Бранислав Нушич - Дмитрий Жуков

И вот они уже в уездном городке трепещут перед лихим начальником, сменившим за девять лет службы четырнадцать уездов, шесть раз уличенным во взяточничестве, и все-таки нужным человеком.

— Мы пришли, — путаясь, говорит староста, — от имени ребенка, то есть… от имени нашей общины, которая внебрачно родила ребенка, то есть…

Начальник запрещает общине усыновлять младенца. И младенец начинает кочевать по рукам. Он попадает к вдове, которой после смерти мужа полагается наследство только в том случае, если она родит от него ребенка мужского пола. Она подменяет младенцем собственную девочку. Разоблаченная адвокатом, который предварительно высосал из нее все деньги, вдова уступает младенца гулящей девице, задумавшей шантажировать одного из своих «благодетелей». В каких только руках не побывало дитя общины! В Белграде некая Мара дает его даже «напрокат» тем своим соседкам, которые стараются разжалобить городское начальство и получить пособие по бедности. Соседка предлагает Маре динар за несколько часов пользования младенцем.

— Что ты, соседка! — возмущается Мара. — Где это ты видела, чтобы такое дите и уступали за динар? Да в нем килограммов пятнадцать весу.

— Что ты его на килограммы меряешь, — торгуется соседка. — Я же не покупаю, а беру напрокат…

В комические приключения с младенцем вовлекаются и самые высокие личности из чиновного Белграда, и тогда уже в романе невозможно провести разграничительной черты между юмором и сатирой.

Белград в романе описан весело и любовно. Особенно хороша столица в праздничные дни, когда ее жителей будят артиллерийским салютом такой громкости, что они выскакивают на улицу, забыв одеться, и испуганно спрашивают друг друга, уж не начали ли обстрел города австрийцы, или, может, в королевском дворце вместо одного родилось сразу два престолонаследника?

Звонят колокола, в церквах служат. «Если бог не услышит молитвы, то артиллерийский салют он непременно должен был услышать». Улицы полны праздного люда, снуют всюду продавцы бузы — прохладного кисло-сладкого напитка, гремят оркестры, поют цыгане, у Калемегдана — шатры со всякими зрелищами.

Нушич приводит сюда своих детей Гиту и Страхиню-Бана. В «Первом сербском цирке» малыши видят «всемирно известного человека-резину» и «девушку-паука». А рядом с цирком — панорама, владелец которой, водрузив на голову белый цилиндр, кричит:

— Извольте, господа, посмотреть удивительнейшие вещи. Землетрясение в Мессине, самое страшное событие века… Вдали виднеются Везувий и Этна, еще плюющиеся огнем. Картина так хорошо нарисована, что невооруженным оком вы сможете увидеть, как трясется земля. Затем, братья и сестры, вы посмотрите величайшее изобретение прошлого века — водопад Ниагару. Смерть Наполеона… У смертного одра находится святая Елена, покровительница императора!

Белград растет и хорошеет. Дома и сады его далеко уже раскинулись по холмам над рекой Савой. Уже почти десять лет по его улицам ходит трамвай и опробованы первые телефоны. В театре иностранцы восхищаются игрой Велы Нигриновой в «Даме с камелиями» Дюма-сына.

Нушич готовится взять штурмом театральную твердыню, шлифует пьесы, написанные еще в Македонии, задумывает новые.

Белградский Народный театр объявляет конкурс на лучшую пьесу, которая «заняла бы целое вечернее представление». Нушич готов принять участие в конкурсе и представить не одну пьесу, а целых три! Беспокоит его одно — в жюри конкурса те самые критики, с которыми не ладят Нушич и прочая богема. Правда, каждая пьеса представляется под девизом, и жюри не знает имени автора.

Он решает представить на конкурс три вещи — мистическую сказку «Лилиан и Оморика», написанную в Приштине лет пять назад, социальную драму «Так надо было» и комедию «Обыкновенный человек».

Особые надежды он возлагает на первые две. В нем живет наивная зависть к «серьезным» драматургам. Что комедия? Комедия — пустячок, публика на ней посмеется и вскоре предаст забвению. Злонамеренное жюри по стилю сразу определит, что «Обыкновенного человека» написал Нушич, и обрушит на комедию весь свой гнев. Это будет маневр, отвлекающий жюри от сказки и драмы.

В самом «стратегическом» замысле Нушича, отдававшем на растерзание комедию, есть уже твердое убеждение, что собственный стиль выработан, что комедиографа Нушича не спутаешь ни с кем другим. Под давлением условий, а вернее, условностей писателю бывает трудно разглядеть самого себя и идти тем путем, в который зовет его призвание.

