Отряд под землей и под облаками - Мато Ловрак

— Ну и гнусы, — сказал дядюшка Михаль. — Помяните мое слово, не сойдет им это с рук. Придет время, заплатим им долг сполна.

Он с одобрением отнесся к нашему решению переехать в город и, не задумываясь, дал адрес своего сына Ти́бора, который-де хорошо знает Суботицу и, уж конечно, поможет нам устроиться.

— Мы с Витой будем учиться! — радостно воскликнул я, вглядываясь в видневшийся вдали город. — Мы пропустили целых два года.

Мама заплакала. Она утирала слезы краешком передника, но слезы все бежали и бежали из глаз.

— Что с тобой? — спросил отец.

— Хочу, чтоб мои дети ходили в школу…

— И из-за этого ты ревешь?

— Не знаю, — ответила мать и заплакала пуще прежнего.

Отец взмахнул кнутом; Лебедь и Сокол ускорили бег. Рыжик открыл глаза и, увидев, что все в порядке, снова уснул.

При въезде в город отец остановил телегу. Справа от дороги стоял большой железный указатель, на котором было написано название города.

— Читайте! — весело обратился к нам отец. — Государство для того и поставило указатели, чтоб народ не коснел в невежестве.

По складам, с помощью родителей мы кое-как прочли: Суботица. Лазарь захлопал в ладоши и весело рассмеялся.

— Чего ты хохочешь? — спросил я.

— Какое смешное название — Суботица! Суботица! Суботица!.. Правда, Драган?

— А мне нравится! — заявила Милена.

— Смотри, папа, сколько церквей! — воскликнула Даша. — Раз, два, три…

— Надеюсь, они еще не так прогнили, как на ферме газды Лайоша! — сказал отец. — Не то нас со всеми потрохами не хватит на их ремонт.

Это была последняя ночь, проведенная под открытым небом. Наутро мы с отцом отправились в железнодорожное депо искать сына дядюшки Михаля. Он был весь в саже и мазуте, лицо его уже утратило ту свежесть, которой веяло с фотографии, но все же я его сразу узнал. Мы отрекомендовались, и отец, показывая на свои многочисленные синяки и кровоподтеки, шутливо прибавил:

— Знаете, я вконец разочаровался в сельской жизни!

Тибор дал несколько адресов, но тут же заметил, что квартиру нам никто не сдаст, если мы не заплатим за месяц вперед: с тех пор как участились стачки и увольнения рабочих, домовладельцы стали очень осторожны и подозрительны.

— Спасибо, товарищ Рожа, — сказал отец, уходя. — Когда снимем квартиру, позовем тебя на яблочный пирог.

Денег на квартиру не было, и отец решил продать одну лошадь. Выбор пал на Лебедя. Мы распрягли его и повели на скотный рынок. Покупатель нашелся скоро — это был крестьянин из Оджака.

— Как раз то, что мне нужно, — сказал он отцу, отсчитывая деньги. — Добрая лошадка и сильная…

— И умная, — прибавил отец, поглаживая лошадь по влажной морде. — Не сердись на нас, дорогой, у нас не было выхода. Но поверь, мы тебя никогда не забудем. Ты служил нам верой и правдой, и горюшка с нами помыкал немало.

На глаза его набежали слезы; я тоже заплакал. Крестьянин смотрел на нас с недоумением.

— Видать, любите вы своего конягу, — сказал он. — Приезжайте ко мне в Оджак. Я буду рад.

— Спасибо, непременно приедем в гости, — повеселевшим голосом заверил его отец.

— Приезжайте! Буду рад, — повторил крестьянин.

Мы распрощались и пошли искать квартиру.

— Слушайте, дети, — заговорил отец, останавливая телегу у колонки, из которой вода текла, когда поворачивали большое железное колесо. — Умойтесь, причешитесь — словом, приведите себя в порядок… Люди любят чистых и опрятных детей. Поняли?

— И помалкивайте, — посоветовала мать. — Люди не любят болтливых детей.

— Сидите смирно на телеге, не толкайтесь, не смотрите по сторонам, — сказал отец. — Люди любят смирных и послушных детей.

— А уж если вам приспичит поговорить, то говорите друг другу «спасибо, пожалуйста, извините», — наставляла нас мать. — Люди любят хорошо воспитанных детей.

Мы долго и шумно мылись и чистились. Наши звонкие голоса и смех неслись по всей улице. Прохожие бросали на нас недоуменные взгляды.

— Никак, циркачи или комедианты приехали, — сказала какая-то старушка. — Может, у вас есть дрессированные львы?

Вита распушил свои густые волосы, встал на четвереньки и громко зарычал:

— Бр-бр-бр!..

Старуха пришла в неописуемый восторг.

— Рычит, как настоящий лев, — объясняла она случайной попутчице. — Я была в зоологическом саду в Пеште и своими ушами слышала, как рычат львы — в точности так же, как этот мальчик! Вот увидите, вечером на представлении он нарядится в львиную шкуру!

