Томские трущобы - неизвестен Автор

В это время он поровнялся со своей квартирой и велел извозчику остановиться.

Ворота были заперты и Асану пришлось постучаться в одно из окошек нижнего этажа.

- Ты меня подожди, я сейчас на вокзал поеду! - крикнул он извозчику.

Задняя пролетка тоже остановилась и ночные гуляки, быстро соскочив с нее, бросились к Асану. Тот в это время стоял, нагнувшись к ставне окна и не заметил их приближения. Между преследователем и Асаном оставалось всего не более двух шагов, когда последний повернулся к воротам и увидел пред собой две темные фигуры. Поняв, в чем дело, молодой черкес сделал быстрый прыжок в сторону выхватывая револьвер. Но к его несчастью, нога подвернулась на обледенелом тротуаре: он потерял равновесие и упал почти в тот же момент один из нападающих со всего размаха ударил Асана по голове и лишил возможности сопротивляться далее. Извозчик, привезший Асана, увидев происшедшее, закричал было во все горло о помощи, но его остановили.

- Молчи! Мы - полиция!

Асан был обезоружен; руки ему связали ремнем и посадили на пролетку. Один из полицейских, крепко обхватив арестованного, а другой полицейский поехал сзади... Весь этот кортеж тронулся к ближайшему участку... У ворот участка извозчики были отпущены.

- Ну, выходи, што-ли, - грубо толкнул Асана в плечо его конвоир. - Не пробуй бежать - сейчас же пристрелим, как собаку.

Морозный ночной воздух совершенно освежил Асана. Несмотря на сильную боль в плече и в голове от полученного удара кастетом, он довольно бодро сошел с пролетки и поднялся на крыльцо.

Тяжелая дверь со скрипом ржавых петель отворилась и пропустила Асана.

Первая комната, небольшая, в одно окно, с грязным заплеванным полом, служила приемной. Здесь по утрам толпилось обыкновенно много народу: просители разного рода, лица, приходившие за справками. Спинки скамей, стоящих около стен, хранили на себе, в виде темных лоснящихся пятен, красноречивые следы долгих часов скуки и ожидания, которые выпадают на долю мелкого обывателя, когда он приходит за чем-нибудь в участок. Грязные стены комнаты, с обвалившейся кое-где штукатуркой, украшены разного рода объявлениями, начиная с последнего номера губернских новостей со списком разыскиваемых лиц и, кончая предостережением, писанным красивым канцелярским почерком: "шапок в передней не оставлять"! На самом видно месте стены была прилеплена кнопками небольшая фотографическая карточка снимок с обнаженного трупа, выставленного для "опознания". Приемная освещалась маленькой лампочкой, стоящей на подоконнике. Воздух был скверным и тяжелым: пахло махоркой, сыростью... На одной из скамеек лежала неподвижная фигура, покрытая шинелью. Фигура эта испускала неистовые носовые рулады, к которым примешивались однообразные звуки часового маятника и храп дежурного околоточного, доносящийся из соседней комнаты, дверь в которую была полуоткрыта.

- Эй, ты, чучело, вставай! Ишь разоспался точно дома на печке! довольно бесцеремонно ткнул один из конвоиров Асана спящую фигуру. Тот зашевелился, фыркнул, из-под шинели показалась заспанная взлохмаченная голова.

Узнав в одном из вошедших начальство, городовой моментально вскочил со скамейки и захлопал сонными глазами.

- Ты, тетеря сонная! Спать у меня! Смотри!

- Так что, виноват, ваше благородие, вздремнувши малость.

- Обыскать! - последовало краткое распоряжение.

Асан был тщательно обыскан с ног до головы и все содержимое его карманов выложено на стол...

- Спустить его вниз!

38. ДВЕРЬ ОТКРЫТА

- В общую, прикажете?

- Запереть в женскую камеру! Там ведь у нас сегодня никого нет?

- Так точно...

Асану развязали руки, и еще раз погрозив смертью, если он попытается бежать, повели вниз.

Из сеней узенькая дверь вела в подвал, где помещалась каталажная камера. Нужно было спуститься по лестнице ступенек пятнадцать. Заспанный городовой вооружился лампой и шел впереди. Шествие замыкал другой городовой. Последний, прежде, чем вывести Асана из приемной, красноречивым жестом показал ему револьвер.

- Влопался! - внутренне бесился черкес, проклиная свою неосторожность, - как кур в ощип влопался! Выследили проклятые! Эх, надо бы мне тогда же из Томска уехать...

Они спустились по лестнице и стояли теперь на площадке, на которую выходили двери каталажных камер.

- Отворяй поживее! Чего ты копаешься, словно три дня не ел! - сердито проворчал один из конвоиров.