«Пустячок» — комедия «Обыкновенный человек» — за последние семьдесят лет ставилась на сцене чаще, чем какая-либо другая пьеса драматурга. В нашей стране и ныне она собирает полные залы, идет под названиями «Чья жена?», «Незваный гость», «Люблю, не знаю кого» и «Обыкновенный человек».

Герой комедии поэт Жарко Дамнянович, написавший крамольное стихотворение, скрывается под чужим именем в загородном доме у приятеля, как некогда скрывался в доме родителей Милицы Трзибашич сам Бранислав. Поэт тоже собирается бежать за границу. У приятеля есть молоденькая сестра, влюбленная в… стихи Жарко Дамняновича, которого никогда не видела. Жарко Дамнянович влюбляется в девушку, но, не смея раскрыть свое инкогнито, решает завоевать любовь в обличье не поэта, а обыкновенного человека. Начало лирическое. Но дальше начинается невероятная комедийная путаница. Поэт назвался в доме сыном Йованче Мицича, торговца из Ягодины, и тотчас в дом является сам Йованче. Поэт с приятелем убеждают торговца временно признать «сына». Однако приезжает мать молодого поэта, и торговцу уже приходится признать ее своей «женой». Собственная жена торговца, получив тревожные сведения, устраивает сцену ревности. В свою очередь чиновник, собиравшийся жениться на матери поэта… В общем, положение все запутывается и запутывается, пока уже никому, кроме зрителей, не разобраться, кто кому жена, кто мать, кто отец, кто сын… А тем временем девушка успевает влюбиться в обыкновенного молодого человека, и, когда наконец все разбираются в своих отношениях, она с радостью узнает, что это ее любимый поэт.

И вот такую веселую вещь, в которой, правда, уже нет и следа сатирического запала прежних комедий Нушича, он решил принести в жертву, чтобы спасти две другие пьесы.

Однако жюри конкурса приняло решение, которое посрамило тонкого стратега. Из тринадцати пьес, представленных на рассмотрение, жюри отметило три: «Лилиана и Оморику», «Так надо было» и «Обыкновенного человека».

В газетном объявлении авторам пьес предлагалось явиться в дирекцию театра, решившую включить все три вещи в репертуар.

Авторы явились. Трое в одном лице… Им был сам Бранислав Нушич.

Тысяча девятисотый год принес Нушичу небывалый урожай. Состоялось пять премьер. В феврале Народный театр поставил одноактную историческую трагедию «Князь Семберийский», в мае — комедию «Обыкновенный человек», в октябре — драму «Так надо было» и одноактную комедию «Шопенгауэр», в ноябре — сказку «Лилиан и Оморика». Судя по списку пьес, сделанному самим Нушичем и найденному мною среди бумаг драматурга, только «Так надо было» и «Шопенгауэр» написаны уже по приезде в Белград, все остальное — плоды консульского досуга.

«Князь Семберийский» (1897) считается лучшей из исторических драм Бранислава Нушича. Уже в начале XX века она была переведена на словенский, итальянский, чешский, русский, польский и немецкий языки. Среди заметок, которые драматург делал в толстой тетради, есть и такая:

«Толстой прочел „Князя Семберийского“ и сказал, что это лучшая и самая сильная драма у славян за то десятилетие, когда она была обнародована».

Эти лестные слова Льва Николаевича могли быть переданы Нушичу либо русскими дипломатами, с которыми он дружил, либо русскими актерами или писателями, часто посещавшими Белград. Толстой мог прочесть драму и в русском переводе и на сербском языке, которым он владел в достаточной степени, чтобы следить за новинками братской литературы. Подозревать Нушича в вымысле на этот раз не приходится, так как заметка сделана явно не для посторонних глаз.

Князь Семберии Иван был воспет народом и поэтами, имя его отмечено историками. Он не совершал, подобно другим князьям, великих военных и дипломатических подвигов, его прославило сострадание.

Еще в «реалке» Алка Нуша мог встретить в книге по истории Сербии, написанной Миличевичем, такие строки: «В 1806 году захватили турки Ядар и Подринье и много рабов увели в Боснию. Застонала душа князя Ивана от горя… Поехал он к Кулину (турецкому военачальнику. — Д. Ж.) и договорился, что даст ему выкуп за рабов. Кулин уступил ему всех рабов, но Иван едва собрал половину выкупа, и стал просить денег у торговцев. Тут счастье ему изменило, и он, будучи не в состоянии выплатить весь долг, бежал в Сербию, где и жил в великой нищете».