Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972 - Федор Раззаков

На Ближнем Востоке именно Египет оказался той самой «ложкой дегтя» в проамериканской «бочке меда». После того как в 1956 году он признал коммунистический Китай и стал получать вооружение и оружие из Чехословакии (заметим, в ответ на то, что Франция стала поставлять оружие и вооружение Израилю), а потом и заблокировал Суэцкий канал, по которому в Израиль шло оружие, судьба его была решена – началась война.

Она вспыхнула 29 октября, когда три государства – Израиль, Англия и Франция – при активной поддержке США развернули военные действия против Египта. Причем чтобы в них не вмешался Советский Союз, который был на стороне Египта, западные спецслужбы устроили ему провокацию: разожгли в Венгрии восстание (оно вспыхнуло за неделю до войны с Египтом). В итоге СССР пришлось вводить войска в Венгрию, а Египет в одиночку противостоял тройственному союзу агрессоров. И хотя война закончилась достаточно быстро (после вмешательства ООН), Израиль все равно своего не упустил: изгнал федаинов из районов, расположенных на границе с Египтом, и освободил порт Эйлат.

Между тем свою долю в быстрое окончание этой войны внес и Советский Союз. Вот как это описывает все тот же П. Кальвокоресси:

«До 5 ноября русские были слишком заняты подавлением венгерского восстания, чтобы вмешиваться в ближневосточные дела, однако именно в этот день они обратились к Вашингтону с предложением принять совместные действия, чтобы заставить Великобританию и Францию прекратить наступление, и в туманных выражениях пригрозили применить ракеты против этих государств. Они также дали понять, что могут позволить добровольцам отправиться на Ближний Восток... На угрозу русских нанести ракетный удар (всерьез воспринимавшуюся английской разведкой в течение нескольких недель) американцы пригрозили нанести ответный удар, после чего не было никаких высказываний по этому вопросу. Благодаря своему вмешательству русские одержали крупную пропагандистскую победу в странах арабского мира. И маловероятно, что у них была какая-то иная цель...».

С этого момента Советский Союз стал поддерживать арабов, что, естественно, сказалось на его взаимоотношениях с Израилем – они стали еще хуже, чем были ранее. В итоге эти события перевесили чашу весов в СССР в сторону державников – то есть тех, кто не хотел идти навстречу еврейским притязаниям. Правда, полного разгрома этих притязаний не последовало, да и не могло последовать – не для того Хрущев затевал «оттепель» и разоблачал Сталина. Поэтому уже со следующего года начались определенные послабления евреям: были разрешены еврейские концерты и чтения по всей стране, изданы книги Шолом-Алейхема и т. д.

В это же время в кинематографе появилась так называемая «новая волна», существенную роль в которой играли режиссеры-евреи, причем некоторые из них прошли фронт. Вообще фронтовое поколение советских кинорежиссеров начало свое вхождение в кинематограф именно в середине 50-х годов. В числе первопроходцев этого поколения были выпускники ВГИКа 1951–1952 годов Николай Фигуровский, Владимир Басов и Мстислав Корчагин, которые одновременно дебютировали в 1954 году. Фигуровский снял на «Беларусьфильме» картину «Дети партизана» (в тандеме с одним из старейших режиссеров этой киностудии Л. Голубом), а Басов и Корчагин экранизировали на «Мосфильме» повесть А. Гайдара «Школа мужества» (этот фильм был отмечен премией Международного кинофестиваля в Карловых Варах-54).

Другие режиссеры-фронтовики стартовали в игровом кинематографе чуть позже. Так, в 1955 году это были Юрий Озеров (фильм «Сын») и Григорий Мелик-Авакян («Мелочь»); в 1956 году – Станислав Ростоцкий («Земля и люди»), Григорий Чухрай («Сорок первый»), Генрих Габай («Капитан „Старой черепахи“); в 1957 году – Александр Алов («Павел Корчагин»; с В. Наумовым); в 1958 году – Леонид Гайдай («Жених с того света»), в 1959 году – Лев Данилов (д/ф «Рязанские встречи») и т. д.

Однако самые значительные работы выпали на долю двух представителей фронтового поколения, причем оба они были евреями: Григория Чухрая («Сорок первый») и Александра Алова («Павел Корчагин»). Отдельные киноведы даже назвали этих режиссеров зачинателями «новой волны» в советском кинематографе. И это не было преувеличением, поскольку фильмы «новой волны», образно говоря, раздвигали идеологические горизонты, касаясь таких тем, которые ранее в советском искусстве были под запретом. Например, в «Сорок первом» впервые делалась попытка публично осудить классовую ненависть, а в «Павле Корчагине» подвергались определенному сомнению жертвенность, а то и фанатизм первых большевиков.

