Нити разрубленных узлов - Вероника Иванова

— Тем же, чем все прочие города. Люди рождаются и умирают. Кому-то удается отодвинуть одно событие от другого подальше, кому-то нет. Вот и у вас, к примеру, сегодня несколько человек тоже простились с жизнью до срока.

Расчет оказался верным: упоминание о местных событиях заинтересовало старика куда больше, чем жизнь далеких краев.

— А вы знаете, кто именно умер? В этот дом новости приходят, уже успевая стать такими же дряхлыми, как и я.

— Умерла сестра Эвины Фьерде.

— Малышка Лейра? — всплеснул руками хозяин. — Но она была еще так молода! Что же ее сгубило?

Ну не особенно и молода, если приглядеться. Но конечно, и не так стара, чтобы умереть смертью, не вызывающей удивленных вопросов.

— Несколько ударов ножом.

— Ее… убили?

— К несчастью, да.

Старик какое-то время молчал, позволяя расслышать, как где-то в доме звенит и стучит посудой слуга, а потом заметил:

— Это вы правильно сказали, эррете. К несчастью. И не только для семьи Фьерде, а для всех нас… Убийца известен?

— Он был одним из тех, кто носит черные мундиры.

— Неужели она так просто позволила себя… — В голосе моего собеседника проступило неподдельное возмущение.

— Не просто. Но с демоном у нее не было шансов справиться.

Лицо старика замерло безжизненной маской, и, когда губы все же шевельнулись, сеть глубоких морщин, кажется, стала еще обширнее.

— Ийани снова появились в Катрале?

Я почему-то думал, что это известие опечалит собеседника или обеспокоит, но в голосе хозяина дома явственно послышалось все, что угодно, кроме огорчения. Наоборот, услышав про пришествие демона, старик словно встрепенулся, скинув долой пяток лет. Впрочем, раздумывать над замеченными странностями было некогда: рассказ нуждался в продолжении.

— По крайней мере один. И он успел еще раз сменить тело и натворить бед, прежде чем был пойман. Блондином, который носит на груди рубиновую брошь.

— Значит, ийани все же попал в руки наследника Навалено… Дурно. Очень дурно, — заключил хозяин дома и умолк, но теперь уже ожидая, пока слуга, вновь появившийся на дворе, закончит накрывать на стол.

Ужин порадовал мясом, правда сдобренным излишне острыми специями, и вином, которое отлично разбавлялось прохладной водой, не теряя вкуса, а даже приобретая еще большую свежесть. Сам старик почти не притрагивался к еде, погруженный в напряженные раздумья, зато от пития, можно сказать, не отрывался. Я не стал его отвлекать, полагая, что нужно прежде всего выказать уважение мастерству повара и только потом возвращаться к беседе. Натти тоже сосредоточенно молчал, спешно уничтожая свою порцию яств, а когда опустошил миски и кружки, откланялся, шепнув мне на ухо, что идет спать, и на дворе, над которым небо становилось все темнее и темнее, остались только два человека.

Вряд ли рыжий так уж хотел закрыть глаза и предаться сну. Скорее, сбежал, предвидя обычное для всех подобных посиделок развитие событий — нудную беседу, составленную в большинстве своем из продолжительных фраз человека, изголодавшегося по общению. А мне надвигавшееся неторопливое действо было вполне привычно, еще со времен Атьена Ирриги и его пожилых соратников по чиновным делам.

Даже больше: разглагольствования стариков я ценил намного дороже, чем упрямое молчание юнцов. Пусть я отдавал себе отчет в том, что услышу только часть правды, причем отраженной в кривом зеркале, для вхождения в обстоятельства годилось все, даже наглая ложь, лишь бы она прозвучала и долетела до моих ушей. А входить было необходимо, потому что к цели нашего путешествия мы пока не приблизились ни на шаг.

— Простите мне мою рассеянность, эррете, — наконец нарушил тишину хозяин дома. — Принесенные вами известия оказались настолько скорбными, что я поневоле забыл о своих обязанностях перед гостями.

Да, скорбь я заметил. Крохотную такую. Мимолетную.

— Но вас больше обеспокоило второе, верно? Не смерть эрриты, а появление демона. Почему? Разве он опасен, особенно сейчас, когда пойман и обезврежен?

— Опасны не демоны. Опасны люди. Но я вижу, вы все равно не понимаете, о чем идет речь? Извольте, объясню. Правда, рассказ будет долгий, а вино… Почти закончилось. Эй, Тиго! Тащи еще один кувшин, бездельник!

— Вам бы хватит уже… — попробовал возразить слуга, но старик остался непреклонен:

— Вина! Оно нам понадобится. Лучше него ничто не промывает мозги.

Кувшин хоть и с многозначительной задержкой, но был водружен на стол, и хозяин дома собственноручно наполнил кружки. Причем не оставив места для воды.

— Попробуйте чистого, эррете. Оно тяжело пойдет, знаю, но того стоит.

Я послушался и поднес кружку ко рту. Правда, памятуя о том, что выпивкой одинаково рьяно норовят угостить и друзья, и враги, глотнул совсем немного, так, пролил пару капель на кончик языка. Густое, маслянистое, с резким горьковатым вкусом, вино и впрямь долго не желало проваливаться в горло, но, когда все же проскользнуло внутрь, мгновенно проложило огненную дорожку через все тело. К самым ногам.

Свою кружку старик опорожнил чуть ли не одним глотком, и выпитое заметно взбодрило радушного хозяина. По крайней мере, глаза стали смотреть намного яснее, чем прежде, и их выражение заставило меня еще внимательнее прислушиваться к каждому следующему произнесенному слову.

— Семья Кавалено прибыла сюда почти сразу же, как Катрала вошла в границы Дарствия. А впрочем, многие в то время приехали. Богатые люди, особенно по сравнению с теми, кто тогда здесь жил. Щедрые люди. Они научили других выращивать винные ягоды, самые сладкие на юге. Выкопали колодцы. Отстроили дома. Создали этот город из степной пустоты. Создали для нас, живших здесь испокон веков, но не видевших прежде ничего подобного. И мы отплатили им любовью. А любовь слепа, как водится. И ей было плевать на то, что людского в хозяевах новорожденного города оказалось намного меньше, чем полагается… — Он остановил свой рассказ, чтобы подлить себе в кружку еще вина, а заодно спросить: — Вы встречались когда-нибудь с демоном, эррете? Да, я вижу, как вы молоды, и все же… Так встречались?

Я кивнул. Но старик, вместо того чтобы удовольствоваться безмолвным ответом, спросил снова:

— И что вы почувствовали в тот миг? Только не лгите!

И не собирался. Но понравится ли ему моя правда?

— Страх.

— Да, страх… — Хозяин дома сжал кружку в сухих, словно вяленых ладонях. — Он приходит ко многим. Может быть, ко всем. Но кто-то справляется со своим страхом, а кто-то становится его рабом. А еще страх богат на выдумку. И добро бы только помогал воображению измыслить страшнейшие последствия того или иного шага, так еще и вмешивается туда, куда ему дорога должна быть заказана. Страх ведь очень умело порождает в человеке желания. Иногда благородные, иногда омерзительные, но обязательно сильные. А что может быть сильнее желания выжить? Только желание умертвить.