Карта императрицы - Елена Басманова

И неожиданно шагнул вперед. Серые глаза его загорелись, в уголках губ появились ямочки: Екатерина Борисовна Багреева, вся в светлом, с чудной маленькой шляпкой на белокурых волосах, с роскошным букетом роз в руках, приостановилась рядом с ними и приветливо улыбалась сестрам Муромцевым.

– Вы сегодня ослепительно прекрасны, – склонился над душистой ручкой фрейлины Клим Кириллович, – вы действительно похожи... на... Офелию...

– Надеюсь, не на Офелию за минуту перед гибелью, – шутливо заметила фрейлина. – Мы еще увидимся, правда, милый Клим Кириллович?

И Екатерина Борисовна упорхнула, одарив Клима Кирилловича торжествующе-победоносной улыбкой.

– На что она намекает? – спросила хмуро Мария Николаевна. – На какую гибель?

– Не принимайте всерьез светскую безобидную болтовню. – Клим Кириллович провожал неравнодушным взглядом мелькающий в толпе изящный силуэт фрейлины.

Мура проследила взгляд доктора, который, кажется, приподнялся на цыпочки, чтобы лучше разглядеть, как Екатерина Борисовна беседует с господином Формозовым, – Дмитрий Андреевич что-то шептал, склонясь к ее розовому ушку, и среди людей в мундирах, с блестящими на солнце позументами и шитьем, увидела Карла Ивановича Вирхова. Он расположился у самой ковровой дорожки, устилавшей платформу.

Показался императорский поезд, и звуки гимна огласили своды вокзала. Появилась группа высокопоставленных сановников, среди которых Клим Кириллович узнал министра финансов Витте, министра иностранных дел Ламсдорфа, и дети императрицы: Михаил Александрович и Ксения Александровна в сопровождении супруга, Великого Князя Александра Михайловича. Клима Кирилловича передернуло: он узнал изображенного на мерзкой фотографии «непутевого Сандро». Неотразимый представитель Императорской фамилии прошествовал мимо фрейлины Багреевой, вовсе не заметив ее.

Между тем, поезд плавно остановился, и Их Императорские Высочества поднялись в салон-вагон. Родственная встреча, скрытая от глаз сторонних наблюдателей, не заняла много времени, и Мария Федоровна в сопровождении своих чад появилась в дверях вагона.

Мура видела, как фрейлина Багреева передала порученный ей букет подтянувшемуся Формозову, как он занял предписанное ему протоколом место, которое оказалось неподалеку от Муромцевых, но вскоре и хорошенькая раскрасневшаяся Катенька, и необыкновенно бледный чиновник перестали ее волновать: ее внимание переключилось на Вдовствующую Императрицу. Царица-мать, которую Мура впервые видела так близко – да и вообще видела впервые, – была небольшого роста, но, полная грации и изящества, казалась выше, чем есть. Государыня Императрица обходила встречающих. Здороваясь, она красиво наклоняла голову. Два высоченных лейб-казака не отставали от нее ни на шаг.

Мура пыталась найти в этой очаровательно-любезной, моложавой даме следы жестокости – и не могла. Но помимо обаяния, от этой маленькой женщины исходило ощущение огромной властности. Однако, наблюдая за Императрицей, Мура не забывала и о главном...

Настал и час торжества Дмитрия Формозова: держа в правой руке пышный душистый дар и прижимая левую плотно к бедру, он сделал шаг вперед. Вдовствующая Императрица уже протянула крохотную, туго обтянутую белоснежной лайковой перчаткой ручку к букету, но тут Мура увидела, как левая рука чиновника скользнула в карман, и инстинктивно, подобно дикой кошке, метнулась к нему:

– Не надо! Умоляю вас! Не делайте этого! – закричала она, схватив локоть чиновника обеими руками. – Умоляю вас, пощадите! Не губите! Карл Иваныч!

Оглушенная пронзительным криком, Императрица отшатнулась и обожгла гневным взглядом нарушителей порядка. Формозов, казалось, окаменел, но царственный взор не имел власти над младшей дочерью профессора Муромцева.

Два лейб-казака шагнули вперед, но их опередил плотный невысокий человек в невзрачном судебном мундире: он выскочил из толпы, и заслонил собою Императрицу.

– Погодите! – Сохраняющая полнейшее самообладание миниатюрная дама отстранила своих защитников. – Кто такая?

– Мария Николаевна Муромцева, Ваше Величество, дочь профессора химии, служит в университете, – почтительно залепетал Вирхов.

– Зачем вы так кричали, милая? – строго спросила Императрица, уловив безумный взгляд девушки, буквально повисшей на локте окаменевшего чиновника. – Зачем вы вцепились в господина Формозова?

– Он хотел вас убить, – прошептала дрожащими губами Мура. – Он преступник.