Обладатель взлохмаченной головы, видимо, не совсем проспавшись, долго возился над замком, прежде чем отворил дверь. Наконец, старания его увенчались успехом: замок был отперт, прибой снят и дверь, уныло скрипя ржавыми петлями, распахнула свою черную смрадную пасть.

- Ну, проходи, что-ли! - слегка толкнул Асана в плечо его строгий конвоир.

Асан нервно повел плечом от грубого прикосновения, весь выпрямился в одно мгновение и был готов достойным образом ответить на насилие, но сдержался и молча перешагнул через порог камеры.

Здесь было темно, душно и сильно пахло сыростью. Маленькое окошечко над дверью, запыленное и засиженное мухами, давало слабый мутный отблеск от лампы, которую полицейские зажгли на площадке...

Тяжелая дверь еще раз проскрипела петлями и крепко захлопнулась за арестованным.

Когда глаза Асана привыкли к полумраку, царящему в камере, он произвел тщательный осмотр последней. Ничего утешительного для себя заключенный увидеть не смог. Голые стены с сырыми пятнами в углах и с бесчисленными следами убитых клопов, грязные покатые нары во всю стену, в углу около дверей, неизменная "параша", - вот все, что встретил наш злополучный герой под "гостеприимной" кровлей полицейского участка.

Асан в волнении принялся расхаживать по камере, проклиная и себя, и судьбу, и все окружающее... Наконец, утомившись этим бесцельным хождением из угла в угол, он подошел к нарам, разостлал на них свое пальто и улегся, намереваясь уснуть.

Утро вечера мудренее! - уже спокойно думал он. - Что раньше смерти умирать! Авось, еще как-нибудь вывернусь! Да и с участка убежать немудрено. Эх, если бы можно было дать знать о себе атаману - наверняка выручил бы. Да как сделать это!

Асан повернулся на другой бок и подпер голову рукой.

- Как-то Сенька выпутался? Не иначе, что и его забрали. Вот тебе и съездил на родину! Эх, дурак, дурак...

Вскоре арестованный понял, что уснуть ему немедленно не придется. Необходимая принадлежность всех каталажных камер - клопы, и здесь давали себя знать. Кроме того, из-за перегородки в общую камеру доносились какие-то неясные дикие звуки, какой-то прерывистый хрип.

- Пьяный должно быть какой-нибудь во сне мается, - подумал Асан, внимательно прислушиваясь к этим звукам, режущим нервы.

Асан с головой закутался в пальто и напрягал всю силу воли, чтобы уснуть поскорее. Глаза его уже смыкались и легкая дремота окутывала уже сознание, когда он услышал, что кто-то отворяет дверь в его камеру.

Асан откинул пальто и удивленно поднялся на локоть.

Дверь отворилась и на пороге ее показалась фигура того самого полицейского, который участвовал в поимке Асана.

- Вставай! Одевайся, пойдем наверх, - обратился он к Асану.

Страшная мысль промелькнула в голове молодого черкеса и заставила содрогнуться. - Бить будут! Иначе, зачем бы стали звать.

Ему вспомнились слышанные ранее рассказы о жестоких побоях, которым подвергались, будто бы, арестованные в полицейских участках. Глухая полночь, зловещая тишина камеры и мрачный вид городового, неподвижно стоявшего в дверях, как нельзя более гармонировал с этими воспоминаниями.

Коли бить будут - живым в руки не дамся! - решил Асан, выходя из камеры.

Когда они поднялись наверх, провожатый указал на дверь, над которой виднелась надпись: "Кабинет пристава" и сказал:

- Иди туда! Шапку-то сними...

Асан нерешительно взялся за ручку двери.

В кабинете, за письменным столом, сидел полицейский чиновник, в котором Асан, к крайнему своему удивлению узнал господина, пившего пиво в "Европе", за соседним столиком. Теперь тот иронически улыбался, заметив удивление Асана.

- Стань вот здесь, около стола... Да смотри, не вздумай шутить видишь револьвер.

Асан встал на указанное место и молча кивнул головой.

- Слушай, парень. Много ли тебе денег досталось от того артельщика.

- Какого артельщика? Знать я ничего не знаю.

- Ну, ладно, ладно! А эти деньги, в бумажнике твоем.

- Собственные мои...

Допрашивающий выразительно свистнул.

- Полно, брат, дурака валять. Будем говорить лучше начистоту! Ты совсем из Томска собираешься уехать.

- На родину собрался.

- И паспорт чистый и все в порядке.

- Да, уж как водится.

- Гм, воля-то, парень, дороже денег... А как думаешь.

Смутная надежда зашевелилась в душе Асана. Он поспешил ответить утвердительно.

- Поезд в шесть утра отходит... Чай с ним бы поехал, если бы не арест.