Пиранья. Алмазный спецназ - Александр Бушков

– Временно исполняющим обязанности президента кабинет министров и парламент, собравшись на экстренное заседание, провозгласили Мозеса Мванги. Достойный человек.

– Безусловно, – сказал Мазур.

– Уж не знакомы ли вы и с ним?

– Случалось встречаться, – сказал Мазур.

– Поистине, сын мой, вы, точно, чересчур... общительны для простого инспектора Лесного корпуса, – сказал Педро с непроницаемым лицом. – Президент вручал вам орден, с господином Мванги вы тоже знакомы...

– Не верите?

– Ну, отчего же. Достаточно пожил на белом свете, умею отличать человека лгущего от человека правдивого. Вы, безусловно, говорите правду сейчас. Я не сомневаюсь в ваших словах, я просто дерзну высказать предположение, что бытие ваше под сенью Господа, быть может, отличается несколько от скромной работы лесного инспектора...

– Вот именно, любезный господин Педро, – сказал Мазур, чуть подумав. – Я, к сожалению, не могу вас посвящать в чужие секреты... Просто-напросто хочу убедить в полной своей благонадежности, вот и все...

– Да кто же сомневается в вашей благонадежности, сын мой, – благодушно прогудел Педро. – Мы, смиренные служители Божьи, что носящие сан, что миряне, умудрены житейским опытом и натуру человеческую постигать обязаны моментально, каковое умение в наши смутные и беспокойные времена необходимо...

Чересчур уж простодушно он смотрел, чересчур уж благостным казался, чтобы верить в его жесткую наивность. У Мазура закрались подозрения, что этот гигант с рожей контрабандиста и елейными манерами смиренного слуги Божьего всегда знает больше, чем говорит. Вот и на сей раз что-то тут не так. Совершенно не похоже, что он настроен враждебно или задумал какой-то подвох, но невозможно отделаться от ощущения, будто знает о Мазуре чуточку больше, чем следовало бы. Ох уж эта таинственная африканская м о л в а... Знаем, сталкивались в этих же краях много лет назад: то, о чем шепчутся в Генштабе как о великой тайне, оказывается уже известным базарным торговцам, президент еще только раздумывает, кого назначить министром, а старики в деревушке за сто миль от столицы уже обсуждают кадровые перестановки. От колдовства и прочей мистики тут мало – именно что молва, особые отношения меж родственниками и одноплеменниками – между прочим, не имеющие ничего общего с легковесными сплетнями, тут все иначе: с в о и будут полностью в курсе, а посторонние, хоть золото сыпь горстями, останутся в неведении. Африка, знаете ли...

Вошла дебелая африканская тетка в пестром платье и красном тюрбане, улыбаясь и что-то приговаривая, плюхнула перед Мазуром поднос: каша, вареная рыба, завернутая в банановые листья, еще что-то приятно пахнущее...

– Спиртного, простите, не держим, – сказал Педро, – и мясного сегодня не полагается – пятница... Угощайтесь.

Мазур без церемоний принялся за еду. Он сидел за ветхим столом и, растопырив локти, старался вовсю.

Раздалось приближающееся урчанье мотора, видно было в незастекленное окно, как подъехал зеленый джип с сине-желтой полицейской эмблемой на борту. Водитель – кроме него, в машине никого не было – спрыгнул на землю и направился ко входу уверенно, словно бывал здесь далеко не впервые.

Мазур даже ухом не повел, продолжая орудовать ложкой, – но, понятное дело, прилежно фиксировал все вокруг происходящее. Незнакомец вошел. Классический деревенский шериф местного розлива: форма мятая, фуражка сидит на голове криво, огромная кобура болтается на пузе неуставным образом. Войдя, страж закона старательно перекрестился на висевшее на стене черное распятие, мельком покосился на Мазура, на прозаически висящий рядом со шляпой автомат, обратился к Педро на местом наречии. Они поговорили совсем недолго, потом новоприбывший, кинув еще один взгляд на Мазура – этакий профессионально бдительный, – вышел, прыгнул за руль и укатил.

– Начальник местного участка, – пояснил Педро. – Заехал для порядка, посмотреть, как у нас тут обстоят дела. Не так уж и далеко отсюда войска сцепились с партизанами... ну да вы знаете.

– А вы как тут живете? – спросил Мазур с набитым ртом. – Не беспокоят... плохие парни?

– Всякое бывает, сын мой, – уклончиво ответил Педро. – Много еще шляется по нашей многострадальной земле народа, не уважающего святыни, все без исключения. Справляемся понемножку, главным образом Божьим словом и христианским смирением... Когда устроитесь на ночлег, автомат рекомендую держать у изголовья: на Бога надейся, а сам не плошай...