Появление обоих этих фильмов именно в период хрущевской «оттепели» было отнюдь не случайным. Взять, к примеру, идею классовой борьбы. Многим интеллигентам тогда вдруг показалось, что отказываясь от сталинской модели социализма с его тезисом об «обострении классовой борьбы», теперь надо дрейфовать в обратном направлении – то есть подальше от этой самой борьбы классов. Хотя уже одно то, что западная пропаганда давно толкала советских руководителей на этот путь, должно было насторожить приверженцев этой идеи. Но ничего этого не произошло.

Между тем удары по «классовому сознанию» грозили в итоге расшатать и «оборонное сознание» советских граждан, которое формировалось на объективной почве, поскольку СССР всегда представлял собой «осажденную крепость». Даже смерть Сталина и некоторая открытость СССР миру не изменили ситуации в лучшую сторону – осада «крепости» продолжалась с неменьшей (если не с большей) интенсивностью. Например, советскую границу чуть ли не ежемесячно нарушали самолеты-разведчики США и стран НАТО. Много позже, уже после развала нашей страны, будут обнародованы следующие цифры: за последние 40 лет существования СССР западные страны 5 тысяч раз нарушали советские границы, в то время как Советский Союз ни одного (!) раза не нарушил границу своего главного стратегического противника – США.

Исходя из этого можно утверждать, что «оборонное сознание» советским людям было навязано не изнутри, а извне, и потеря его грозила народу серьезными проблемами. Однако определенная часть советской элиты этого понимать не желала. Объяснялось это просто: в недрах этой элиты после смерти Сталина уже начала постепенно формироваться прослойка людей, которые стали приходить к убеждению не просто о бесперспективности «холодной войны», а о возможной капитуляции СССР. Поэтому любая попытка пересмотра прежних идеологических установок этими людьми приветствовалась и всячески поощрялась – правда, не в открытую, поскольку это тогда было опасно, а завуалированно, под видом борьбы с наследием сталинизма.

Итак, первой ласточкой внеклассового подхода (примиренческого отношения к белогвардейской идеологии) в советском кино стала лента Григория Чухрая «Сорок первый». Стоит отметить, что до этого, в 1927 году, этот рассказ Бориса Лавренева экранизировал Яков Протазанов, но в его ленте мотив примирения не звучал – фильм снимался с классовых позиций. У Чухрая все было иначе. Он снимал именно антипротазановское кино, о чем сам же в своих мемуарах говорит вполне определенно: дескать, фильм Протазанова ему не понравился именно из-за своей классовости. Поэтому, приступая к его постановке в 1955 году, Чухрай главной своей целью ставил одно: вызвать симпатии у зрителей не только к красногвардейке Марютке, но и к белому офицеру Говорухе-Отроку. По словам самого режиссера: «Я постепенно стал понимать, что классовая борьба – это страшная борьба, когда народ разрывается пополам искусственно и течет кровь. И вот это свое ощущение я тогда старался передать в „Сорок первом“...

Симптоматично, что когда Чухрай пытался запуститься с этим сценарием на Киевской киностудии имени Довженко, где он тогда работал, там ему дали от ворот поворот. Именно по причине внеклассовости сценария. Однако руку помощи молодому режиссеру протянула столица, киностудия «Мосфильм», где многие творческие работники разделяли взгляды Чухрая. Первым обратил внимание на молодого режиссера духовный лидер либералов Михаил Ромм. Когда он узнал о том, что Чухрай, будучи участником съемочной группы фильма «Триста лет вместе», посвященного дружбе русского и украинского народов, выступил с критикой сценариста – влиятельного драматурга и общественного деятеля Александра Корнейчука, он сделал для себя первую зарубку в памяти. Потом, приехав в Киев и познакомившись с Чухраем ближе, Ромм понял, что это за человек, и захотел, чтобы тот работал на «Мосфильме». В итоге он переговорил с директором студии Иваном Пырьевым, и спустя некоторое время Чухрая зачислили режиссером в объединение Ромма. Именно там вскоре и суждено было появиться «Сорок первому».

Отметим, что Пырьев спустя год примет на свою студию еще двух режиссеров-евреев с Киевской киностудии – Александра Алова и Владимира Наумова, которые снимут еще один фильм «новой волны» – «Павла Корчагина», о чем речь еще пойдет впереди. А пока вернемся к фильму «Сорок первый».