Любовь без слов (сборник) - Наталья Нестерова

В десятом классе Света влюбилась не в экранного персонажа, а в реального, в директора школы Леонида Иосифовича. Света знала его с первого класса, но только в семнадцать лет рассмотрела в нем черты своего кумира. Она прекрасно понимала, что ее любовь смешна и нелепа. Когда девочки сохли по молодым учителям, это было нормально, но у Леонида Иосифовича внуку пять лет. Однако сердцу не прикажешь. Света караулила директора в нише возле его кабинета, где можно было незаметно притаиться. Тайно провожала его до дома, по выходным пряталась за детской площадкой, где он гулял с внуком. Жена Леонида Иосифовича была полной, одышливой, с распухшими ногами, передвигалась раскачиваясь, как утка. Зачем ему эта толстуха, когда есть прекрасная юная Света? Как он, если признаться, отнесется к любви ученицы? Вопросы терзали Свету и еще более – чувства, желания, естественные в ее возрасте. Хотелось кому-нибудь открыться, но делать этого было нельзя. Подруги засмеют, начнутся сплетни. Она стала вести дневник, доверила бумаге сокровенные мечты. Света не конспектировала слежку за Леонидом Иосифовичем, она выплескивала нерастраченную страсть, свои фантазии – как будто они целуются, гуляют, снова целуются и даже больше. В описаниях ей помогали переводные женские романы, которые Света глотала пачками. Там героини через десять – пятнадцать страниц оказывались в объятиях возлюбленного и переживали одурманивающее возбуждение, переходящее в экстаз. Света тоже переживала это в придуманных сценах любви с Леонидом Иосифовичем.

Страшней, ужасней и отвратительней скандала, который случился, когда мама обнаружила дневник, нельзя представить. Второй раз подобное Света не перенесла бы. Она и так чудом осталась в живых.

Анна Юрьевна работала в той же школе, где училась Света. В тот день у мамы был выходной. Она делала уборку и обнаружила тайник дочери, которая прятала заветную тетрадку в голенищах старых зимних сапог в подкроватном ящике. Прочитав дневник, мама испытала шок, но долго пребывать в бездействии она не умела. Первым порывом было броситься в милицию. Маму остановило только то, что имя дочери станут склонять направо и налево. Она побежала в школу.

– Вы подлец! Насильник! Вас будут судить! – влетела мама в директорский кабинет.

– Что? – поднялся из-за стола Леонид Иосифович. – Анна Юрьевна, что вы себе позволяете?!

– Я хотела бы убить вас своими руками! – тряслась от гнева мама Светы, в глазах у нее стояли слезы ярости. – Негодяй, вы растлили мою дочь!

– Какую дочь? Что вы несете?

– Вы прикидывались! Столько лет маскировали свою похоть. Света, наверное, не первая ваша жертва. Извращенец!

Леонид Иосифович решил, что она сошла с ума. Восемьдесят процентов педагогического коллектива школы составляли женщины в предклимаксе и в буйном климаксе. И с ними было сложнее, чем с хулиганствующими семиклассниками, курящими восьмиклассниками или выпивающими одиннадцатиклассниками. От женщины в известном возрасте можно было ждать любых сюрпризов, в том числе и помутнения рассудка. Требовалось утихомирить Анну Юрьевну (ах, как некстати она сбрендила, где найти в конце года математика?) и вызвать медицинскую помощь.

– Успокойтесь, голубушка! – ласково сказал Леонид Иосифович. – Садитесь. Хотите воды?

– Не пытайтесь меня ублажить! Вы понесете ответственность! – продолжала разоряться мама Светы.

– Конечно, конечно! Понесу, обязательно понесу, и ответственность, и все, что изволите. Только вы не волнуйтесь!

Анну Юрьевну поразило, что старый греховодник не испугался, не запаниковал, смотрел на нее с жалостью и состраданием. Он уверен в своей безнаказанности!

– У меня есть доказательства! – выкрикнула Анна Юрьевна. – Вот! Читайте! – Она кинула на стол директора дневник.

– Хорошо, хорошо, – бормотал Леонид Иосифович.

Но потом, вчитавшись, он перестал успокаивать Анну Юрьевну, поменялся в лице и схватился за сердце. Эротические бредни с ним в главной роли были, понятно, фантазиями сексуально озабоченной девицы. Но эти фантазии могли навсегда очернить его доброе имя, испортить карьеру. Леонид Иосифович знал, что больше всего опасны и досадны ситуации оговора, когда ставят клеймо на невинном человеке.

– Это все неправда! – просипел Леонид Иосифович. – Ничего подобного не было!

Теперь, наконец, он выглядел как изобличенный преступник.

