Эволюция эстетических взглядов Варлама Шаламова и русский литературный процесс 1950 – 1970-х годов - Ксения Филимонова

href="ch2.xhtml#id114" class="a">[120]. Наступает война и Каслеев показывает образцы героизма на фронте – останавливает бегущий от немцев полк, спасает комиссара, оберегает полковое знамя. Подвиги Каслеева воспеты фронтовыми поэтами. Комиссар, лично видевший героическое поведение Каслеева, умирает, и Каслеев не получает нужных справок. Война кончается, Каслеев женится и уезжает на Дальний Север. Там у него умирают дети и жена. Сослуживцы Каслеева присваивают его изобретение. Каслеева и здесь «разоблачают» как сына кулака. Умирает Сталин, страна готовится к XX съезду. Каслеев получает с родины бумажку об истинном своем социальном происхождении. Тот же самый Федюшкин, который раскулачивал когда-то Каслеева, признает свою ошибку.

Пользуясь реальными событиями как канвой, основой для своего произведения, автор должен хорошо знать, что художественная правда и правда действительности – вещи разные. Художественное произведение всегда – обобщение, типизация, вывод. Судьба Каслеева не кажется таким «выводом». Пьеса в ее настоящем виде очень лична и не столько осуждает Сталина и его методы, сколько старается доказать, что данный пострадавший не виновен. Кроме того, художественность требует выдумки, домысла, обострения сюжета. И дело тут не в том, что есть девять сцен, а нет традиционных актов (как указывает автор): таким способом писали очень многие драматурги, начиная от Шекспира и кончая Арбузовым. Дело в том, что не все сцены оправданы, не все нужны.

Композиционно пьеса очень рыхла. Последние сцены легко могут быть соединены в одну, вряд ли нужна сцена знакомства Каслеева со своей будущей женой и др.

Но это – не главная беда. Главная беда в том, что герои говорят друг с другом языком газетных статей, а не языком живой человеческой речи. Сюжетные ситуации и характеры пьесы лубочны. Этим недостатком страдают в особенности фронтовые сцены. Диалоги героев, их поведение, далеки от жизненной правды.

Художественность пьесы невысока. В пьесе нет характеров, нет живых людей. Каслеев много раз уверяет, что он горд и независим, но его характер все же остается схемой, тенью, как, впрочем, и любое действующее лицо пьесы. Автор не владеет даром замечать мелочи, подробности, тонкости психологии – с тем, чтобы с их помощью показать душу своего героя.

Каждый герой «Опалы» говорит о себе, что он сделал и сделает, что он думает и будет думать, как будет поступать. Все герои говорят одинаковым языком. Язык пьесы грамотный, но не отличается свежестью и выразительностью.

Для «Нового мира» пьеса «Опала коммуниста» не представляет интереса.

В. Шаламов Москва, А284. Хорошевское шоссе, 10 кв. 2

Л. Пасенюк [121] «Снег во всем мире», рассказ. Датировка на листе 14.4.64 г

РГАЛИ. Ф. 1702. Оп. 10. Ед. хр. 155. Л. 3132

Л. Пасенюк – способный писатель, автор ряда рассказов о Дальнем Севере, сумевший показать Север грамотно, с достаточной свежестью – и в психологии людей, и в пейзажных описаниях. Во всяком случае так выглядели первые рассказы Л. Пасенюка.

«Снег во всем мире» производит иное впечатление, хотя и этот рассказ вполне квалифицирован, отличается литературной культурой. «Снег во всем мире» кажется книжным, искусственным рассказом. Сюжет его: новогодняя ночь на Камчатке, молодой московский ученый, женатый на камчадалке, едет на дежурство и встречает на своем пути людей Камчатки. Это – каюры[122], заезжий художник, иные северяне. Мир этих героев перекликается в своей тональности с ранними рассказами Джека Лондона. Это влияние автор не сумел преодолеть, несмотря на энергичное «осовременивание» материала. По своей психологии, размышлениям, действиям, герои нового рассказа Л. Пасенюка более близки героям «Северной Одиссеи»[123], чем, скажем, дневникам Петера Фрейхена[124], где мог бы быть взят мотив женитьбы на камчадалке. У Фрейхена такая женитьба лирична, весела, легка. У нашего автора эта сюжетная подробность выглядит нарочито введенной экзотикой.

В рассказе много книжного. Дважды упоминается, что лица людей похожи на рублевские иконы, много говорится о сотрудничестве Джека Лондона и Синклера Льюиса[125], ведется подробный разговор о Рокуэлле Кенте[126], о Дейнеке, о Золя, о Вересаеве и многое другое в том же роде. Книжны сравнения: «Художник был красив, как молодой викинг» (44). Этот викинг повторяется дважды. Викинг – прямое заимствование из Лондона («За тех, кто в пути»).

В «Снеге» нет главного, ради чего пишутся рассказы – нет характеров, нет живых людей. Главный герой Федор обрисован неясно, смутно, а его спутники и вовсе тени людей, какими бы «надежными» беллетристическими средствами ни пользовался автор (вроде многократного изображения поведения пьяного человека).

Есть в рассказе и забавная обмолвка, которую, впрочем, легко устранить. На странице 3 повествуется о теплом вязаном белье, которое оставил герою его дед-егерь. Это егеревское белье чуть не прошлого столетия герой сберег до наших дней и надевает на Камчатке. Дело не только в малой вероятности использования такого старинного наследства. Дело в том, что никакого «егеревского» белья не существует и не существовало никогда. Было до революции вязаное белье особого рода, называвшееся «бельем доктора Иегера». Правильно пишется «иегеровское» белье и тогда дед-егерь будет вовсе не нужен в рассказе.

Неточно написано о юколе, собачьем корме, который люди едят лишь в случае крайнего голода. Юкола[127] – вполне пригодная пища для людей и вряд ли ее едят в самую последнюю очередь.

Возможно, в портфеле автора найдутся другие рассказы для «Нового мира». Рассказ «Снег во всем мире» не представляет интереса для журнала.

В. Шаламов Москва, А284. Хорошевское шоссе, 10 кв. 2

А. Смирнов [128] «Люди суровой Колымы», Повесть, 328 стр. 1963 г.

РГАЛИ. Ф. 1702. Оп. 10. Ед. хр. 66. Л. 9195.

В «Людях суровой Колымы» автор хотел изобразить людей сложной и запутанной судьбы, бывших заключенных, становящихся полноправными членами советского общества. Время действия повести – конец пятидесятых годов.

Во время переправы через речку разведчик-рабочий геологической партии Сережа Костиков ломает плечо. Товарищ приходит к нему на помощь и, накачав раненого спиртом, привозит в одну из больниц Колымы. В хирургическом отделении Костиков встречается с молодым врачом-хирургом Ниной Михайловной Андреевой, которая делает операцию Костикову. Случайно выясняется, что Сергей знал на войне отца Нины Михайловны и хранит его фотографию. Сергей рассказывает Нине Михайловне свою жизнь. Первый год войны, ранение, отпуск в Москву, подделка воинских документов, военный трибунал, лагерь, побег из лагеря, снова суд и наконец – Колыма. Здесь Сергей освобождается по амнистии и остается работать в полевой разведке на Крайнем Севере. Сергей нравится Нине Михайловне, он – человек неглупый, смелый, прямой, но он – человек другого мира – пьянство, грубость привычек и взглядов пугают Нину Михайловну. Все это