Старуха ушла, а мы продолжили свои приготовления. Сначала подстригли ногти, а потом мать извлекла откуда-то пузырек орехового масла и всем нам смазала волосы. Снова и снова оглядывала она нас с головы до пят, обходила вокруг, как генерал на смотре, каждый раз находя какую-нибудь мелочь, которую нужно было исправить. Примерно через час она нашла, что всё в порядке.

— Боже правый! — воскликнула она, радостно всплеснув руками. — Вот не знала, что у меня такие красивые дети!

Вскоре мы подъехали к одному дому на Пупиновой улице. Отец сошел с телеги и, взглянув еще раз на адрес, позвонил. Где-то далеко, за большой дверью, глухо зазвенел медный колокольчик.

Нам открыла сгорбленная, закутанная в шаль женщина. Вот она подняла голову, и мы увидели ее рябое веснушчатое лицо. А маленькие, глубоко посаженные глазки блестели каким-то недобрым блеском. Рыжий кот выгнул спину и яростно зарычал.

— Извините за беспокойство, милостивая сударыня, — сказал отец. — Мы хотели…

— Это ваши дети? — грубо перебила она.

— Вроде мои, — засмеялся отец.

— Они хорошие и послушные? — спросила женщина, недоверчиво меряя нас своими острыми ненавидящими глазами.

— Смирные, как овечки. Живут в ладу, не дерутся, как другие…

В эту самую минуту Лазарь дернул Милену за косичку. Она взвизгнула, мигом обернулась и влепила ему звонкую пощечину. Лазарь разревелся и заорал во всю мочь:

— Спасибо… Пожалуйста… Извините…

А Вита, всегда молчаливый и замкнутый, громко заметил:

— Да она просто баба-яга!

Хозяйка быстро вошла в дом и захлопнула за собой дверь.

— Сударыня!.. — крикнул отец, потом повернулся и сердито бросил Вите: — Осел!

Отец взял с нас слово, что такой спектакль больше не повторится, и мы поехали по другому адресу. Мы сидели на телеге, неподвижные и притихшие. Но стоило только домовладельцам увидеть, сколько нас, как у них находились тысячи предлогов для отказа. Один хозяин, сделав озабоченное лицо, заявил, что квартира сырая и для детей не годится; другой — что двор маловат и нам-де негде будет играть; третий — что в доме полно мышей. Сколько мы ни твердили, что мыши нам не помеха, что у нас, кстати сказать, есть кот, который не преминет полакомиться такой свежатинкой, хозяин упорно повторял:

— Мыши есть, мыши… мыши…

— Ну что ж, — вздохнул отец, утомленный его тупым упрямством, — оставьте своих мышей при себе.

А мама тихо прибавила:

— Дай бог, чтоб мыши отгрызли вам уши!

— Может, мы попали в сказку? — предположил отец. — В страну жестоких, бессердечных людей…

Было уже совсем темно, когда мы, усталые и поникшие, подъехали к улице Па́йи Куйу́нджича. Это был последний адрес из тех, что нам дал сын дядюшки Михаля.

Путь наш лежал мимо церкви.

— Послушай, боже, — фамильярным тоном обратился к нему отец, — мог бы ты и для нас что-нибудь сделать. Ведь тебе это ничего не стоит.

Он возвел очи горе́ и, словно услышав оттуда ответ, попросил:

— Повтори, пожалуйста, не расслышал я, далеко ведь. Говоришь, поможешь нам? Очень мило с твоей стороны…

Мы немного оживились.

— Подумаешь! — беззаботно воскликнул отец. — Не найдем квартиру сегодня, найдем завтра или послезавтра. Главное — не вешать нос.

— Мудрые твои слова, — иронически заметила мать. — Только от этого нам лучше не станет.

— Как бы там ни было, перед нами уже третий дом, — сказал отец. — Третье счастье!

— Не третий, а пятый, — поправила его Даша.

— Тем больше шансов на успех! — как из пулемета выпалил отец и дернул звонок.

Прошло несколько минут, но никто не появлялся.

— Папа, можно, я позвоню? — попросил Лазарь.

— Ради бога! Отчего не поиграть, коли дом пуст.

Отец взял Лазаря на руки и поднес к двери. Лазарю так понравилось это занятие, что, будь его воля, он бы трезвонил до утра.

— Хватит! — сказал отец. — Оставь чуток на завтра.

Он поставил Лазаря на землю и взялся за большую медную ручку. Дверь была не заперта. Довольно мрачные сени вывели нас во двор.

— Эй, кто здесь есть? — крикнул с порога отец.

В ответ ни звука. Отец повторил свой вопрос, опять никакого ответа. Тогда мы ступили во двор и направились к росшей у забора липе. Уже подходя к ней, мы разглядели в темноте кончик зажженной трубки, потом трубку и, наконец, человека, курившего эту трубку. У него было круглое, как луна, лицо, длинные усы и только одно ухо.