17 м/с - Аглая Дюрсо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И там все на своих местах. Тамплиеры — в часовне, бедный лорд — на лужайке, прилаживая удлинители к усилителям, Иан — рядом с одеялом, Стюарт — рядом с колонной, а помещики — в угаре шотландской попойки. Они никуда не исчезли. И не были превращены в гербарий закадровым текстом, который примирил бы их с самой среднестатистической аудиторией.
Я пошла на почту и отправила посылку актеру-волшебнику.
И отправила письмо.
Мы хотели снять фильм о том, где хранятся сокровища тамплиеров Шотландии. Но сейчас, когда все это так позорно провалилось, я поняла, что сокровище Шотландии — это вы. Безумцы и клоуны.
Наверное, это неправильное письмо. Но я уже сделала рассылку «всем». В конце концов, вполне можно подумать, что последние два слова — подпись.
Часть седьмая
Зулусский водевиль
Теория и практика реальности (теория и практика реальности)
Доктор, эти заметки я пишу на полях путеводителя. В этом путеводителе, Доктор, 214 глянцевых страниц, хорошая полиграфия, пятицветная печать фото и текст на трех языках (английский, французский, голландский). Но все это великолепие не имеет ничего общего с реальностью.
Когда, Доктор, мы встретимся, то вместе посмеемся над идиотами, которые ломятся в эти места за аутентичным африканским кайфом.
Однако же, Доктор, если вы и на этот раз окажетесь безответной сволочью и не заберете меня отсюда живой (не живой и здоровой, как я просила раньше, а просто живой), то пеняйте на себя.
Я сотру ластиком все написанное на полях. Нет. Пожалуй, я напишу там: «Добро пожаловать в Ричардз Бэй, Доктор. Это местечко как раз для вас — райское».
ДОРОГА В РАЙДо Ричардз Бэй, Доктор, вы с легкостью доберетесь.
Туда даже летают самолеты. Это нам сказал знакомый режиссер. Он здесь полгода назад снимал блокбастер, который пока не нашел своего зрителя.
Однако нас прямо в Йоханнесбурге погрузили в автобусы. Потому что так экономнее. Но — дольше. Двенадцать часов ни писать, ни вообще ничего — это трудно, Доктор. Но мы терпели и из автобусов не выходили.
Мы не выходили из автобусов по трем причинам. Во-первых, в людных местах автобусы не останавливались. Автобусы не останавливались даже на красный свет. Потому что если в этих местах зазеваться на красный, то тебя запросто могут из автобуса выкинуть, а автобус угнать со всем скарбом. Это нам сказал режиссер, тоже сэкономивший на самолете, но потом дважды сильно пожалевший.
А если остановиться в безлюдном месте, то это еще хуже. Потому что это Африка. Здесь в безлюдных местах но обочинам прячутся бабуины. И тех, кто вышел по малой нужде, эти бабуины совершенно цинично трахают.
Говорят, против этих бабуинов была организована даже полицейская акция. Но бабуины не разбирались в чинах и оттрахали полицейских с неменьшим цинизмом.
Об этом, Доктор, нам также поведал знакомый режиссер. Наверное, врал. По крайней мере, я надеюсь на это.
Про третью причину все подло умолчали, но ее мы выяснили опытным путем.
В Южной Африке, Доктор, холодно.
А мы к этому были совершенно не готовы. Даже Танька, хоть у нее и чемодан-шифоньер. Не говоря уж обо мне. Я взяла только пять купальников.
Один гений Шилов, впечатленный африканской темой, был одет в пробковый шлем, галифе и высокие ботинки. Но даже он спешно, прямо в автобусе, оторвал рукава от свитера и сделал гетры для тепла.
Гений Шилов выглядел прямо как зуб в носу на фоне унылого пейзажа за окном. Со всеми этими акациями, мать-и-мачехами, мать их, и прочей неброской флорой, ради которой не стоило рисковать жизнью во время десятичасового перелета (и, забегая вперед, Доктор, скажу — не рисковать жизнью и следующие два месяца).
Гений Шилов задумчиво сказал: «Очень похоже на Ставрополье в октябре. Только не хватает одиноких продавцов с вязанками лука на обочинах» (видимо, их распугали или хуже того бабуины).
А что вы хотите, Доктор.
Это и был октябрь.
Но с другой стороны, это была весна. Потому что Южная Африка — она на самом деле с другой стороны. И она должна в октябре процветать тамариском и мимозой размером с голубиное яйцо.
Но она процветала, чем могла.
В основном колючей проволокой.
На колючей проволоке в Южной Африке можно нажиться сильнее, чем на алмазах.
