Любовь без слов (сборник) - Наталья Нестерова

Она боялась поверить в то, что ее дочь половая извращенка. Состояние Светы не позволяло прояснить ее наклонности. Мама тешила себя надеждой, что приступ любви к директору был случайным, но при этом несколько лет собирала данные о геронтофилии, прочла все, что было возможно достать, включая клинические случаи, описанные психиатрами. В отличие от Анны Юрьевны, директор сразу понял, что лекарств от геронтофилии нет. Но для Светиной мамы не существовало психических отклонений, с которыми сам человек не мог бы справиться. Все просто: боишься темноты – сиди в темной комнате, пока не перестанешь бояться, впал в депрессию – развеселись, любишь стариков – забудь о них.

Во второй части разговора Леонид Иосифович жестко и безоговорочно потребовал отдать ему дневник Светы для уничтожения. Фантазии девочки – бомба замедленного действия, способная в клочья разнести его жизнь в любой момент. Поэтому Леонид Иосифович пригрозил Анне Юрьевне увольнением, разбором поведения Светланы Бондаревой на педагогическом совете (чего он никогда бы не сделал) и прочими карами, включая помещение Светы в психбольницу. Анна Юрьевна принесла ему дневник.

Полгода Света не ходила в школу, училась экстерном. Учителям и одноклассникам было сказано, что у Светы редкое заболевание суставов. Каникулы перед одиннадцатым классом Света провела в деревне, мама сняла дачу в сельской глубинке. Там была потрясающе красивая природа, коровье молоко, ягоды с куста, фрукты с дерева, овощи с огорода. И тьма комаров, оводов, слепней. Света поняла, что выздоравливает, когда ей стали досаждать комары. В начале каникул на летающих кровососов она не обращала внимания: хотите кусать – кусайте. В деревне Света приняла твердое решение уехать из родного города в Москву – от мамы, от Леонида Иосифовича, от воспоминаний. С начала учебного года Света принялась упорно готовиться к вступительным экзаменам в столичный институт. Мама не могла нарадоваться, она всегда любила отличников, потому что те труженики. Дочь десять лет была середнячком, хорошисткой, а тут вдруг стала демонстрировать чудеса усидчивости и повышенной успеваемости. Педагоги шутили: «Всем бы ученикам такую болезнь суставов».

Света избегала Леонида Иосифовича, когда он приходил в класс, старалась не встречаться с ним глазами. Ее любовь была раздавлена чудовищным стыдом. Но на самом дне плескалась благодарность и признательность – директор не посмеялся над Светиными чувствами и не сделал их достоянием общественности.

На выпускном вечере, получая из рук Леонида Иосифовича аттестат, Света тихо сказала:

– Простите меня!

– Будь счастлива, девочка! – отечески погладил ее по плечу директор.

Рассказывая Антону, что, впервые увидев Игната, она застыла истуканом, Света преувеличивала, как преувеличивают все влюбленные значимость первой встречи. Но Игнат, безусловно, понравился ей – представительный седовласый мужчина, в котором чувствовались уверенность, достоинство. Игнат выглядел барином, но его барство и чванство Света приняла за мужество, силу и благородство. Игната в тот момент волновали только проблемы с пищеварением, но он все-таки заметил интерес в глазах официантки и принял Свету за искательницу богатого покровителя. Таких искательниц – Игнат называл их золотодобытчицами – в Москве было навалом, они мухами на мед липли к состоятельным мужчинам. Иногда казалось, что нормальные девушки вымерли как вид. Игнату пришлось задержаться в кафе, периодически посещать туалет, ждать водителя с лекарствами из аптеки. Потом Игнат скажет, что это был самый восхитительный, прямо-таки судьбоносный понос в его жизни. Официантка несколько раз подходила к его столику, она прекрасно видела, куда время от времени удаляется клиент, но в ее глазах не было ни тени насмешки, только смесь робости и восхищения. Обычно в глазах золотодобытчиц легко читались призыв, согласие и обещание райских наслаждений – все под соусом жеманства и кокетства. От официантки с бейджиком «Светлана» на груди за версту несло простодушной наивностью, но кокетством не пахло. Когда Игнат уходил, девушка не попыталась намекнуть на возможность продолжения знакомства. У дверей Игнат оглянулся – она смотрела ему вслед со щенячьей печалью. Поймала взгляд Игната и тут же отвернулась. Через два дня, неожиданно для самого себя, он велел водителю повернуть к тому самому кафе. Игнат не замечал за собой импульсивных поступков последние тридцать лет. Он нашел объяснение своему порыву: интересно посмотреть, насколько выросло артистическое мастерство золотодобытчиц. Или это была не игра?

