Магические узы - Марина Ефиминюк

– Мне это даже начинает нравиться, – попыталась пошутить я, и Ветров старший только покачал головой. Док же подхватил со всей возможной страстью, пытаясь доказать, что просчет в колдовстве не такой уж категоричный:

– Ведушка, может, тебе по природе не дано быть мужчиной, вот, и вышел тролль?

– Гоблин! – выдохнул Стриж, взорвавшись новым приступом смеха.

И тогда я прочувствовала еще один сказочно удобный талант новоприобретенного тела. Огромные уши сами собой вытянулись, как у гончей, и слух уловил далекие шаги по деревянному настилу на улице. Под чьей-то ногой скрипнула половица, и хлесткий удар, как хлыстом, прошелся по гладким доскам.

– У нас гости… – непроизвольно выдохнула я, и веселость моментально испарилась из номера постоялого двора.

Ровно в этот момент дверь распахнулась от мощного удара, и черный прямоугольник заполнила широкоплечая фигура аггела с повязкой, скрывавшей вытекший глаз, на красном, будто спелая смородина, лице.

Мгновенно Ратмир спрятал меня за спину, скрывая от взора неожиданных визитеров. Комната заполнилась движением, и в ней появилось слишком много народа. Сверкнули в тусклом отблеске светового шара самострелы. Док охнул, заломленный свирепым противником. Стриж замер под направленным дулом оружия. Я испуганно схватилась за футболку Ратмира, и предательские уши мелко задрожали, выдавая ужас.

Златоцвет перешагнул через порог по-королевски, презрительно окинув комнатку брезгливым взором, и беспощадная свита, желавшая нашей крови, едва не согнулась в поклоне.

– Ну и дыра, – протянул маг. Его красота казалась вызывающей, противоестественной. Густые волосы блестели, а дорогой костюм с черным похоронным галстуком идеально сидел на худощавой фигуре. – Ты бы мог найти убежище посолиднее, Ветров.

– Господин Златоцвет Остров. Зачем явился? – процедил тот. Он весь напрягся, словно пантера, приготовившаяся к прыжку.

– Не терял бы время, но мне нужна твоя барышня, – на губах Златоцвета зазмеилась улыбка и, выказывая пугающую осведомленность нашими делами, добавил: – Живая. Или я опоздал?

Выразительные глаза сощурились, и в них проявилась истинная отталкивающая сущность человека, готового на любую подлость, лишь бы достигнуть цели. Он жаждал браслеты и был уверен, что завладеет ими.

– Здесь есть лишние уши, – отозвался Ратмир и, схватив меня за руку, вытолкнул на середку комнаты, но прежде я почувствовала, как в тут же затопорщившийся карман незаметно скользнул зеркальный коммуникатор. От страха огромные уши теперь не просто тряслись, а ходили ходуном, взлохмачивая волосы.

Златоцвета перекосило от омерзения, лишь только он скользнул по мне колючим взором. Аггел с повязкой на глазу, именно тот, кого я обезобразила собственными руками, сцапал меня в мгновение ока, даже заметить не успела, так быстро он двигался. Из груди вырвался испуганный вздох, но Ратмир оставался совершенно спокойным.

– Ветров, а ты, я смотрю, не гнушаешься компанией гоблинов? – фыркнул Златоцвет неприязненно.

– Они услужливые информаторы, – последовал ответ.

Воздух в номере сгущался и вибрировал от всеобщего озверения. От аггела, намертво вцепившегося в мое плечо, отчего становилось больно ключице, шел противоестественный жар. Его тело горело даже сильнее, чем у любого из братьев Ветровых. Наверное, потому что печать больше не сдерживала магические потоки в крови.

Златоцвет с вкрадчивой улыбочкой на устах изогнул светлые брови и медленно, чувствуя себя хозяином положения, подошел ко мне.

– Страшно, уродец? – тихо вопросил он, вероятно, не веря ни единому слову, произнесенному Ратмиром. Он щелкнул по моему огромному уху, и я непроизвольно вздрогнула, зажмурившись. Аггел сильнее сжал плечо, и длинный рукав моей рубахи едва приподнялся, открывая тонкую серебристую полоску браслета. Меня бросило в жар. Чтобы спрятать украшение, я резко дернула рукой и прикусила, прекрасно осознавая, что стоит хотя бы пискнуть, как наш общий секрет откроется. Женский голос, в отличие от облика, никуда не исчез.

– Остров, отпусти его, он здесь лишний, – быстро произнес Стриж, и златовласый мужчина резко оглянулся к распростертому на каменном ложе раненному парню.

– Ба! Ты жив, мальчик, – он осклабился. – Вот уж точно аггелы живучие, даже такие, как вы двое.

Я судорожно сглотнула пересохшее горло и едва подавила желание с упоением обкусать ноготь, чтобы справиться с нервическим припадком. Уши шевелились, как проклятые.

