Голубое Сало - Владимир Сорокин

– Нет… не вижу. Никого не вижу. О блядские матери и подлые отцы! – с тоской простонала ААА.

Стон ее словно подтолкнул Андрюху Как сомнамбула, с закрытыми глазами двинулся он вперед, дошел до ладоней коленопреклоненной дамы, уперся в них животом и остановился, Маленькая дама с мольбой посмотрела на него и стала медленно поднимать ладони с яйцом. Но по мере приближения их к круглому лицу Андрюхи, мелкая дрожь стала охватывать его тело, словно через него пропустили электрический ток. Зубы мальчика намертво сжались, из носа потекла кровь, испарина выступила на побелевших щеках. Он всхлипнул, неловко взмахнул руками, обхватил голову скрюченными пальцами и громко выпустил газы.

– Вон! Вон! Всех вон! – зарыдала ААА. – Боря прав! Боря прав, свиньи!

Швейцар принялся выволакивать подростков.

– Никого! Во всей империи – ни одного восприемника!

– Что же будет, Господи? – простонала маленькая дама.

– Разорвется цепь златая, – ААА бессильно посмотрела в потолок. – Будете прыгать по земле, как блохи, и не знать, что такое звезды…

Высокая дама залаяла и забилась, кусая свои голенастые ноги.

Дверь скрипнула, приотворившись, и в спальню вполз маленький толстый мальчик.

– Что? – открыла глаза ААА.

– Он в тряпках прятался, – запоздало пояснил швейцар. Мальчик встал. Он был рыжим, с отвратительным красным лицом; большие водянистые глаза близко сидели возле толстого мясистого носа; из отвислых мокрых губ торчали неровные зубы.

– Кто ты, обмылок? – спросила ААА.

– Иосиф, – ответил мальчик неприятным фальцетом.

– Откуда?

– Из Питера.

– Чего тебе надо?

Мальчик без признаков страха посмотрел на яйцо, шмыгнул носом:

– Я хочу.

ААА и маленькая дама переглянулись. Большая дама перестала скулить и замерла. Швейцар напряженно подглядывал в дверную щель.

Яйцо матово чернело на маленьких женских ладонях.

Мальчик подошел, опустился на колени. Его уродливое лицо нависло над ладонями. Он открыл большой как у птенца рот и проглотил яйцо.

– Свершилось! – произнесла ААА сдобным как филипповская булка голосом и облегченно вытянулась на мокрой от крови кровати. – Подойди.

Мальчик подполз к кровати, на коленях.

ААА положила ему на рыжую голову свою тяжелую грязную руку:

– Те, кто пытался, будут просто рифмовать. А ты станешь большим поэтом. Ступай.

Мальчик встал и вышел из спальни.

– Мне пора домой, – произнесла ААА и навсегда закрыла глаза.

Белка, Женя и Андрюха оторопело стояли неподалеку от особняка ААА, когда маленький и толстый Иосиф вышел из ворот. Они посмотрели на него и по его еще более красному, беспокойно-невменяемому лицу поняли что произошло. Опустив выпученные глаза, он осторожно обошел их и побежал прочь на коротких ногах.

– Все… – бессильно опустила худые руки Белка. – Иосиф сожрал.

– Блядь! Как везет этому рыжему, – закусил губу Женя.

– Не завидуй другу, если он богаче… – упавшим голосом пробормотал Андрюха, провожая Иосифа тоскливым взглядом.

– Боже, за что мне… за что мне все это… – захромала Белка.

– Поехали ко мне портвейн пить, – двинулся за ней Женя.

– Я не смогла… это все… это все… нет! Господи! Это все не со мной! – Белка обхватила лицо руками. – Это сон какой-то! Это все не со мной происходит! Я сплю!

– Успокойся, ну что ты… – взял ее за локоть Женя.

– Может это… и не так важно… – бормотал, идя за ними, бледный Андрюха. – Надо… поверь в себя… начни с нуля…

– Мы сильные, Белка, – обнял ее Женя, – мы сами сможем.

– Боже, какие вы мудаки! – вырвалась она и захромала быстрее. – Сами! Они – сами! Вы не понимаете! Не понимаете, что случилось сегодня! Вы даже не понимаете этого! И никогда не поймете!

Слезы брызнули из ее глаз. Рыдая, она шла по улице Воровского, громко скрипя ортопедическими ботинками. Редкие прохожие смотрели на нее.

– Белка, послушай… – поспешил за ней Женя, но Андрюха остановил его:

– Оставь ее. Пошли выпьем…

Они двинулись к Садовому Сзади раздался свист. Друзья обернулись. К ним подошел очень высокий парень в модной спортивной куртке с надписью «ATLANTA», с португальской сигариллосс в красивых и наглых губах. В руках он держал потертый спущенный мяч для регби на толстой резинке. Парень лениво, но умело бил по мячу ногами в китайских кедах, мяч метался на резинке во все стороны, пугая прохожих.

– Здорово, чуваки! – усмехнулся краем рта парень.

