Сияющее Эльдорадо - Элизабет Хаксли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Городу, названному Бендиго в честь английского боксера, удалось избежать участи многих других городов, возникших во время золотой лихорадки 1851 г. и покинутых позже.
В наши дни Бендиго — торговый центр процветающих ферм, расположенных в округе. В городе имеется несколько небольших промышленных предприятий. Большую часть состоятельного населения составляют пенсионеры. У Бендиго ухоженный вид, который говорит о постоянном населении, гордящемся своим городом. Тем не менее теперь это призрак, если вспомнить о его былой славе. В начале 60-х годов XIX в. в Бендиго было тридцать методических церквей. Несколько лет спустя он превратился в город шумных кафе, немецких оркестров, ярко освещенных отелей и биржи, где спекулянты из Мельбурна за одну ночь делали состояние. На улицах расстилались красные ковры, в подвалах рекой лилось шампанское для приезжающей погостить знати. Владельцами шахт было более тысячи различных компаний. Бендиго вырос в крупнейший город золотоискателей страны.
В эти дни «золотого бума» в Австралию хлынули иммигранты, у которых инстинкт искателей счастья подавлял страх перед неизведанным. Но затем приток иммигрантов сократился. Когда недостаток в рабочей силе вызвал китайскую иммиграцию, вспыхнуло движение за «белую Австралию»[71]. В то же время дни золотой лихорадки укрепили традиции равноправия. «Действительно, ничто не оказывает столь уравновешивающего влияния на общество, как желание найти золото, — писал один англичанин, посетивший Австралию. — Грязь, мухи, лопаты, мозоли и золотая лихорадка в крови уравнивают лорда и бродягу. Золотоискатель становится символом здорового независимого австралийца, который никого не называет господином и идет своей собственной дорогой».
Мы остановились купить конфет в маленькой деревне Каслмейн, раскинувшейся к югу от Бендиго, — место рождения разбойника Джека Донахью, неистового героя баллад, популярных в колониальные времена. Мы купили не просто конфеты, а фирменную карамель Каслмейн, изготовляемую в корыте по рецепту, передаваемому из поколения в поколение уже до третьего колена, в кухне старого коттеджа с крышей из рифленого железа. Семья, занимающаяся изготовлением карамели, решительно отклонила предложения нескольких магнатов-кондитеров откупить производство. Так что легенда имеет свое продолжение.
На самой дальней оконечности острова Филлипа расположился небольшой заповедник карликового пингвина (Eudyptula minor), представителя одного из самых крошечных в мире видов пингвинов, единственного из этого семейства, проживающего в Австралии. Пингвины живут среди дюн, в норах. Когда мы задолго до рассвета брели к берегу океана, из таинственной и печальной темноты до нас донеслись жалобные причитания на высокой ноте, напоминающие свист одинокого невидимого путника, идущего где-то далеко по черной и огромной равнине Среднего Запада. Это были крики пингвинов, собирающихся небольшими группами, редко больше чем по шесть особей, которые направляются из своих жилищ к морю на рыбную ловлю. Они вернутся лишь поздно вечером, чтобы отрыгнуть рыбу и планктон в глотки толстых пушистых голодных птенцов, ожидающих их в норах.
«Парад пингвинов» — так называется это шествие, привлекающее многочисленных туристов. Когда мы подошли к берегу, зажглись прожекторы и осветили мокрый песок, ласкающие берег волны и похожую на проволоку траву на дюнах. Под лучами прожекторов все вокруг стало контрастно белым и черным, как цвета оперения пингвинов. Зрелище возвращения пингвинов вечером, естественно, пользуется большей популярностью у туристов, чем их выход на работу на рассвете. Стоянки на берегу заполняют автобусы, а по субботам и воскресеньям тысячи туристов выстраиваются вдоль заграждений, сдерживающих эту человеческую волну, которая, хлынув на берег, поглотила бы всех пингвинов.
В три часа утра автобусная стоянка была пуста, но Берт Уэст, главный распорядитель парада, любезно включил прожектора. В их лучах мьт наблюдали группки пингвинов. Они то наклоняли головы вперед, то качали ими, словно участвуя в серьезной дискуссии. Когда группки окончательно подобрались, пингвины целеустремленно заковыляли к воде. Наклон туловища и короткие ласты делали их похожими на увлеченных разговором сплетниц в судейских мантиях. Нельзя не отметить карикатурность их облика, копирующего помпезных представителей человеческого рода. Казалось, все они страшно торопятся.
— Когда пингвины возвращаются, они гораздо больше преисполнены чувства собственного достоинства, — сказал Берт Уэст.
Добытый улов замедляет шаги. А сейчас птицы были сами голодны и торопились накормить своих еще более голодных птенцов. Когда я наклонилась, чтобы погладить их блестящие спинки, они совершенно не обратили на меня внимания, хотя, казалось, даже маленький толчок может сбить их с ног — ведь ростом они менее фута.
Некоторое время спустя, наше внимание переключилось на гигантских буревестников, появляющихся из своих нор. Они двигались не к морю, а к гребню дюн. Спотыкаясь о пучки трав в песке, мы шли по тропкам, которые кишели птицами, спешившими вверх и не обращавшими на нас никакого внимания. Месяц, на который набежало рваное облако, стоял над морем. Мы вдыхали запах моря, слышали его шум, но рассмотреть могли только огромную черную массу, вспыхивавшую кое-где серебряными точками. К этому времени ночная темь начала таять, чувствовалось приближение рассвета, смягчающего сверкание звезд.
Мы напрягали зрение, чтобы рассмотреть переваливающиеся с боку на бок существа, черные как сажа, которые появлялись из-под земли, как скопище чертенят.
— Вполне вероятно, что целый миллион буревестников гнездится только на этом отрезке побережья острова Филлипа, — сказал Грэхем Пиззи. — И ведь это только аванпост, а не основное место их распространения.
Каждая птица оставила в норе птенца. Только одного — ни один буревестник не откладывает больше одного яйца за сезон. Если оно погибло, то потеря невозместима, так как к тому времени, когда самка сносит яйца, самец уже не может ее оплодотворить.
Размах крыльев этих птиц, которые на земле выглядят не больше маленькой чайки, настолько велик по отношению к размеру туловища, что на суше они неловки, неповоротливы и плохо координируют свои движения. При наклонах их тянет вниз, передвигаются они небольшими шагами, словно начинающие ходить малыши или двигающиеся ощупью при дневном свете ночные животные. Их не раздражал свет наших фонарей, и они давали себя потрогать. У этих птиц черное блестящее оперение и серый воротник. Они продолжали подниматься вверх, одна птица за другой. Мы подсчитали, что каждые десять секунд мимо нас проходила птица. Продолжалось это около двух часов. На протяжении многих миль дюны были испещрены тропками. Сколько же было здесь буревестников в этот предрассветный час? Ума не приложу.