Нахимов - Наталья Георгиевна Петрова

бейдевинд; если сие справедливо, то это одно выше всякой цены».

Нахимов не из праздного любопытства рассматривал корвет; вскоре ему предстояло снова строить корабль — на сей раз знаменитый фрегат «Паллада».

«Флот идёт к опасности»

«Насчёт слухов о назначении моём на новостроящийся фрегат в Архангельске — несправедливо», — писал Нахимов Рейнеке в ноябре 1831 года. Осенью он был болен — простудился, однако ни на что не жаловался: «Поистине, я сим весьма доволен». А через месяц слухи подтвердились: в самый канун 1832 года его назначили командиром строящегося фрегата и перевели в 4-й флотский экипаж.

Император приказал отделать фрегат «с особенным тщанием и с применением способов для удобнейшего и чистейшего вооружения оного».

К моменту назначения Нахимова на «Палладу» на стапелях стоял лишь остов будущего корабля, который строил англичанин на русской службе полковник В. Ф. Стоке. Нахимову предстояло составить ведомость материалов и оборудования для фрегата «сколь можно поспешнее». К маю 1832 года ведомость из двадцати одного пункта была готова, а уже 1 сентября фрегат сошёл со стапелей Охтинской верфи. За отличную работу Нахимову объявили высочайшее благоволение. Дальше — отделка и вооружение. Менее чем через полтора года — в августе 1833-го — он докладывает о выполнении работ, рядом с каждым пунктом ведомости стоит короткое: «Исполнено». Но сколько времени он провёл в доке, сколько порогов обил, сколько бумаги исписал, чтобы добиться результата в столь короткий срок!

В тридцатые годы XIX века срок постройки корабля в России был определён в два года с перерывом на одно лето для того, чтобы набор на стапеле успел просохнуть. Даже в Великобритании, морской державе, полный цикл строительства корабля занимал в военное время четыре-пять лет, а в мирное — ещё больше. Кстати, и там, несмотря на огромный опыт судостроения, нужен был глаз да глаз. Серия из сорока кораблей «Сервейер» («Surveyor») вошла в историю под названием «40 воров», поскольку вскрылось большое число случаев воровства и коррупции, корабли построили из сырой древесины, подряды на выполнение работ распределяли за взятки.

Кораблестроительная деятельность Нахимова ещё ждёт своего исследователя. Автор одной из немногочисленных статей на эту тему так оценил новый фрегат: «...процесс его постройки не менее примечателен, чем вся судьба “Паллады”, запечатлённая в бессмертных очерках Гончарова. При создании фрегата были использованы многие достижения в области судостроения того времени. К таким новшествам, в частности, относились: усовершенствованный брандспойт, удобный как при пожаре, так и при повседневном использовании; железные румпеля[34] со шкивами; кожаные штуртросы; аксиометр[35] к штурвалу; железные тумбой (поплавки, служащие для указания места якоря), а также многие усовершенствования по части рангоута. На “Палладе” впервые в практике русского кораблестроения применили медные полубортики с иллюминаторами, выходящими на жилую палубу, а также помпы для подачи воды на камбуз и в лагуны для питьевой воды. Эти и другие новшества сделали “Палладу” совершенным кораблём, который свыше двадцати лет с честью носил русский флаг»153.

Нахимов не ограничивался общим наблюдением за работами — он вникал в детали, его предложения были всегда продуманные и обоснованные. Когда выяснилось, что у корабельного инженера нет планов фрегата, Нахимов подал рапорт: «...не имея плана, я не могу приступить к правильной нагрузке фрегата». Не прошло и трёх дней, как план предоставили, а на рапорте появилась помета: «Исполнено».

Он писал об увеличении числа гребных судов, о необходимости построить «полубарказ длиною 32 фута, который с большою удобностию будет служить для сбережения самого барказа, ибо, не имея оного, за всякою незначащею тяжестью должно непременно посылать барказ, отчего оный весьма скоро приходит в негодность»154.

Не всё шло гладко, и не всем Нахимов остался доволен. Так, новым абордажным оружием фрегат не снабдили — дали старое, да и то «в дурном виде». Полупортики в жилую палубу сделали по чертежам, привезённым из Англии, но «нехорошо, так что вода попадает в оные, да и самые полупортики сделаны дурно». В круглый люк и над кают-компанией он требовал вставить стёкла той же толщины и крепости, как кормовые; сделали, но в запас не дали ни одного, «хотя об оном и требовано было мною от управления конторы Кронштадтского порта». То же и с канатами: требовал прислать запасные — прислали, но не той длины. И снова Нахимов писал о недоделках и требовал их исправления.

Конечно, Нахимов был не одинок, М. П. Лазарев внимательно следил за деятельностью своих оперившихся птенцов, разлетевшихся по собственным кораблям, помогал советом и делом. Пересказывали забавный эпизод, случившийся при строительстве фрегата. «Во время отсутствия по делам службы капитан-лейтенанта Нахимова, вооружавшего на Охте назначенный в его командование фрегат “Палладу”, М.П. Лазарев посетил этот фрегат и заметил, что команда фрегата неправильно перевязывала выбленки на вантах; не сказавши ни слова, он немедленно сбросил с себя мундир, засучил рукава рубашки и принялся перевязывать выбленки, объясняя команде, как следует это делать. В это время Нахимов подходил на катере к фрегату и крайне был удивлён, увидя адмирала на вантах, работавшего с командой»155.

Да, у Лазарева были жёсткие методы воспитания — он перенял их на английском флоте и считал вполне оправданными. Но не одной строгостью он действовал — молодым мичманам, пришедшим к нему на фрегат «Крейсер», он ещё и любовь к морской службе прививал, которую невозможно воспитать, если сам её не имеешь. Адмирал, который не гнушался скинуть мундир и показать матросам, как вязать выбленки, беззаветно любил и море, и службу, и этому Нахимов научился у него.

Командовал «Палладой» Нахимов всего одну кампанию, но за это время произошло событие, которое на Балтике помнили долго.

В августе 1833 года эскадра под командованием вице-адмирала Ф. Ф. Беллинсгаузена крейсировала у