Злая, злая планета - Николай Алексеевич Гусев

арестовали… хотели и Дарио Онро упечь, но он откупился. Его сняли с правления Оукогонома. Сиксфинги готовы вести переговоры о том, чтобы ты возглавила сектор. Они готовы тебя спонсировать и поддерживать твою кандидатуру в Сенате, если ты публично откажешься от притязаний на независимость. А мы выиграли дело. Все наследство законно отошло дочери покойного барона, Юлии Толмачевой. Тогда я и отправилась на ваши поиски. На Земле мне оставаться было нельзя, и вы не представляете, чего мне стоило убраться оттуда, не смотря на то, что меня охранял целый батальон. На Каррэвене была блокада, но мне дышали в затылок преследователи всех мастей, я и так долго вас искала. Тут и сиксфинги очухались, они поняли, что их провели, узнали, что Толмачева руководила той самой операцией, из-за которой Империя потеряла Каррэвен. Они теперь все впрягаются за то, чтобы разбомбить Каррэвен. Но у тебя есть и много союзников. Могущественных союзников. А потом… потом фельдмаршал помог мне пробиться через кольцо блокады. Точнее, мы угнали шаттл с…

– У них на Селене база, – подхватил фельдмаршал. – Ну как база, скорее, запасной аэродром. Пришёл приказ дислоцироваться в точке удара, и мы переоборудовали научную станцию для военных нужд. Там двадцать четыре бомбардировщика. Гарнизона нет, только экипажи. Они должны будут бомбить Каррэвен.

Теперь все смотрели на сиксфинга, и у всех было такое выражение на лицах, что тот явно почувствовал себя неловко.

– Я понимаю, – произнёс он переводя взгляд с одного ненавидящего лица на другое, – вас всех волнует вопрос, какого черта здесь делаю я. И у меня нет ответа. Шесть месяцев назад я был у Императора. И… меня отстранили от командования за поражение при Каррэвене. Я хотел убедить Императора в необходимости остановить войну, но он считает иначе. Меня к нему даже не пустили, он вообще не пожелал говорить со мной. Он пытается вести политику своего отца, но у него совершенно иной характер, и он не понимает, что этот характер как раз-таки отвечает духу времени, и он мог бы извлечь массу пользы из своих талантов, если бы только научился быть самим собой, а не пытался скопировать портреты героев прошлого. Тогда были другие времена – и никто в Империи этого не понимает. Нам сегодня никому не нужна война. Потому что мы уже не те, какими были наши отцы и выпустив джинна из бутылки, мы будем не в состоянии отвечать за последствия.

Фельдмаршал выдохнул и огляделся. Его лоб был белый, а щеки и глаза пылали, и когда он поднял тонкую кисть, чтобы коснуться лица, все увидели, что пальцы его дрожат.

– Почему вас это так волнует? – Прямо спросила Юля.

Фельдмаршал поднял взгляд, и какое-то страшное выражение мелькнуло в его глазах, так что Юля невольно дрогнула.

– Я никогда не забуду этот день, – медленно проговорил он. – Блеск и сияние Тронной залы, несметное число народа, свет, музыка, и путь к Трону, с которого поднимается мне навстречу старый Уриам Эрраон. Я опускаюсь перед ним на колено… и он благословляет меня. «Вверяю тебе жизнь и свободу народов Империи», – говорит он. Сначала это эйфория. Кружится голова от осознания собственного могущества, которое кажется тебе безмерным. Вся Вселенная у моих ног, вся мощь Империи в моих руках. Я командую вооруженными силами…

Фельдмаршал замолчал и взгляд его широко открытых глаз устремился куда-то в бесконечность, в дни его славного прошлого.

– Через два месяца Империя стояла на ушах, получили какой-то сигнал с Элуги. Это та планета, которую вы называете Марсом. Наша колыбель. Император велел мне лично проверить, что там произошло. И мы отправились на родину нашего мира. В этой системе мы обнаружили населенную планету. Кто-то попытался высадиться, но его подбили. Я был молод и горяч. Через несколько часов вся мощь Императорского Флота была обрушена моей волей на этот мятежный мир. Меня там даже не было… но когда через несколько дней я смотрел отчеты, и по мере того, как вникал в тексты, мне начинала открываться чудовищная правда. Именно я первый понял, что мы натворили. Я понял, что та планета была не какая-то потерянная имперская колония, как мне доложили. Я понял, что это за мир, и я струсил. Я так струсил, что не мог даже спать, представляя себе, как стою у трона и страшное, грозное лицо Эрраона взирает на меня с высоты и его громовой голос вопрошает меня: «что же ты натворил, Анвог?» И мучимый этим страхом, я сделал много ужасных вещей. Я велел создать ложный отчёт о произошедшем. Якобы, планета Земля – давным давно потерянная колония, а разумные существа гуманоидного типа, обитающие на ней – это тупиковая эволюционная ветвь. Империя так велика и необъятна, что могли пройти столетия, прежде чем правда всплыла бы наружу. Но боги жестоко посмеялись надо мной – все это не понадобилось. Потому что старый Уриам Эрраон умер. И на трон взошёл его наследник.

Фельдмаршал снова сделал паузу.

– Я говорил с ним всего несколько раз. И каждый раз понимал, насколько он другой, как мало в нем понимания. Каждая аудиенция с ним разделяла нас все больше. А меня преследовали призраки прошлого и голос старого Императора постоянно звучал из-за спины: «что же ты натворил, Анвог?» И я пытался понять, какую ужасную, непоправимую ошибку я совершил, и не мог, вся грандиозность этой чудовищной беды не умещалась у меня в мозгу. Я никогда не пытался покончить с собой, хотя так сделали оба адмирала, отдававшие приказы открыть огонь по беззащитным землянам, когда однажды узнали, что они содеяли. Но они только исполняли мой приказ. И значит и их кровь вопиет к богам, прося об отмщении. Однажды я попытался рассказать молодому Императору правду. И он меня не понял. Он ничего не понял! И даже не захотел услышать меня. С тех пор я стал отдаляться от двора. Я не пытался что-то исправить. Я даже не мог подумать о том, чтобы приблизится к Земле хотя бы на расстояние дневного пути.

Фельдмаршал замолчал. Некоторое время висела гробовая тишина, потому что все были не в состоянии произнести хотя бы одно слово. Потом Кирсанов прокашлялся и сказал:

– Я, пожалуй, выйду, подышу, если никто не возражает.

И он с какой-то суетливостью просочился к двери и торопливо вышел, а потом мы услышали снаружи дикий вопль. И тишина. Все замерли. Дима встал, и вышел следом за Кирсановым.

Фельдмаршал поглядел им в след и продолжил свой рассказ:

– В столице уже очень давно начали под меня