Накануне мама Светы смотрела по телевизору передачу, в которой рассказывалось про налогового инспектора, уличенного во взятке. В момент задержания инспектор затолкал деньги в рот и пытался их проглотить. Пятьдесят тысяч рублей! Подобной суммы Анна Юрьевна никогда не держала в руках. Купюры по пять тысяч, итого десять штук. Без воды съесть! На что только не идут преступники. Ей пришла в голову мысль, что директор сейчас тоже начнет поглощать дневник, на который смотрит с неподдельным ужасом.

Она выхватила тетрадь со словами:

– Я не дам вам сожрать улики!

Леонид Иосифович не собирался поедать дневник, но дорого дал бы, чтобы тетрадка испарилась, рассыпалась в прах. Директор не понял, что прокричала Анна Юрьевна, он с трудом заставил себя мыслить трезво.

Нажал кнопку переговорного устройства и сказал секретарю:

– Светлану Бондареву из десятого «А» ко мне! Срочно!

Пока не пришла дочь, мама сыпала проклятья на голову директора. Она была стойким, активным бойцом, но ее ружья почему-то всегда стреляли не в ту сторону. Когда главные силы требовалось бросить на сохранение душевного здоровья дочери, Анна Юрьевна палила по мнимому насильнику.

Света вошла в кабинет и сразу все поняла. Взбешенная мама, растерянный директор и ее дневник на столе. Провалиться сквозь землю – это слабое выражение. Свете хотелось умереть. Она прекрасно помнила, что писала. А теперь Леонид Иосифович и мама прочли, как он нежно запускает руку за резинку ее трусиков. Умереть! Как хорошо было бы сейчас умереть! Пунцово вспыхнув в первый момент, Света стала покрываться мертвенной бледностью. Педагоги не замечали, что с ней происходит, им было важно установить истину.

– Светлана, скажи, пожалуйста, соответствует ли действительности все, что ты описала в своем дневнике? – спросил директор.

– Нет, – прошептала Света.

– Повтори громче. Объясни маме, что твои записи, так сказать, плод фантазии…

– Вы запугали ее! – воскликнула мама. – Вы заранее подучили ее врать!

– Света! – директор старался говорить доверительно, но срывался на фальцет. – Ситуация не допускает двусмысленности. Ты должна понимать, что наносишь вред неповинному человеку…

Они пытали ее. Света отвечала, каждую минуту надеясь на приход смерти. То, что происходило, лежало за гранью стыда, и единственным избавлением могла быть только скорая кончина. Она не помнила, чем закончился допрос, как мама забрала ее рюкзак из класса, как они двигались по улице, пришли домой, и мама снова и снова расспрашивала. Света находилась в предсмертном состоянии, и окружающее перестало иметь значение. В какой-то момент перенапряжение психики достигло пика, и Света отключилась на полуслове, уснула. Ночью у нее поднялась температура, начался бред, галлюцинации. Три дня Света металась в постели, на четвертый мама вызвала врача. Свету отвезли в больницу, кололи антибиотики, записав в истории болезни длинный список диагнозов, все со знаком вопроса. Иными словами, врачи не знали, что со Светой. А это, наверное, включился защитный механизм организма: напустить горячку, чтобы девочка не покончила с собой. Через неделю температура спала, измученная Света была настолько слаба, что мыслей о самоубийстве не возникало. Впрочем, другие мысли тоже отсутствовали. После тяжелой встряски мозг отдыхал. Света все время спала, изредка пробуждаясь, чтобы поесть жиденькой диетической пищи и по стеночке доползти до туалета. Света жила в сновидениях, как в параллельной реальности, но спустя месяц не могла вспомнить, что ей снилось в больнице. Свету выписали похудевшей на семь килограмм, ее шатало от ветра, и она не могла удержать в руках книги. О посещении школы не могло идти и речи. Мама истово заботилась о дочери: покупала ей дорогие фрукты, черную икру, пичкала витаминами. Мама не на шутку испугалась, не вспоминала о случившемся, хотя ей было что сказать и что выпытать.

У Леонида Иосифовича состоялся серьезный разговор со Светиной мамой. В первой части беседы директор, сам только накануне изучивший соответствующую литературу, рассказал Анне Юрьевне о существовании геронтофилии – сексуального влечения молодых к пожилым. Это редко встречающееся отклонение имеет корни в детских травмах и переживаниях. Истинную геронтофилию не нужно путать с коммерческой, когда женами богатых стариков становятся молоденькие девушки, а на престарелых состоятельных матронах женятся юноши. Какими бы высокими словами любви эти молодые люди ни прикрывались, за их поступками стоит меркантильный расчет. Но в случае со Светой речь не идет о материальной выгоде. Леонид Иосифович долго пересказывал содержание соответствующих глав из книг по сексуальным отклонениям, а потом подарил эти книги совершенно обескураженной Анне Юрьевне.