Планета Скарсида - Марина Казанцева

— Ты когда-нибудь была в роли животного? — засмеялся Габриэл.

— Нет. — серьёзно ответила она. — У Душ имеется распределение по предпочтениям. Я всегда была человеком, женщиной. Есть души-женщины и души-мужчины. Есть души-животные. Тут все дело решается привычкой: каждый выбирает своё амплуа. Вот Цицерон — он душа-животное. Мне даже странно, что он попал в Спутники к Человеку. Впрочем, нет в этом ничего невозможного. Выбор Спутника — это нечто очень тайное. Есть какие-то непостижимые нити, которые протягиваются от души Спящего к тому множеству, что называется Живыми Душами. Как происходит встреча родственных душ — ума не приложу!

— Кем ты была? — спросил Моррис, переворачиваясь на бок.

— Я же говорила: Спутницей Героев.

— Это на Земле, а раньше?

— Всё равно Спутницей Героев. Ты не представляешь, как велика потребность рас в героях. Сколько их я ни повидала, все Спящие искали что-то особенное — то, чего им не хватало в жизни. Между вызовами я, подобно многим иным душам, незримо присутствовала в жизни многих рас. Мы перемещаемся от одной населённой планеты на другую и наблюдаем. Наше присутствие иной раз замечалось, что порождало слухи, суеверия, религии. Нас принимали за ангелов, за демонов.

— Вы принимали видимый облик?! Это возможно?

— Да. — кивнула Инга. — Мы иногда даже вмешивались в историю, даже выступали друг против друга иной раз. Мы принимали вид тех особей, что составляли расу.

— Зачем?!

— Чтобы привести кого-то к Источнику Снов. Мы отыскивали тех, кто необычен, и помечали его. Тогда додоны приглашали это существо к себе — туда, где находилась их очередная база. Источник всё время перемещался с планеты на планету. Видишь ли, большинство галактических рас представляют собой однородную массу интеллекта. Общество сосредоточено на своём выживании и процветании, а это довольно однообразный процесс. Нет разницы между крамарским краком, живущим в глубине океана, и световой медузой, живущей в облаке космического газа. Достигнув определённого уровня развития, общество становится разумным, а вместе с тем начинает очень дорожить стабильностью своего существования. Но среди них всегда встречаются такие отдельные личности, которым всё время всего мало — их приманивает иное. Как раз такие вещи очень не приветствуются в массах. Вот этих странных мы и ищем. Иной раз ошибаемся. Некоторые, предоставь им возможность полной воли, не находят ничего лучше, как броситься в насыщение благами — побольше еды, побольше секса, ещё больше власти. Они резвятся в своём нереальном пузыре, а через них проходит ток самой необыкновенной субстанции во Вселенной — того, что вы назвали Живой Силой. Я не знаю, как это устроено, но это так. Каждый Спящий достаёт каплю Живой Энергии. Иные больше, иные меньше. За миллиарды лет существования Вселенной додоны собрали огромное количество такой энергии. Они с её помощью творят миры и сами живут ею. Она составляет их повседневность, их практически безграничные возможности. Она делает их богами.

— А что вы получаете от такого сотрудничества?

— О, очень много получаем! Мы проживаем великое множество псевдо-жизней, участвуем в бесчисленном количестве историй. Это своего рода наслаждение.

— Всегда так приятно?

— Нет. Не всегда. С тех пор, как мы вынужденно осели возле вашей звезды, в сны вторгся элемент жестокости и насилия. Ваша планета отличается от прочих. У вас постоянно идут войны, и отнюдь не детские. Ваши Спящие переполнены страстей, но фантазии у них часто просто нет. Дай им полную волю, и их мечты быстро превращаются в изуверство. Они наслаждаются мракобесием. Причина в том, что уже очень много лет додоны вынуждены были вести к источнику кого попало. Не сотворение чудес стало их целью, а простая необходимость получать энергию. Они попали в бедственное положение, когда пропал тот додон, что оставался единственным Искателем в этой немногочисленной расе. Почему так, я не знаю.