– Убирайся, – небрежно махнул рукой Златоцвет в мою сторону, – от этих тварей все равно правды не дождешься.

Аггел с силой оттолкнул меня по направлению к двери, и непроизвольно я едва не шлепнулась на пол, хорошенько столкнувшись со Златом. От неожиданности Остров отпрянул, как будто его пытались замарать, и фыркнул. Ровно через мгновение я, словно пробка из бутылки, вылетела на настил и перекувырнулась через голову, едва не свернув себе шею. Яростно хлопнула дверь номера, и меня накрыло темнотой, с которой не справлялись маленькие светлячки в стеклянных фонариках, расставленных на широких перилах.

Прочь! Босая, как была, я бежала изо всех сил, задыхаясь и мучаясь от боли в боку. Подворье осталось за спиной, перед глазами запрыгал извилистый лабиринт густого можжевельника, ведущего к воротам постоялого двора. Мелкие камушки кололи заледеневшие ступни, но что такое боль по сравнению со спасением? Темнота ослепляла, и я едва не влетела в резко вильнувшие заросли. Внезапно сверкнула ослепительная вспышка от фар автокара, все-таки заставляя меня кубарем закатиться в колючие кусты. Выбираясь, я оставила на ветках приличный клок от рубахи, и выскочила на неосвещенный тракт, совершенно не понимая, в какую сторону кинуться.

Ночное небо с полной луной давило на землю, и звезды казались очень большими и холодными. Вдалеке сверкали огни моста, с другой стороны едва мерцали уличные фонари маленького островного квартала. Поколебавшись еще мгновение, я припустила к жилым улицам.

Через полчаса в воняющем табачным дымом и брагой кабаке я неуютно ерзала на деревянной лавке за столом с липкой столешницей и внимала стрекоту до икоты пьяного гоблина, похожего на меня, как брат близнец. Он говорил и говорил на непонятном языке, прихлебывая из глиняного стакана сладкое вино, и чмокал влажными губами.

Отчего-то его паскудная физиономия мне казалась смутно знакомой, даже странно становилось. Я наклоняла голову и так, и этак, пытаясь припомнить, не он ли стащил мой кошелек две седмицы назад, когда в подземке отключили свет, и неожиданно поняла! Ушастый товарищ встретился мне в Ратуше в прошлую пятницу! Непонятно, как трактовать подобную встречу – хорошим или плохим знаком?

В темный зальчик набилась гудящая толпа, и гомон перемешивался с резкой громкой музыкой. Посетители толпились у стойки бара, а на маленькой сцене с длинным блестящим шестом грациозно извивалась потрепанная жизнью нимфа, обсыпанная серебристыми блестками. Крошечные, словно бриллиантовые кристаллы, они вспыхивали звездочками, ловя скудный свет разноцветных бьющихся под дымным потолком шаров. На стене беззвучно работал экран видения, настоящего, а не морока, и мне отчаянно захотелось оказаться дома в родной гостиной и с блаженством растянуться на диване.

Это же надо было из всех притонов выбрать самый омерзительный! В нормальной жизни бы я за версту обошла подобную гнусную дыру, но теперь за пару дней будто бы скатилась на самое дно Ветиха.

Сосед по столу не умолкал, вероятно, жалуясь на жесткость стражей в Ратуше, и тыкал в меня пальцем, требуя совета и сочувствия. Неожиданно, со всего маху подвинув меня на лавке и отдавив босую ногу грязным ботинком, к нам подсел еще один гоблин и громко зарокотал пьяным голосом, пахнув хорошим облаком перегара.

– Ты что-то молчалив, брат, – наконец, произнес рецидивист на межрасовом языке.

– Да, – отозвался новый сосед, – совсем не по-братски молчалив. Просто цао какое-то.

Вот попала-то! Внутри я предательски дрожала от ожидания лихого удара в приплюснутый нос за неразговорчивость, и мое напряжение выдавали стоявшие торчком уши.

Это случилось внезапно. Звуки исчезли, а словоохотливые соседи стали беззвучно открывать рты. С удивлением я оглянулась, погруженная в странную сменившую гул посетителей тишину. Взгляд перебегал по хмельным перекошенным лицам, пока не застыл на экране видения, где показывали яростный пожар, снедавший здание старой заброшенной мануфактуры. Камера живописно захватывала клубы черного дыма, уходящие в пронзительно синее небо, пробегала по завораживающим огненным языкам, переливавшимся от красного до ярко-оранжевого цвета. В голове прозвучал громкий бесстрастный голос диктора, и стало понятно, что я единственная слышу его: «Взрыв случился в семь утра. Мануфактура на юго-восточном шоссе в тридцати верстах от городской стены Ветиха вспыхнула, как стог сухого сена. Погибли люди…». И все закончилось. Картинка сменилась, наваждение испарилось, а шум нахлынул с такой мощью, что меня вжало в твердую спинку лавки, и уши скукожились.