Служение Отчизне - Николай Скоморохов

Это было символично. Вступающее в жизнь новое поколение воздушных бойцов как бы подхватило и несло дальше эстафету боевых дел летчиков-фронтовиков.

…Все войны кончаются миром. Даже самые жестокие и кровопролитные, какой была Великая Отечественная.

В ночь с 8 на 9 мая улеглись спать. А на рассвете нас подняла на ноги стрельба. Мы соскакиваем с коек, одеваемся, хватаем оружие, вылетаем на улицу. Смотрим: кругом светло от ракет.

— Товарищ командир, победа! — радостно кричат летчики.

Победа!!!

После короткого молчания последовали вопросы:

— Сколько сбил самолетов?

— Когда и за что присвоили звание дважды Героя Советского Союза?

Пришлось держать ответ по всей форме. За время Великой Отечественной войны произвел 65[2] боевых вылетов, сбил 54 самолета врага, из них 8 в группе. Звание дважды Героя СССР присвоено 18 августа 1945 года.

Глава XI

Беседа затянулась допоздна. На следующий день на райкомовской видавшей виды «эмке» мы направились в родное село.

Мои родители и односельчане, предупрежденные о приезде, ожидали у нашего дома. Машина остановилась, я выскочил стрелой, обнял и поднял на руки маму. Какая же она легкая! Как изменилась за два с половиной года! Сколько пережила… Смотрю на родное, омытое слезами лицо, целую, целую и не могу оторваться. Подняв голову, встретился взглядом с отцом. Он ожидал, когда придет его очередь, чтобы обнять сына.

Отец, когда-то крепкий дубок, тоже сдал. Время и события не прошли мимо и оставили след в душе и внешнем облике отца, которому шел седьмой десяток.

Из одних объятий перехожу в другие, а потом вспомнил: надо же представить Машу. Мама ее знала, отец — нет.

— Дорогие родители, — говорю я им, — это Маша, моя жена, прошу любить и жаловать.

Наша деревянная изба стала словно резиновой. Туда вместилась почти половина села.

Разговоров было много. Все говорили, перебивая друг друга, желая что-то выяснить или высказать. За столом люди задерживались недолго, выпив стопку, закусив чем бог послал, переходили в другое место, чтобы выкурить папироску, благо земляк научился к этому времени курить и имел солидный запас папирос. Почетные гости задерживались за столом подольше.

Я как мог отвечал на все вопросы, стараясь удовлетворить любознательных земляков. Пришлось кое-что повторить из сказанного в Золотом минувшей ночью.

Отец и мать, с любовью и лаской глядя на меня, проверяли, нет ли где шрама, все ли ребра целы. Неоднократно задавали один и тот же вопрос: ранен я или нет? Выясняли мельчайшие события, вспоминая злополучное фото, после получения которого разнесся слух, что я погиб. Слушая меня, отец и мать спрашивали:

— Как же тебе, сынок, удалось благополучно вырваться из такого пекла?

— Я, мама, не вырывался, я воевал. Да, на мне ни одной царапины, но это, мои дорогие, благодаря тому, что со мной вместе были настоящие друзья.

Я снова и снова рассказываю им о героях войны: Толе Мартынове, Сереже Шахбазяне, Васе Овчинникове, Иване Филиппове, Василии Калашонке, Борисе Горькове и многих других, которые в трудную минуту своими меткими ударами по противнику отводили вражеские огненные трассы от моего самолета.

У меня ни одной царапины, но зато сколько царапин на сердце у матери и отца. Им война обошлась намного дороже, чем мне. «Морщины на лице, — думаю я, — еще, может быть, разгладятся, а сердечные — нет».

— Наше пребывание в селе прерывалось частыми поездками по району. Мне хотелось своими глазами посмотреть те места, где я родился, рос, откуда уехал мальчишкой.

Обычно к вечеру мы возвращались домой. Тут снова люди, и только глубокой ночью мать, убедившись, что я не сплю, иногда задавала вопросы, а перед отъездом отец спросил о том, что его, видимо, волновало больше всего:

— Как, сынок, снова едешь служить? Когда будешь возвращаться? Война-то закончилась.

— Да, папа, этот вопрос меня также волнует, — ответил я. — Давай вместе обсудим, как быть? Как бы ты считал?

— Мне трудно, я многого не знаю. По былым временам знаю одно, что после войны люди возвращаются к мирному труду. Но ты офицер, а вот как с офицерами поступают — я не знаю.

Мы обстоятельно поговорили с ним. В заключение отец сказал:

— Я уже старею, не могу держать штурвал судна и управлять им. Мне бы очень хотелось, чтобы ты был рядом.