Мазур кивнул, вычищая из тарелки остатки каши. Местный полицай его нисколечко не обеспокоил: видно было, что Мазур его не заинтересовал вовсе. Ну, понятно: среди окрестных партизан белых не водится, а ориентировка «алмазного спецназа», даже если и разослана по окраинным полицейским участкам, касается д в о и х белых – и уж наверняка в захолустье нет факсов, способных принять фоторобот разыскиваемого беглеца...

Педро встал, двигаясь удивительно грациозно для своих габаритов, зажег керосиновую лампу, висящую на проволоке, наискось протянутой через комнату, – за окном ощутимо стемнело.

– Электричество стараемся лишний раз не включать, – пояснил он, – топлива для генератора маловато... Распорядиться насчет добавки? Проголодались, я вижу.

– Нет, благодарю вас, – сказал Мазур. – Вполне достаточно.

За окном, негромко разговаривая на местном диалекте, прошли люди – служба, очевидно, кончилась. Судя по голосам, среди них было несколько детей.

Словно угадав его мысли, Педро сказал со вздохом:

– Времена тяжелые, столько сирот прибилось... Отдохнуть, быть может, хотите? Мы здесь рано ложимся...

– Охотно, – кивнул Мазур.

Поднялся, забрал отощавший рюкзак и снял с вешалки автомат. Педро, опираясь на посох – без всякой необходимости, сразу видно, – шагал впереди. Привел Мазура в одну из глинобитных хижин, первым вошел во мрак, зажег лампу. Обстановка, конечно, спартанская: охапка соломы в углу вместо постели, кое-как сколоченный стул, еще более корявый стол.

– Уж не посетуйте, сын мой, – сказал Педро. – Обитель у нас скромная, странноприимный дом в ужасном состоянии, чем, как говорится, богаты...

– Ну, не в моем положении привередничать, – сказал Мазур. – Спасибо и за то, что приютили, накормили...

– Бога благодарите, сын мой... Спокойной ночи.

Он поклонился и вышел. Оставшись один, Мазур снял автомат с предохранителя, поставил его у стены так, чтобы был под рукой в случае чего, подошел к единственному окну, прислушался. Неподалеку о чем-то спокойно и негромко разговаривали двое – Педро с кем-то из детей, лениво, наверняка о пустяках. Побрехивала собака. А больше никаких звуков не доносилось. Уютный уголок... пока что.

Мазур перенес керосиновую лампу в дальний угол – чтобы та часть хижины, где он обосновался, тонула в темноте. На всякий случай. Чуть подумав, отнес в другой угол вынутую из рюкзака сумку с алмазами, выкопал ножом в земляном полу соответствующую ямку и упрятал туда клад, тщательно заровнял, засыпал соломенной трухой. Получилось неплохо, если не знать, где лежит, придется весь пол перекапывать.

Сзади послышался шорох – низко над землей. Мазур обернулся без особой тревоги. Из кучки соломы в углу вылез зверек вроде сурка, встал на задние лапки и принялся разглядывать Мазура с видом полноправного здешнего жителя.

Швырять в него чем-нибудь было бы неучтивостью – как-никак Божья обитель, а Господь всяких тварей велел миловать – в конце-то концов, не змеюка... И Мазур игнорировал визитера. Растянулся на соломе – слава богу, в ней никакие насекомые вроде бы не обитали, – закурил.

Значит, вот так, господин президент. Перехитрили они вас в тот момент, когда вы решили, что изобрели беспроигрышную комбинацию. Ну, кто ж мог подумать о «проблеме-2008», выходящей за рамки о б ы ч н о й логики деловых людей...

Он, конечно, был не настолько сентиментален, чтобы печалиться всерьез, но все же грустновато чуточку, президент ему ничего плохого не сделал, наоборот, на свой лад пытался облагодетельствовать, насколько мог. Из корыстного расчета, понятно, но все равно и тем не менее. В условиях, когда весь мир только и собирается тебя сожрать, на старости лет начинаешь ценить людей, не сделавших тебе ни капли плохого. Не так уж их и много – по пальцам можно пересчитать...

Он ненадолго погружался в чуткую дрему, просыпался, не обнаружив вокруг никакой угрозы, вновь понемногу погружался в бдительное забытье, а со временем позволил себе уснуть по-настоящему.

Пробуждение получилось с к в е р-н ы м.

Во рту стоял противный вкус непонятной химии, глаза удалось открыть далеко не сразу, едва разлепил, окружающее было туманным, нечетким, словно он смотрел из-под воды без маски. И с обычной ясностью мысли было плоховато, мысли как-то неправильно в о р о ч а л и с ь в голове.

«Неужели п о д с ы п а л что-то, сволочь?» – подумал он угрюмо. Попытался проморгаться, встать, он все еще в хижине, вон корявый стол...