Самец взъерошенный - Анатолий Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Друг.
– Тогда поговори с ним! У меня сердце рвется, когда его слушаю. Может, он обрадуется и станет веселее?
«Не обрадуется!» – подумала Касиния.
– У Игрра беда, – сказала, напуская на лицо грусть. – Дом отняли за долги, вот он и грустит. Думаю, поэтому он уходил – пытался его вернуть, но не вышло. Ничего, попоет и успокоится, – вымолвила небрежно.
– Не похоже, госпожа! Сходи к нему!
Лицо кварты выразило мольбу. Касиния потрепала ее по щеке и двинулась улицей. «Плохо! – размышляла, шагая по брусчатке. – Игрр не выходит из харчевни и не расстается с мечом. Незаметно убить трудно, а Октавия велела, чтоб именно так. Подозрение не должно пасть на храм. К Игрру не подобраться, а понтифик требует, чтоб быстрее. Ее прямо трясет: пришлый угрожал зарезать Лавинию…» Задумавшись, Касиния не заметила, как выбрела на главную улицу, где едва не врезалась в шагавших ей навстречу воинов в багряной одежде. Грубый окрик остановил ее в последний момент.
Касиния замерла. Преторианки смотрели хмуро и, похоже, готовились задраться. «Совсем молоденькие! – определила Касиния. – Вышли развлечься. Хм! А что, если?..»
– Аве! – Она выбросила кулак от груди. – Слава преторию!
Преторианки переглянулись.
– Ты кто? – спросила стоявшая посреди.
– Бывший правофланговый когорты преторианцев! – с готовностью доложила Касиния. – Прозвище – Мышка!
Преторианки хихикнули. Высокой и мощной Касинии такое прозвище подходило менее всего.
– Мое настоящее имя Пульхерия, – пояснила порученец понтифика. – Теперь я купец. Сегодня неплохо расторговалась. Хотите вина? Угощаю!
Преторианки, не сговариваясь, кивнули. В ближайшей харчевне Касиния потребовала отдельный стол и все самое лучшее. Серебряный денарий, врученный ею хозяйке, пробудил у той энергию. Спустя короткое время перед гостями стоял кувшин вина, оловянные чаши и глиняное блюдо с истекавшим ароматами каплуном.
– Да хранит Богиня-воительница преторий! – провозгласила Касиния, подымая чашу.
Тост с радостью поддержали. Последовал еще один, затем еще… После второго кувшина щеки преторианок раскраснелись, глаза помутнели, а речь стала сбивчивой.
– Меня зовут Лиона, – сообщила темноглазая преторианка, судя по всему, старшая в этой троице. – Прозвище – Пугио[37]. Я декан[38]. Это Воробышек, – она ткнула пальцем в высокую и мощную преторианку, мало чем уступающую статями Касинии. – А это – Бычок.
Бычок, наоборот, оказалась маленькой и худенькой.
– Узнаю преторий! – захохотала Касиния. – Все как прежде. Больших зовут маленькими и наоборот.
– Ага! – согласилась Лиона. – Повезло нам встретить тебя. Выпить было не на что: жалованье только в календы[39]. Благодарю.
– Пустяки! – махнула рукой Касиния. – На то мы и преторианки, чтобы помогать друг другу. Не хотите развлечься? – спросила, понизив голос. – Есть один мужчина…
Лиона в ответ выразительно потерла большим пальцем об указательный и средний.
– Ерунда! Я же говорила, что неплохо расторговалась, – Касиния выложила на стол три золотые монеты. – Берите! По одной от каждой – он больше не берет.
– Почему? – удивилась Бычок. – Старый? Или уродливый?
– Молодой! – заверила Касиния. – Кра-асивый! – Она закатила глаза. – А мало, потому что не в лупанарии. Храму не платит. У него нет хозяйки. Его можно даже убить, поэтому он опасается. Только это – тсс! – Она приложила палец к губам.
Преторианки закивали и мигом разобрали монеты.
– Идем! – встала Касиния. – Он живет на улице Сукновалов. Мерзкое место, но ведь мы преторианки?
Темноглазая пьяно кивнула.
***Эдита ощутила угрозу, как только эти четверо переступили порог. Опытным взглядом хозяйка мгновенно определила: преторианки пьяны, а вот их спутница, рослая и могучая треспарта, выглядит трезвой. Поэтому Эдита метнулась к ней.
– Госпожа! Мы всегда рады гостям, но сегодня харчевня переполнена…
– Заткнись! – оборвала ее треспарта и сгребла за ворот паллы. – Как ты смеешь нам препятствовать?! Не видишь, кто перед тобой?
– Да! – мотнула головой темноглазая преторианка. – Молчать!
– Как скажете, госпожа! – прохрипела Эдита.
Треспарта отпустила ее ворот и небрежно толкнула в сторону. Этого, однако, оказалось достаточным, чтобы Эдита с размаху впечаталась спиной в косяк. Зашипев от боли, она все же сдержала крик и, отступив, поклонилась. Гости прошли вперед, а Эдита, схватив за тунику пробегавшую мимо служанку, шепнула той в ухо:
– Вигилов сюда! Немедленно!
