые гребни. Судя по всему, пехота шла по обочинам, протоптав заметные тропки. Через полтора километра от главной дороги отделился зимник, доходивший, судя по карте, почти до Покровского. На снегу четко выделялись следы колес: похоже, в лес действительно ушла какая-то машина. Дальнейшие действия лейтенанта объяснялись главным образом его молодостью и тем, что возвращаться с пустыми руками было стыдно. Коровянский решил догнать уходящий на юго-восток броневик, и оба БТ, поднимая фонтаны снега, устремились в лес. Через четыре километра, у деревни Матвейцево, зимник кончался и начиналась дорога. Снега пока выпало мало, и на грунтовке броневик, имевший час форы, мог оторваться от танков. Но судьба распорядилась иначе: в полукилометре от Матвейцево головной БТ, проскочив поворот, обнаружил плотно, по оси засевшую в снег машину. Услышав шум мотора, немцы, не ожидавшие встретить русский танк в глубоком тылу, пошли навстречу. Увидев перед собой ревущий «Микки-Маус»[32], с которого прыгали разведчики в своих белых маскировочных костюмах, гитлеровцы бросились к броневику. Загрохотали автоматы, и немцы рухнули в снег, а танкисты в боевом возбуждении всадили в машину, и впрямь чем-то похожую на стальной гроб, два снаряда. Броневик загорелся, и Коровянскому оставалось только бессильно выругаться: ни языка, ни документов добыть не удалось. Немецкая машина стояла с открытой башней, и разведчики быстро сняли с нее пулемет и противотанковое ружье. Оставаться здесь было опасно, и лейтенант повел разведчиков обратно.

Забирая восточнее, группа вышла к шоссе в районе городка Новопетровское. Сплошной линии фронта тут не было, «бэтэхи» пересекли дорогу, и Коровянский уже собирался двигаться к Чисмене, когда из рощи наперерез танкам выехала группа кавалеристов. Машины остановились, конники на рысях подошли к разведчикам, и один из них, маленький, крепкий командир с веселым, открытым лицом, потребовал назвать себя. Коровянский спрыгнул с машины и, вскинув руку к шапке, прикрытой капюшоном маскировочной куртки, четко представился. Кавалерист лихо козырнул в ответ и назвал свое имя. Лейтенант вытянулся в струнку — перед ним был легендарный командир 3-го кавалерийского корпуса, генерал-майор Доватор. Узнав, что группа возвращается из разведки, комкор приказал доложить результаты поиска ему. Легко соскочив с коня, он кинул повод одному из всадников, следом спешился адъютант. Карту разложили на люке механика, Коровянский добросовестно указал маршрут группы, сообщив обо всех случаях наблюдения противника. Услышав о человеке, который помог разведчикам, Доватор одобрительно крякнул, попеняв лейтенанту, что не выяснил фамилию. Рассказ о немецком броневике рассмешил генерала, но комкор все же напомнил Коровянскому: разведке положено действовать иначе. Строго говоря, доклад был бедноват, лейтенант и сам это понимал, но Доватор все равно похвалил разведчиков и выразил надежду, что в следующий раз поиск будет удачней. Попрощавшись, комкор сел на коня и пожелал всем удачи. Всадники чуть не с места подняли коней в рысь, пересекли шоссе и скрылись в лесу на другой стороне.

Как видно, Доватор доложил об этой встрече командарму, и сейчас Рокоссовский не упустил возможности поддеть полковника.

— Коровянский сегодня опять ушел в поиск, — ледяным тоном заметил Катуков.

— Надеюсь, ты его предупредил, что игры в индейцев тут не к месту? — насмешливо спросил Рокоссовский. — Ладно, это твое дело. Для штурма Скирманово я, помимо твоей, назначаю 28-ю и 27-ю танковые бригады. 27-я пока заканчивает сосредоточение, поэтому начало наступления ориентировочно — 12–13 ноября.

— Три бригады — это всего три мотострелковых батальона, — сказал Катуков, — и те неполного состава. Одними танками деревни не возьмешь.

— 18-я выделит один полк, — ответил командарм.

— Артиллерия? — спросил комбриг.

— Получишь два дивизиона, это помимо артподготовки. Два дивизиона в твое личное пользование, для непосредственной поддержки. Доволен?

— Есть!

Катуков действительно был доволен — три танковых бригады, даже неполного состава — это 70–80 танков, если не больше, да еще стрелковый полк, да два дивизиона! Так воевать можно. Оставался еще один вопрос, и комбриг его задал:

— Кто командует операцией?

Рокоссовский посмотрел в глаза полковнику:

— Решу позднее.

Значит, не он. По крайней мере в данный момент командарм не считает возможным поставить полковника Катукова во главе операции. Это, конечно, удар по самолюбию, но комбриг уже давно усвоил: обижайся не обижайся на начальство, решение оно не переменит, а нервы лучше беречь.

Командарм не сказал полковнику, что по его приказу 28-я танковая бригада уже пыталась взять Скирманово. Десять дней назад, за сутки до того, как танки Катукова вползли в Чисмену, была предпринята первая попытка выломать клин, вбитый немцами в оборону 16-й армии. 28-я бригада, назначенная для этой задачи, лишь пять дней, как окончила формирование, ее личный состав, в основном призванный из запаса, почти не имел боевого опыта, но эти соображения в расчет не принимались. В конце концов, здесь, под Волоколамском, многие приобретали свой первый опыт. Накануне командиру 28-й, подполковнику Малыгину было разрешено провести разведку боем. Назначенные для этой цели один КВ и один Т-34 под началом комвзвода, младшего лейтенанта Грибко, подошли к Скирманово на полкилометра и попали под сильнейший обстрел. Броня тяжелого танка выдержала, но «тридцатьчетверку» немцы подбили, при этом Грибко — один из лучших командиров бригады, был убит. Разведка провалилась, хорошо еще, что экипаж КВ ухитрился подцепить обездвиженный танк на буксир и вытащить из-под обстрела. Малыгин решил попробовать обойти село, но находившийся в бригаде уполномоченный начальника штаба фронта приказал атаковать немедленно — время не терпит. По мнению уполномоченного, сил у Малыгина было достаточно, для поддержки 28-й танковой выделялся артиллерийский полк и дивизион гвардейских минометов. Мотострелковый батальон к началу атаки не успевал, и танкистов усилили стрелковой ротой из 18-й стрелковой дивизии. После артподготовки, продолжавшейся тридцать минут, бригада пошла в атаку и сразу попала под бешеный огонь. Пехота немедленно залегла, и поднять ее оказалось невозможно, танки доползли до села и в течение двух часов вели тяжелейший бой на окраине. Когда на поле боя встали кострами пять «тридцатьчетверок» и один КВ, Малыгин приказал отступать — взять Скирманово не удалось. Шесть драгоценных танков сгорели, два подбитых удалось вытащить, но тяжелее всего были потери в командном составе: командир и комиссар батальона, майор Саратьяни и батальонный комиссар Гришин — оба сгорели с экипажами.