Бранислав Нушич - Дмитрий Жуков

Нушич вернулся вовремя. Янко явно не ощущал необходимости чинного поведения на столь высоком посту. И для литераторов и для актеров в кресле директора он был непривычен. Особенно потешала актеров появившаяся у него было манера звонком вызывать к себе служителя и посылать его за кем-нибудь. Важно восседавший в кресле Янко уже через несколько минут не выдерживал и вступал в веселую перебранку с актером…

Объезжая славянские театры, Нушич в силу ряда причин не мог посетить Москвы, но она сама явилась в Белград в лице князя Александра Ивановича Сумбатова-Южина, артиста императорских театров. В январе 1901 года вся белградская пресса, и только что основанная Нушичем «Театральная газета» в том числе, поставила публику в известность, что великий трагик, «пионер, стремящийся познакомить южных славян с русской драматической школой», будет играть заглавные роли в «Рюи Блазе», «Уриэле Акосте», «Отелло», «Кине» и «Ричарде III».

Возможно, что приезд Сумбатова-Южина устроил Янко, у которого были обширные связи с русскими, или сам Нушич. Заботясь о достойном приеме замечательного русского актера, он писал министру, что «князь Сумбатов не только актер, но и знаменитый писатель», и что «он приезжает на гастроли сюда, не требуя какого-либо вознаграждения».

На вокзале Сумбатова-Южина встречал специальный комитет из тридцати именитейших граждан Белграда, а также писателей, актеров, композиторов, среди которых были знакомый нам «дядя» Гига Гершич, Мокраняц, Янко Веселинович, Бранислав Нушич, актер Милорад Гаврилович…

Встреча была пышная, но и белградцев поразила вельможность русского актера. Он прибыл со свитой: личный суфлер, костюмер, брадобрей…

Грузинско-русского князя удивить гостеприимством было трудно. И все же радушные хозяева постарались на славу, тем более что режиссером встречи был Бранислав Нушич, прирожденный организатор всяких торжеств. «С самого раннего детства я являюсь непременным членом комитетов по встрече. Единственный раз в своей жизни, когда я не состоял членом комитета по встрече, был день моего рождения (по этому случаю в комитет вошли: мой отец, акушерка и соседка); других случаев моего неучастия во встречах нет и не будет».

Число банкетов было максимальным, а обилие яств и напитков грозило подорвать здоровье пирующих. В свое время в фельетоне «Комитет по встрече», откуда взяты уже приведенные строки, Нушич предложил «типовую» программу такого банкета:

«Молодой сыр и редис.

Здравица.

Сардины.

Здравица.

Икра.

Здравица.

Кислые щи.

Здравица.

Рагу.

Здравица.

Жареный барашек.

Здравица, во время которой все присутствующие прослезятся.

Салат.

Здравица.

Жареный поросенок.

Здравица, во время которой все присутствующие будут обниматься и целоваться.

Салат.

Здравица.

Пирог с мясом.

Здравица.

Кофе.

Здравица».

Сербы, обхватив друг друга за плечи и подпевая себе, кружились в «коло», князь лихо отплясывал лезгинку.

Возможно, Сумбатов-Южин долго приходил в себя после встречи и банкетов, так как перед публикой он появился лишь через месяц с лишним.

«Театральная газета» сообщала, что билеты раскуплены заранее. Газеты помещали портреты Южина и трогательные рассказы о том, как молодой юрист «преодолел предрассудки хорошей семьи» и стал поэтом, а потом и артистом Малого театра, драматургом, любимцем московской публики.

Двадцать пятого февраля театр показал «Оковы» Южина. На спектакле присутствовал автор. И в тот же день, предвкушая удовольствие от игры Южина, кто-то из сотрудников «Театральной газеты» писал: «Мягкий и приятный русский язык, который так прекрасно воспел Тургенев, надеемся, придаст игре нашего милого гостя интересный колорит и новые чары, и это только увеличит успех его игры».

Целую неделю Южин играл в Народном театре, и всякий вечер зал ломился от публики. Зрителей привлекала не только львиная внешность и темперамент великого актера, но и то, что он был первым гостем из славянской России на белградской сцене. Для актеров игра Александра Ивановича, человека большой культуры и таланта, была настоящим откровением.

Замечалось и обсуждалось все. И то, что он знал все монологи на память, а суфлер подсказывал только самое начало. И то, что у Южина для каждого спектакля был собственный гардероб. Нравилась мягкая русская речь, которая понятна почти всем сербам.