– Здорово, Васька, – уныло вздохнул Андрюха,

– Дай закурить, – прищурился Женя.

– Последняя, – Васька забросил мяч за спину. – Ну как?

– Иосиф сожрал, – выдохнул Андрюха.

– Во бля! – замер Васька. – Кто б подумал? А что ж Боб?

– Твой Боб просрался, – сплюнул Женя, устало потер лоб. – Блядь, голова болит.

– Погоди, погоди, погоди, – забормотал вдруг Андрюха. – Можно вот еще… вот еще что…

– Чего? – сонно спросил Женя.

– Грабить и убивать.

Женя и Васька переглянулись. Андрюха напряженно молчал, глядя себе под ноги. В глазах его показались слезы, потекли по серым щекам, закапали на мостовую.

– Да ну, чуваки… – повел спортивными плечами Васька. – Я вам давно говорил: надо лабать джаз, А все остальное приложится.

– Засунь себе в жопу сакс, мудило! – выкрикнул Андрюха и, всхлипывая, пошел прочь.

Женька догнал его только возле Тишинского рынка. – Андрюх… – повис он на его плече. – Ну, ты и разогнался. Прямо как Скобликова… ну, постой же!

– Чего тебе? – повернул к нему зареванное лицо Андрюха.

Женька никогда не видел Андрюху плачущим и поспешил отвести свои быстрые глаза:

– Пошли… это… пошли по пиву вмажем! Я ставлю. Андрюха высморкался на тротуар, вытер лицо рукавом, угрюмо глянул на облупившиеся ворота рынка:

– А где здесь пиво?

– Там, за углом, возле «Утильсырья» баварцы торгуют, – оживился Женька, хватая его за руку. – Пошли!

Они вошли на рынок.

Несмотря на ранний час, здесь уже толпился народ, торгующий чем попало: поношенной одеждой, домашними животными, трофейным оружием, детьми, грязным кокаином, бананами и радиодеталями.

– Виноградную косточку в теплую сперму зароооою! – пел безногий лысый солдат, подыгрывая себе на мандолине.

Напротив вонючего павильона «Утильсырье» стояла объемистая цистерна с баварским пивом «Hacken-Pschorr». Толстый немец наполнял литровые кружки, два других жарили на электроплите свиные сардельки.

Женька протянул баварцу десятку, взял две мокрые, истекающие пеной кружки, протянул одну Андрюхе:

– Держи. Пошли на голубей глянем. Андрюха рассеянно принял кружку и уставился на нее, словно никогда прежде не пил пива.

– Ты чего? – непонимающе оттопырил губу Женька. – Не любишь баварское?

Андрюха вздрогнул и жадно припал к кружке. Ополовинив ее, он шумно выдохнул и с облегчением произнес:

– Ништяк.

Женька подмигнул ему, усмехнулся:

– Ну вот. Все путем, старик. На ААА свет клином не сошелся. С другого бока поднапрем, Андрюха. Мы еще их заставим ссать крутым кипятком. А?

Андрюха повернул к нему опухшее лицо, задумался и криво улыбнулся:

– Заставим.

Женька бодро подхватил его под руку, повел в проход между павильонов:

– Сейчас на малаховских турманов глянем. Знаешь, я на них спокойно смотреть не могу – сразу… как-то… ну, не знаю… слов не хватает объяснить… ярко как-то на душе… волна прет… законно как-то…

Но не успели они выйти из заплеванного прохода, как дорогу им преградили три угловатые фигуры.

– Мальчики, а вам мамочка разрешила пивко сосать? – ощерилась фигура в центре, и по ледяным глазам, стальной фиксе и перебитому носу друзья к ужасу своему узнали Крапиву – пахана зловещей Лианозовской шпаны, наводящей ужас на московские танцплощадки и литературные кафе.

– Они, небось, и не спросили у мамы, – грустно заметил бритоголовый Генрих-Вертолет, поигрывая кастетом. – Ребята, так комсомольцы не поступают.

– Генрих! – укоризненно сплюнул широкоплечий Холя. – Они же еще пионеры. А пионерам – пиво положено по уставу. Чтобы учились ссать по биссектрисе.

Женька и Андрюха попятились.

– Дай закурить, продажная тварь! – сзади Женьку слегка ткнули финкой в задницу

Он обернулся. Позади стояли Севка-Мямля и Оскар-Богомаз.

– Да чего вы, ребят, в натуре… – забормотал было Женька, но татуированные руки Оскара уже полезли к нему в карманы, обшарили, вытянули двадцатку, последний сборник стихов ААА и полпачки «Казбека».

– Всего ничего… – Оскар передал деньги Крапиве, папиросы забрал себе, книжку швырнул на землю.

Севка-Мямля взял из рук Андрюхи кружку и стал не спеша лить пиво ему на аккуратно подстриженную голову:

– Пиво, пиво, пиво, пиво, пиво, пиво. Пиво текло. Кто первым написал про антимиры?

– Ты, – ежась, ответил Андрюха.

– Молодец, – Севка поставил пустую кружку ему на голову – Ты не Гойя. Ты – другое.