Он получил очень тяжелую травму во время войны при швартовке судна и чуть не погиб. Это тоже наложило отпечаток на состояние здоровья и резко ухудшило зрение, из-за этого он был вынужден уйти с судна.

— Но если окажется, что ты нужен там, в армии, оставайся, мы с матерью проживем одни в родном селе.

Позже, в очередной мой приезд, мы вернемся к этому разговору и будет окончательно поставлена точка. Моя жизнь теперь уже накрепко связана с армией, с авиацией.

Трогательная была встреча, а расставание — тяжелым. Уж очень ветхими тогда казались мои родители, еще более ветхим было их хозяйство. Они вернулись из Астрахани в заброшенный пустующий двор и, конечно, в таком возрасте не смогли привести в порядок хозяйство, да и времени было немного. Выехав на «Шишкин взвоз», как у нас называют гору на западе села, окинул взором село. Маша и я еще раз обнялись с родителями, родными, односельчанами и двинулись в дальний путь, цель которого — дальнейшее служение своей Отчизне.

В Саратове мы зашли к Павлу Тимофеевичу и рассказали о том, кого и что увидели, что услышали. Для него это не было новостью, но прозвучавшие из наших уст слова вызвали чувство гордости за людей области, за партийную организацию.

В разговоре он задал вопрос:

— А Саратов-то вы посмотрели?

К стыду своему, я был вынужден признаться:

— Нет.

— Тогда обязательно перед отъездом поглядите город.

И тут же сделал необходимые распоряжения. На следующий день мы знакомились с городом.

Павел Тимофеевич дал нам гида, который прожил всю жизнь в Саратове, знал великолепно город, его историю. Проезжая по улицам, он бегло рассказывал об истории возникновения Саратова, его достопримечательностях. Мы осмотрели Троицкий собор, университет, здание консерватории, Государственный художественный музей имени А. Н. Радищева, здание бывшего Гостиного двора, а потом подъехали к скромному домику, где родился и жил великий ученый-мыслитель, революционный демократ, пламенный патриот Родины Николай Гаврилович Чернышевский.

Мы стояли около дома и думали об этом гениальнейшем человеке. Чернышевский служил для прогрессивно мыслящих людей того времени примером мужества, твердости характера, горячей любви к своей Родине, к своему народу, служению которому он посвятил всю свою жизнь. На его делах училось молодое поколение, его труды и мысли сейчас являются ценнейшим достоянием нашего народа.

Осматривая город, мы оказались у городского кладбища, где наше внимание привлекла женщина, стоявшая у могилы. Весь ее вид, поза говорили о большом и тяжелом горе. Мы стеснялись спросить о ее душевном состоянии и в то же время не могли пройти мимо. Когда немножко отошла в сторону сопровождавшая ее женщина, мы спросили:

Похоронили кого-нибудь?

— Да, — ответила она, — седьмого и последнего.

И рассказала, Что здесь похоронен ее последний сын, умерший недавно от ран. Шесть сыновей и мужа отдала эта русская женщина Родине, отдала, чтобы победить.

Это потрясло нас. Женщина что-то еще говорила, я ее плохо слышал, но понял, что здесь похоронены муж и сын, погибшие от ран, а женщина откуда-то эвакуировалась и жила здесь с 1942 года. Она не назвала свою фамилию, а нам спросить было неловко…

Позже я узнал о другой женщине… На экране кубанская степь, на переднем плане стоит старая, много повидавшая в своей жизни женщина, а за ее спиной волнуются, как морская волна, колосья пшеницы. Уходит вдаль пыльная дорога, по которой ушли в бой ее сыновья…

Так начинается волнующая кинолента-баллада о суровом военном времени, о судьбе простой крестьянки с Кубани Епистимии Федоровны Степановой. Девять сыновей вырастила она, и все они в разное время в суровый для нашей страны час ушли из родного дома, чтобы защитить от врага Родину. Ушли и… не вернулись. Трудовые руки матери бережно перебирают солдатские треугольнички писем — последние свидетельства сыновьей любви. Из этих писем да по старым фотографиям узнаем мы о судьбе братьев Степановых, отдавших свои жизни за Родину.

В гражданскую погиб старший, Александр, на Халхин-Голе в боях с японцами — Федор, в самом начале Великой Отечественной войны был убит Павел, пал смертью храбрых под Курском Илья, казнили фашисты партизанских разведчиков Василия и Ивана. Сложил голову под Харьковом Филипп, умер от ран Николай. В грозную минуту взорвал себя гранатой над днепровской кручей под Каневым самый младший — Александр. И поражаешься силе духа этой русской женщины. «Страшные рубцы оставила война на ее сердце, горе иссушило, но не согнуло ее. Уважают на селе Епистимию Федоровну и молодые и старые. Низкий поклон ей, русской матери, от всех нас, от многонациональной Советской России.