В «Кратком перечне событий моей жизни» Сумбатов-Южин напишет: «1901. Март — уезжаю на гастроли в Белград (Сербия). Светлое и теплое, чисто дружеское отношение общества и труппы, короля, Чарыкова, митрополита. Получил орден Командорской 3-й степени Св. Саввы».

Южин уехал. На память остались фотографии, а в сердце дружеское чувство, которое не было забыто и через десятки лет.

Пора была приниматься за реформы. Прежде всего Нушич решил укрепить дисциплину в театре и сразу же потерпел фиаско. Театральная вольница встретила эту попытку в штыки. Писатель Борисав Станкович, исполнявший должность секретаря, неаккуратно приходил на службу, а после замечания, сделанного Нушичем, стал вообще являться только в день получки. Режиссеры тоже ударились в амбицию и затеяли долгую тяжбу в министерстве.

Преуспел новый директор только в создании «Театральной газеты», которую вел вместе с другом детства Евтой Угричичем, да в составлении нового театрального закона, определявшего права и обязанности всех служителей Талии, их пенсии и многое другое. В частности, театр был обязан включать в свой репертуар в первую очередь сербские пьесы, потом славянские и, наконец, прочие иностранные (восемь сербских, три славянских, две французских, две немецких и одну английскую пьесу в год). Это было победным завершением многолетней борьбы Нушича и его друзей за первенство отечественной драматургии.

Авторам пьес определялся гонорар в 10–15 процентов со сбора. Переводчики были обязаны переводить пьесы только с оригинала и кроме гонорара получали по два хороших бесплатных места во время представления переведенных ими пьес. Таким условиям могут позавидовать писатели и переводчики и в нынешние времена.

А тем временем финансовые дела театра приходят в расстройство. В кассе дефицит. Все актеры — старые друзья-приятели господина директора. Пользуясь этим обстоятельством, а в отсутствие Нушича — добротой Янко Веселиновича, они перебрали свое жалованье в кассе за много месяцев вперед. Финансовый год кончился для Нушича неприятностями, и тут последовало его свирепое распоряжение:

— Никому авансом денег не давать!

Легко это было сказать, но трудно сделать. Старые друзья по «Дарданеллам», легкомысленно промотав авансы, обвиняли директора в жестокосердии. Совещаясь с кассиром, Нушич горестно качал головой — он видел, что некоторым действительно не продержаться несколько месяцев без жалованья.

— Но вы же их хорошо знаете, — сказал кассир, — вы же отличите, кому в самом деле есть нечего…

— Вот именно! — воскликнул Нушич и приказал кассиру: — Если на заявлении с просьбой о выдаче аванса моя резолюция будет написана прямо, деньги выдать, а если я замечу, что меня обманывают, то напишу резолюцию вкось, и вы денег не давайте…

— То есть как это?..

— Скажите актеру, нет, мол, денег в кассе, и все дело.

Но актеры не остались в долгу. Они были не менее изобретательны, чем их директор, а играли свои роли несравненно лучше него.

Вбегает в кабинет директора актер Руцович. На лице скорбь, на глазах слезы… Рассказывает, что час назад Дядюшку Илью положили на операцию слепой кишки. Нужны деньги на расходы.

Нушич подписывает протянутое заявление прямо, и от кассы Руцович идет прямо в кафану «Три шляпы», где его уже нетерпеливо ожидает Дядюшка Илья, пирующий с друзьями…

Или на генеральной репетиции Нушич с ужасом слушает Гавриловича, играющего главную роль… Тот шепелявит, и уже за рампой его голоса не слышно. Выясняется, что искусственные зубы Гавриловича в починке, но получить он их не может, потому что платить нечем. У кассы Гаврилович кладет деньги в карман, а из кармана достает челюсть…

Кончился заговор Нушича с кассиром тем, что однажды за деньгами пришел Дядюшка Илья. Директор согласился дать аванс.

— Только ты смотри, Нуша, — предупредил его добродушно Дядюшка Илья, — не ошибись и не напиши резолюцию вкось!

ГЛАВА ПЯТАЯ

СНАДОБЬЕ ОТ ЛЮБВИ

Павел Маринкович вышел из правительства. Новый министр, как это обычно бывает, решил расставить всюду новых людей. Он вызвал к себе Нушича и сообщил ему, что не собирается увольнять его из театра. Просто господину Нушичу придется освободить директорский пост и заняться каким-нибудь другим делом. Разговор был длинным. Нушич убеждал министра, что ему будет неловко находиться в театре после такого понижения в должности. Министр вроде бы согласился, и успокоенный Нушич уехал в Новый Сад на премьеру своей новой драмы «Пучина».