Человек из двух времен. Дворец вечности. Миллион завтра - Боб Шоу

Из кабинета позади большого стола вышел лейтенант Клей. Это был узкоплечий молодой человек с коротко остриженными черными волосами, такими густыми и такими приглаженными, что они казались мехом.

— Лейтенант, — решительно заговорил Тевернер, — надеюсь, вы объясните мне все это?

Игнорируя вопрос, лейтенант заглянул в бумагу.

— Вы Мак Тевернер?

— Да, но…

— Я решил не задерживать вас больше. Можете идти.

— Вы… что?

— Я разрешаю вам уйти, Тевернер. Но учтите, я делаю это только потому, что военное положение было объявлено незадолго до инцидента, и есть шанс, что вы не слышали объявления.

— Военное положение? — ошеломленно переспросил Тевернер.

— Именно. Отныне избегайте военных, не лезьте в неприятности.

— А кто лез в неприятности? — Тевернер с тоской понял, что говорит как какой-нибудь мелкий хулиган, пойманный в неположенном месте. — Я занимался своим…

— Солдат, что вывел вас из строя, сказал, что вы нанесли один удар. Другие свидетели подтвердили это.

— Это они, пожалуй, могут, — пробормотал Тевернер. Голова его болела, во рту пересохло, он чувствовал необходимость в чашке крепкого кофе, за которой последовала бы еда. — Военное положение, говорите? А с какой стати?

— Мы не можем сказать.

— Должны же быть у вас какие-то причины?

Клей иронически усмехнулся.

— Война. Понятно?

Один из солдат хихикнул, но сержант движением руки пресек этот непорядок. Клей снова посмотрел в бумагу и задумчиво поднял глаза на Тевернера.

— Мисс Гренобль приблизительно через четыре минуты будет здесь, чтобы увезти вас.

— Меня здесь не будет. Скажите ей…

— Что? — заинтересованно спросил Клей.

— Ладно, оставим это.

Тевернер пошел к двери, кипя от злости. Он вспомнил что-то неопределенно-странное в той части улицы, которую увидел за входной дверью. Бульвар вроде обычный, уличное движение тоже, но общая сцена выглядела какой-то нереальной. Может быть, эффект освещения? Он слегка тряхнул головой и распахнул дверь.

— Да, Тевернер, — безразличным тоном окликнул его Клей.

— Что?

— Чуть не забыл. Загляните в наше бюро гражданской компенсации — вторая дверь по улице. Там есть для вас какие-то деньги.

— Скажите им… — Тевернер напряг мозг в поисках чего-то нового из ругательств, но удовольствовался только возмущенным жестом.

Вид здания снаружи поражал новизной. Громадный гладкий куб выглядел так, словно его просто поставили здесь, а делали где-то в другом месте. По его периметру работали группы армейских инженеров: они направляли кран экскаватора, уплотняющего сырую глину и выкладывающего ее в формы из полированного мрамора на квадратных оливково-зеленых машинах. Люди на тротуаре с любопытством поглядывали на работу, но не задерживались и шли дальше. Тевернер пытался вспомнить, что было раньше на месте здания, но ему смутно вспоминались какие-то домишки, возможно, магазинчики. Он еще раньше заметил, что знакомая часть улицы как-то изменилась, но не мог точно вспомнить, какая она была. Он знал только, что любил и часто посещал эти места, пока их не захватила армия, и его возмущение все возрастало.

На углу он свернул в сторону океана и шел минут десять, прежде чем нашел ресторанчик. Он набрал на распределителе «кофе» и увидел на полированной поверхности машины свое отражение. Темное небритое лицо. Щетина была длиннее, чем он предполагал, и в нем зародилось подозрение.

— Какой сегодня день? — спросил он старика за соседним столиком.

— Четверг, — удивленно ответил тот.

— Спасибо.

Подозрения Тевернера подтвердились: он потерял два дня. Регулятор станнера можно поставить на низкий разряд, который уложит человека на десять минут, но он, как видно, получил полную дозу. Он вспомнил лицо резервиста, стрелявшего в него, и постарался запомнить его.

Хоть и военное положение, но он кое-что должен резервисту.

Согрев желудок чашкой кофе, Тевернер решил отложить обед до возвращения домой, где он почистится и позаботится о кожистокрылых. Они, конечно, голодны и нервничают, не видя его два дня. Он хотел было позвонить из столовой и вызвать такси, но решил, что быстрее поймает машину на улице. Он вышел из такси и сразу повернул к лесу.

Леса не было.

Шок, испытанный Тевернером, был почти равен заряду станнера. Он застыл на месте, уставившись на удивительно голый горизонт. Прохожие толкали его, но он не замечал этого. Центр огибал бухту на расстоянии восьми миль, но напрямую было около мили, так что лес был всегда виден в конце перекрещивающихся улиц. Он тянулся на пять миль, а за ним шли зеленые холмы до голых скал континентального плато. В жаркие дни рощицы широколистых тейтов выпускали в небо столбы водяного пара, а ночью по тихим улицам шел тяжелый сладкий запах цветов.

Но теперь между западной окраиной города и серым плато не было ничего. Забыв о такси, Тевернер пошел к исчезнувшему лесу, а его негодование сменилось болезненной тревогой.

Вот почему дневной свет показался ему странным: отсутствовал зеленый компонент, отражавшийся от деревьев. Проходя через коммерческий пояс Центра и жилые кварталы, он видел впереди нетронутое пространство парков, выглядевшее вполне нормальным. Гражданские ховеркары проносились над парками или лежали на траве, как яркие лепестки, в то время как семейные группы организовывали поблизости пикник. Тевернер шел как во сне и постепенно дошел до невысокого хребта, откуда можно было оглядеть всю равнину.

Неподалеку виднелись две отдельные ограды. Ближайшая была очень высока и имела нечто вроде навеса по ту сторону; дальняя сияла красно-белыми столбами. Это означало, что изгородь электрифицирована, если не хуже. За оградами, там, где должен был находиться лес, тянулось ровное место, желтое с серебряными и бледно-зелеными завитками, похожее на замерзшее море, на бальный зал, созданный для пира сказочных королей.

Тевернер, видевшим такие вещи раньше, упал на колени.

— Выродки, — шептал он, — мерзкие, проклятые ублюдки!

Глава 3

— Вставай, вставай, — говорил продавец мороженого.

За дверью, в другом мире, рыдала в панике женщина.

Небо стало дробиться, и Мак подумал об обломках звезд, падающих в соседние сады.

— Скорее, — говорил мороженщик. Ледяные пальцы его больших рук сжимали ребра Мака сквозь пижаму.

— Я не хочу мороженого, — закричал Мак, — я раздумал.

— Прости, сынок.

Лицо мороженщика расплылось и вдруг стало лицом отца. Отец поднял Мака и взвалил на плечо. Мак ударился лицом обо что-то твердое: это было дуло охотничьего ружья, висевшего на плече отца. Теплый сон разом слетел с Мака. Он почувствовал возбуждение и первые намеки на тревогу.