Точно не игра! Девушка вспыхнула, узнав Игната, и потупила голову, чтобы скрыть румянец. Игнат долго листал меню, задавал вопросы о блюдах и откровенно, даже цинично рассматривал Светлану. По современным стандартам, не красавица: ростом не вышла и лицо простовато. Но если отбросить к черту все стандарты, то девушка была чудо как хороша. Чистая, свежая, как бутон. Не зря девушек молочной спелости сравнивают с бутоном. Когда эта роза распустится, знатоки ахнут. Игнат заказал только стакан воды, как бы намекая, что пришел сюда не питаться, и оставил в книжечке со счетом щедрые чаевые.

Света догнала его на улице, около машины:

– Погодите! Вы забыли сдачу!

– Я ничего не забыл. Это ваше.

– За что? За стакан воды? Нет, возьмите!

– Не хотите со мной завтра поужинать?

Света растерялась, уставилась на Игната так, словно он предложил ей участвовать в конкурсе красоты с гарантированной победой.

Игнат покровительственно улыбнулся:

– Во сколько вы завтра заканчиваете?

– В одиннадцать.

– Поздновато, конечно, да теперь не отвертеться, предложение сделано. До завтра, официантка Света!

Свете никогда не приходило в голову, что она стала подарком судьбы для Игната. Конечно, она знала, что Игнат боготворит, любит ее, постоянно доказывая это словами и поступками. Но все-таки в глубине ее души покоилось убеждение, что это он, Игнат, осчастливил ее, обратил внимание, согрел, защитил, превратил ее жизнь в лучший из снов. Когда он первый раз поцеловал ее, Света почти лишилась чувств. Она услышала запах, давно забытый, из детства: легкая смесь табака, одеколона и еще чего-то мужского, без названия, но колючего, как щетинки на его лице, – запах отца.

– Папочка! – прошептала Света и обмякла в руках Игната.

Он болезненно скривился и едва не выпалил: «Ты меня еще папиком назови!» Хорошо, что прикусил язык. Девушка находилась на грани обморока, едва держалась на ногах. И это была, без сомнения, эйфория. От одного его поцелуя! Папочка так папочка. Многие женщины в момент экстаза вопят: «Ой, мамочка!» «Папочка» нисколько не хуже «мамочки», даже логичнее. Да и плевать ему на логику, когда такая девушка млеет в его объятиях.

Света не рассказывала маме о романе с Игнатом. Но, когда дочь приезжала на каникулы, Анна Юрьевна прекрасно видела, что Света изменилась. Порхает, поет, дурачится, смеется, чересчур восторженна. Так себя ведет только влюбленная девушка. Мама приставала с вопросами, Света отнекивалась: «У меня никого нет». Заверяла, что все у нее в порядке: сессию сдала хорошо, на работе платят регулярно, из общежития переехала, снимает с подружками квартиру. Света долго не задерживалась – два-три дня и уезжала, ссылаясь на то, что официанткам длинных отпусков не дают, а за эту работу надо держаться. На самом деле Света давно бросила работу в кафе, Игнат снял ей однокомнатную квартиру, свозил в Париж и в Рим, зимой они летали погреться на тропическом пляже и покупаться в лазурном море.

Мама несколько раз звонила Свете на сотовый телефон, включался автомат и что-то говорил на иностранном языке. Когда мама, наконец, дозвонилась и поговорила с дочерью пять минут, со счета сняли несусветные деньги – четыреста рублей. Мама возмутилась и отправилась в телефонную компанию. Там ей ответили, что операция по списанию средств со счета произведена в соответствии с тарифом на международный звонок. Анна Юрьевна настаивала на том, что за границу не звонила, утверждала, что произошла ошибка, требовала вернуть деньги. В итоге ей дали компьютерную распечатку, из которой следовало, что в момент звонка дочь Света находилась на Мальдивах.

«Где это? – спрашивала себя Анна Юрьевна по дороге домой. – Как ее занесло на Мальдивы? Почему мне ничего не сказала?» От нехорошего предчувствия сжималось сердце. Мама решила ехать в Москву. Но вырваться смогла только через пять дней, поменявшись уроками с другими учителями. Свету мама не предупредила, хотела нагрянуть внезапно. Это ей удалось в полной мере.

Едва поезд прибыл в столицу, Анна Юрьевна набрала номер Светы:

– Здравствуй, дочь! Скажи мне свой адрес!

– Мама? Привет! Зачем тебе мой адрес?

– Я стою на Курском вокзале.

– Почему? – растерялась Света.

– Приехала тебя навестить. Ты не рада?