– Отпустите его, – велела Императрица, с сочувствием глядя на хорошо известного ей служащего находящегося под ее опекой ведомства. – Если ваши слова верны, мы найдем у него в кармане оружие.

– Оружия в кармане вы не найдете! – Охваченная ужасом девушка еще сильнее сжала локоть мертвенно-бледного чиновника.

– Почему, милая? – Императрица разговаривала с Мурой, как с больной.

– Потому что в его кармане пробирка с чумными бациллами!

Глава 30

Этот день будто специально был ниспослан свыше Господом Богом для празднования 200-летия со дня основания Петербурга. Город пронизывали нежаркие ласковые лучи весеннего солнца, по синему зеркалу Невы плыли белобокие отражения редких высоких облаков, свежеумытая, словно вырезанная из тончайшего нефрита листва деревьев и кустарников являла взору нежнейшие оттенки зеленого, резвящийся ветерок бродил по улицам и площадям столицы...

Несмотря на то что террористы пугали доверчивый люд угрозами о возможных беспорядках, несмотря на возмутительные прокламации, заполонившие город, петербуржцы вышли из своих квартир, чтобы принять участие в торжествах. Правда, и полиция постаралась – в результате массовых облав, проведенных заблаговременно до 16 мая, особо опасных обитателей городского дна удалили подальше от столицы. Были приняты и другие меры: на железнодорожных вокзалах установили жесточайший контроль за приезжающими, на дорогах выставили усиленные заставы.

Обе дочери профессора Муромцева не могли отказать себе в удовольствии полюбоваться на яркое зрелище и ни свет ни заря в сопровождении доктора Коровкина и Ипполита Прынцаева отправились на Стрелку Васильевского острова, чтобы оттуда наблюдать за праздничными церемониями, – добираться в материковую часть города, переполненную публикой всех сословий, они сочли бессмысленным.

Нева являла ошеломляющее зрелище: от Петропавловской крепости до Николаевского моста расположились суда гвардейского экипажа и флота, вдоль левого берега, от Троицкого моста до Иорданского подъезда Зимнего, тянулось до полутора сот яхт и паровых суденышек столичных яхт-клубов: все они были украшены многочисленными флагами. Около 8 часов утра от пристани против Зимнего дворца вверх по Неве двинулись два парохода: один с представителями городского управления, другой с русскими и иностранными журналистами. А ровно в 8 загремели пушечные выстрелы из крепости. На галере петровского времени, стоявшей против Зимнего, взвился флаг, раздались звуки исторического петровского марша, сменившегося государственным гимном.

Молодые люди не могли наблюдать торжественный вынос иконы Спасителя и четырехместной верейки Петра Великого из Домика Петра, но зато они прекрасно видели, как от Петербургской стороны вниз по Неве проследовали пароход со святой иконой, буксирная баржа с верейкой, начальственные катера, гребные судна яхт-клубов, – длинную процессию замыкали перевозные ялики образца петровских времен с гребцами в красных рубахах.

Мура и Ипполит осипли, вторя крикам «ура!» столпившегося по берегам народа. Брунгильда вздрагивала каждый раз, как с Петропавловской крепости раздавался очередной пушечный залп, и оглядывалась на полуоглохшего от воплей и салюта, счастливо улыбающегося Клима Кирилловича. Вместе с возбужденной, нарядной толпой, заполнившей Стрелку, они дождались, пока в Исаакиевском закончатся божественная литургия и молебен, в которых принимали участие высшее духовенство и царская чета. Потом из всех церквей полился колокольный звон, суда на Неве открыли праздничную пальбу, духовые оркестры заиграли гимн «Коль славен». Под эти звуки по Адмиралтейской и Дворцовой набережным к Марсову полю направился весь синклит, с иконой Спасителя во главе. На Суворовской площади процессия остановилась. Возникла заминка – как говорили в толпе, Императрица перерезала ленточку у входа на Троицкий мост. Наконец на мост вступили церемониальным маршем войска и члены добровольных пожарных дружин в ярко начищенных медных касках.

Со Стрелки Васильевского острова молодые люди отправились на Невский проспект: хотелось продлить так торжественно начавшийся праздник. Главная улица столицы выглядела необыкновенно парадной: по обе стороны проспекта стояли высокие мачты, увенчанные государственными гербами и украшенные у подножий флагами и гербом Санкт-Петербурга; с крыш спускались гирлянды маленьких флагов; фасады и балконы были убраны цветной материей и коврами. Особенно долго они бродили около Гостиного двора и здания Городской думы, рассматривая панно и скульптурные фигуры Петра Великого, фонтаны перед ними. Они прошли мимо Екатерининского сквера, обратив внимание, что не встретили за время прогулки по Невскому ни одного нищего, мимо неприступного красного Аничкова дворца, полюбовались уродливо-прекрасным зданием нового Елисеевского монстра с витражом в полстены и могучими скульптурами.