Служанка кивнула и шмыгнула за дверь. Эдита оправила паллу и, как будто ничего не случилось, прошествовала за стойку. Там, затаившись за винной бочкой, принялась наблюдать. Когда станут допрашивать, нужно быть точной.
Тем временем пришлый поставил пустую чашу на стол и подпер щеку кулаком. По харчевне будто прокатился ветерок: сейчас! Пришлый прокашлялся…
Сяду я за стол,Да подумаю:Как на свете житьОдинокому?Нет у молодцаМолодой жены,Нет у молодцаДруга верного,Золотой казны,Угла теплого,Бороны-сохи,Коня-пахаря…
Игрр пел, прикрыв глаза, и у Эдиты, хотя и слышала не в первый раз, повлажнели глаза. Как-то она спросила пришлого: о чем его песня? Тот рассказал. Эдита едва удержалась от слез. Такое горе! Неудивительно, что пришлый грустит. В Роме так не принято. Здесь даже последняя нищенка старается выглядеть весело: Богиня-воительница любит удачливых. А вот пришлый не стесняется. И почему-то так хочется его пожалеть…
Вместе с бедностьюДал мне батюшкаЛишь один талан —Силу крепкую;Да и ту как разНужда горькаяПо чужим людямВсю истратила.Сяду я за столДа подумаю:Как на свете житьОдинокому?..[40]
– выводил Игрр. Публика в харчевне внимала, затаив дыхание. Эдита, хотя было не ко времени, заслушалась. Как он все-таки хорош, этот пришлый! Какие замечательные будут от него дети! Ее Домне четырнадцать лет – для димидии самое время забеременеть. Скоро у нее Дни, может, удастся уговорить пришлого? А может, Домна ему понравится и он останется? Хозяйки у него нет – это Эдита выяснила. Контракты с пришлыми регистрируются у префекта; писарь за асс сообщила, что прежняя хозяйка освободила Игрра. Непонятно зачем, но это только на руку. Если Игрр проживет у них хотя бы год, они с Домной разбогатеют. При такой-то выручке! На улице Сукновалов народ обитает бедный: нолы да кварты. Но с тех пор, как в харчевне поселился Игрр, приходят даже треспарты. А платят они щедро…
Игрр умолк, Эдита отрешилась от мечтаний. В харчевне воцарилась тишина. Посетительницы знали: хлопать и кричать нельзя, пришлый может встать и уйти. Игрр плеснул из кувшина в чашу, опорожнил ее одним глотком, и в этот миг и случилось то, чего Эдита опасалась. Рослая треспарта подтолкнула темноглазую преторианку, и та нетвердым шагом подошла к столу Игрра.
– Вот! – сказала, выложив перед ним монету. – Пошли!
Лицо Игрра перекосилось. Эдита сжалась. К ее удивлению, пришлый ответил сдержанно:
– Я больше не занимаюсь массажем, госпожа!
Игрр отодвинул монету. Преторианка нахмурилась.
– Тебе мало?
– Я же сказал: не за-ни-ма-юсь, – по слогам произнес пришлый. – Что непонятного?
– Набиваешь цену! – вспыхнула преторианка. – Больше не дам! Вы, лупы, и этого не стоите.
– Пошла нах!..
Пришлый произнес это на непонятном языке, но все в харчевне догадались о смысле сказан ного.
– Как ты смеешь, слизняк?! – взвизгнула преторианка, замахиваясь.
Игрр перехватил руку и, вскочив, завернул ее за спину обидчице. Та согнулась от боли. Харчевня невольно охнула.
– Я же сказал, куда идти! – рявкнул пришлый и с размаху пнул преторианку в зад. Та полетела к дверям и непременно пропахала бы носом пол, если бы ее не подхватили подруги.
– Убью! – завопила темноглазая, вытаскивая меч. Никто не успел и глазом моргнуть, как пришлый в свою очередь выхватил клинок.
– Давай! – крикнул, ощерясь. – Посмотрим, чего ты умеешь, рачиха вареная! Я отрежу тебе хвост и сделаю себе плетку – преторианок гонять.
Спутницы темноглазой зарычали и потянулись к мечам. Эдита от страха прикрыла глаза. К счастью, именно в этот миг в дверь вбежали вызванные служанкой вигилы.
– Оружие в ножны! – заорали с порога. – Именем сената!
Спутницы темноглазой подчинились, но сама она – нет.
– Он ударил меня! – завопила, указывая клинком на Игрра. – Я зарежу его!
– Не успеешь! – возразила старшая из вигилов.
Ее воины ловко взяли преторианок в кольцо и застыли, наставив на них жала пилумов. Эдита заметила, что высокая треспарта куда-то исчезла. Темноглазая преторианка посверкала глазами, но убрала меч.