— Грешная и проклятая планета. — пробормотал Моррис. — А остальные миры безгрешны?

— Там полно всего. — ответила Инга. — Но нет такой жажды убийства, как у вас. Это есть ваше отличие от прочих миров. Я видела войны и видела процесс колонизации планет и даже звёздных систем, но там гораздо легче достигалось соглашение. Расы просто сливались и образовывали нечто новое.

Моррис примолк, раздумывая о том, как он внёс в жизнь двух планет свою войну и тем самым разрушил нормальную жизнь обеих. Он не сумел понять, что агрессия квази, их готовность идти и порубать противника в кусочки, всего лишь игра. Он ошибся, приняв собакоидов за примитивных хищников. Тут было всё непросто, совсем непросто.

— Ты осуждаешь меня? — спросил он.

— Нет, конечно. Я понимаю вашу ситуацию. У тебя не было выбора.

— Наверно, был. Мне следовало устроить битву киборгов, как Рушер вначале и предлагал. Боюсь, мы все ошиблись.

— Не ты выбрал обстановку, а Заннат.

— Мне кажется, осёл всё же что-то скрыл от нас.

— Вполне возможно, это такой плут. Однако, что это мы всё обо мне, да обо мне? Ты обещал рассказать про то, как пользуешься Живой Силой. Никогда я не видела смертного, владеющего мощью богов.

Эти слова вызвали у Морриса неприятное ощущение: он вдруг понял, как безосновательны его надежды. Эта девушка, так похожая на обыкновенную земную девушку, есть лишь видимость человека. На самом деле ей невообразимо много лет. Она видела рождение звёзд, видела зачатие цивилизаций, она видела смерть множества галактических рас. Она не человек, хотя страдает от жары и голода. Она Спутник — посредник между ним и Вечностью. Ему нечем привлечь её к своей персоне, она видела и знает невообразимо больше, чем любой из людей. Как она сказала: для меня нет тайны в человеке. Моррис повёлся на обманку: он возмечтал о несбыточном.

— Как я уже говорил, творить обыкновенные вещи необыкновенно легко. Это мизер Силы. Если бы я взялся сотворять этот мир — мир этих двух солнц и двух планет, я бы потратил только половину необходимых сил. — медленно заговорил он, вслушиваясь в свои ощущения и находя знания, которые ему предоставляла Сила. Это был необычный диалог между той таинственной субстанцией, которая рождается в невообразимых безднах Вселенной, внутри её тончайших пор, среди причудливых конфигураций измерений.

— Вторую половину по условиям поединка предоставляет противник. Он не может возражать в выборе обстановки — он вызывающая сторона. Только это связывает ему руки — больше ничего. Самое простое — использовать возможности среды, лишь слегка подправив их Силой. Что я и сделал, отправившись в перелёт с котами на алахоховых ракетах. Такой путь, хоть и выигрышный, но медленный. Фортисс тоже прибег к этому приёму, только вложил больше. Его задача: заставить меня выметать как можно больше Сил в ответ на его атаку. При этом неважно, кто побеждает: квази или псы. Для нас с моим противником неважно. Он потратился в создание летающих досок, а я поднял со Скарсиды деревянную эскадру, а расклад Сил одинаков. Он одел своих псов в блестящие латы, а я потратил поле, чтобы прикрыть своих. Он потратил Силы на создание стреляющих огнём копий, а я погнал ветром горячие облака. Это всё пустяки, не так оно много взяло. Фортисс осторожничает, как и я. Он ждёт моего промаха. И он Синкрет — ему недоступны человеческие эмоции. Вот где моя слабость, и он будет играть на ней. Он вяжет меня и квази, и собакоидами. Я их жалею, а настоящий главнокомандующий не должен думать о потерях — что выбыло, того уже нет. Так мыслят Синкреты, какими я их помню. Так мыслит Рушер: задача — всё, средства — ничто.