Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф

– Ни слова, пока не согласитесь! – Грета, сама того не желая, обогнула письменный стол и встала с другой стороны. Теперь их с Хансом разделяла заваленная бумагами столешница. Ей вдруг одновременно захотелось и оказаться в его объятьях, и побежать через мост обратно в отель, где Эйнар наверняка дожидался ее, дрожа от холода возле плиты. – Вот что, – заявила она. – Даю вам возможность стать моим агентом прямо сейчас. Если вы откажетесь, то, несомненно, в будущем об этом пожалеете. – Она потерла неглубокий шрам на кончике подбородка.

– Отчего же пожалею? – удивился Ханс.

– Оттого, что в один прекрасный день вы скажете самому себе: а ведь я мог заняться ею. Эта Грета Вегенер могла бы стать моей.

– Но я же вам не отказываю, – произнес Ханс. – Разве не понимаете?

Понимала, Грета все понимала. По крайней мере, намерения Ханса были ей ясны. А вот чего она не могла понять, так это трепета в собственной груди, похожего на частые-частые взмахи крылышек колибри. Почему она не отвергла Ханса с его непристойными заигрываниями? Почему не пристыдила, напомнив, какую боль это причинит Эйнару? Почему не в силах даже вымолвить имя мужа?

– Договорились? – спросила она.

– О чем?

– Или вы будете представлять мои интересы, или я немедленно ухожу.

– Грета, проявите благоразумие.

– Именно это я и делаю. Это самый разумный ответ, который приходит мне в голову.

Они стояли напротив друг друга, опираясь о столешницу. Бронзовые пресс-папье в форме лягушек удерживали на месте стопки бумаг. И везде значилось имя Ханса – в каждом документе, в каждой квитанции. Ханс Аксгил. Ханс Аксгил. Ханс Аксгил. Грета вспомнила, как в детстве, упражняясь в чистописании, выводила: Грета, Грета, Грета.

– Я готов, – сказал Ханс.

– На что?

– Представлять ваши интересы.

Она не знала, что ответить. Поблагодарив его, взяла свои вещи и протянула ему руку.

– Полагаю, рукопожатие будет уместным, – пробормотала она.

Он сжал ее пальцы, и они потерялись в его кулачище, словно угодили в западню, однако потом Ханс отпустил руку Греты.

– На следующей неделе привезите мне ваши картины, – сказал он.

– На следующей неделе, – эхом повторила Грета и вышла в переднюю комнату, где с улицы через окна лился солнечный свет и шум города, а клерк безостановочно стучал по клавишам печатной машинки.

Глава пятнадцатая

Эйнар проснулся от запаха крови. Осторожно, чтобы не разбудить Грету, он встал с постели. Лицо жены беспокойно хмурилось – видимо, ей снился дурной сон. Горячая струйка крови медленно стекала по внутренней стороне его бедра, кровь пузырилась и в ноздре. Он очнулся в теле Лили.

Во второй спальне рассветные лучи падали на платяной шкаф из мореного ясеня. Грета отдала верхнюю секцию Лили. Нижние ящики она оставила за собой и держала закрытыми, для проверки неприкосновенности тайком подкладывая волосок. Зеркало показало Лили испачканный кровью нос и ночную рубашку с кровавым пятном посередине. В отличие от Греты, она никогда не переживала из-за кровотечений; они начинались и прекращались сами собой, и Лили на это время укладывалась в постель, как при простуде. Это просто часть жизни, думала она, одеваясь – натягивая на бедра юбку – и гребнем снимая с волос статику. Наступил июнь; месяц назад на скамейке в парке Эйнар принял решение отделить себя от Лили, и Лили уже ощущала нависшую над ней угрозу, чувствуя, что время перестало быть бесконечным.

На рынке в квартале Сен-Жермен-де-Пре подсыхала утренняя роса. Длинными рядами тянулись торговые места, каждую палатку защищал от дождя оцинкованный навес. Продавцы выставляли свой товар: треснутую фарфоровую посуду, комоды без ручек, одежду на плечиках. Одна женщина торговала исключительно игральными кубиками из слоновой кости. Какой-то мужчина выставил на продажу коллекцию балетных пуантов, хотя расставаться с ней ему совсем не хотелось. Еще одна женщина продавала элегантные юбки и блузки. Чуть за сорок, короткие седые волосы, щербатые зубы – так выглядела мадам Ле Бон, уроженка Алжира. С годами она хорошо изучила вкусы Лили и специально посещала особые распродажи в Пасси, где продавались вещи умерших, охотясь за блузками с вышитыми воротниками и фетровыми юбками, которые особенно любила Лили. Мадам Ле Бон знала размер ноги Лили, знала, что та не носит обувь, открывающую ее мизинец без ногтя. Она покупала своей клиентке камисоли на маленькую грудь и старомодные корсеты с пластинами из китового уса, помогавшие решить проблему скромного бюста. Также мадам Ле Бон была в курсе, что Лили обожает серьги с хрустальными подвесками-капельками, а зимой предпочитает муфты из меха кролика.

Лили перебирала вешалки с нарядами на стойке мадам Ле Бон, когда вдруг заметила молодого человека, обладателя высокого лба, разглядывавшего книжки с картинками на соседнем прилавке. Через руку у него было перекинуто легкое пальто, у ног стоял парусиновый чемоданчик. Поза молодого человека казалась странной, как будто он перенес свой вес на одну ногу. Книги, судя по всему, интересовали его не слишком – он листал страницы, поглядывая на Лили. Их взгляды встретились дважды; во второй раз он послал ей улыбку.

Лили отвернулась и приложила к поясу клетчатую юбку.

– Очень хорошо, – оценила мадам Ле Бон, сидя на своем стуле. Из бельевой веревки и простыней она соорудила небольшую примерочную. – Примерьте, – сказала она, услужливо откинув простынь.