Думаю, господин Глидден, изобретатель этой несомненно многофункциональной фигни, сейчас в гробу просто локти кусает. Как он продешевил, нажившись исключительно на европейских размолвках и совершенно забыв про черный континент.
Колючей проволокой опутаны все одинокие фазенды, дома в фешенебельных районах, огороды на выселках, а также — школы и детские сады. Причем последние — не только снаружи, но и внутри. Потому что внутри, во двориках, детишки играют по двум разным сторонам: цветные — по одну сторону, белые — по другую.
К слову сказать, Доктор, наша гостиница, куда мы добрались уже практически ночью, когда на мать-и-мачеху местного розлива уже лег первый иней, так вот, наша гостиница не была исключением. Она была добротно опутана проволокой по периметру, прямо до ворот. А у ворот сидел охранник.
Он эти ворота захлопнул, как только уехали автобусы.
Доктор. Я не хочу тревожных аналогий, потому что у меня в мыслях нет срывать вас с места, провоцировать на дешевую партизанщину, перекусывание проволоки с целью благородного освобождения тех, кто надежно укрыт за воротами. Потому что вы вряд ли подниметесь ради меня с задницы. А я только зря пронадеюсь.
Исключительно поэтому я не буду вас пугать и не назову нашу гостиницу скоплением бараков.
Просто это все сильно смахивает на котельные, поставленные очень плотно друг к другу. Буквально — на расстоянии вытянутой руки.
И комнатки внутри — маленькие. Там только одна большая кровать умещается. И туалет. А вода течет наружу, через трубу. В канавку. Эти канавки прорыты вдоль всего бар…, то есть я хотела сказать: всей котельной.
Гению Шилову досталась комнатка справа, и он там затих. Наверное, медитировал (а что еще ему оставалось в этой ситуации?).
А нам с Танькой достался номер слева. Вообще-то мы всегда выбираем с ней один номер, потому что привыкли к причудам друг друга. Я терплю, когда Танька шуршит по ночам пакетиками: это она сортирует барахло, которое выплескивается из ее чемодана-шифоньера, как цунами.
Зато Танька уже не вскидывается, когда я разговариваю с кранами.
Но в этот раз не хотелось разговаривать ни с кранами, ни с кем. Танька без всякого куража пошарилась в чемодане и сказала, что если надеть пару вечерних платьев друг на друга, то будет вполне сносно.
Мы оделись, исходя из предлагаемых обстоятельств.
А потом пролезли под шлагбаумом. И сели по ту сторону колючей проволоки. Там был канализационный люк.
С него было видно окрестности. Что-то темное и в дыму.
Это был Ричардз Бэй.
АУТЕНТИЧНОСТЬУтром все краски мира ярче, Доктор. Это факт. Утром мы увидели то, что недосмотрели в темноте. Мы увидели убогую фабрику с отслоившимся шифером. Из всех щелей шифера валил пар. Еще мы увидели уникальное озеро. Оно было оранжевое. Потому что это Африка. И здесь огромные разработки марганца.
Хоть это озеро и было зловредной химической креатурой, оно сильно радовало глаз. А вот базар — нет, не радовал. Вообще-то мы приехали на базар раздобыть теплого барахла. Но здесь торговало местное население. А оно, судя по ассортименту, было непривередливым и небрезгливым. Там между лотками струилась какая-то зловонная жижа. А на лотках был представлен широкий выбор косорыло пошитых сандалий.
Местные делают сандалии из автомобильных покрышек.
А еще местные делают машинки из консервных банок и очень преуспели в этом национальном промысле.
Других национальных промыслов не было. И это тревожило.
Чисто профессионально тревожило.
Потому что — черт с ним, с теплым барахлом. В конце концов, невидимые слезы заэкранья оплачиваются как загранкомандировка.
Но!
На этих промышленных задворках цивилизации мы должны были снять аутентичную фантасмагорию для самого грандиозного канала! И эта фантасмагория по стилистике должна была напоминать посконный африканский эпос про благородных, хоть и первобытных воинов и прекрасных черных дев топлес.
А по жанру это, Доктор, было нечто.
Доктор, поймите: пока этот блокбастер не обрел своего зрителя, я не имею права разглашать профессиональную тайну.
Давайте я скажу, что по жанру это должен быть клип. Только очень широкомасштабный. Такой широкомасштабный, что больше похож не на клип, а на водевиль.
Строго говоря, сначала водевиль планировался не в жопе мира, а в самом настоящем сердце Африки, и туда выезжали наши разведчики, жили там месяц в мазанках из слоновьего дерьма и приручали местных детей конфетами. Но слоновье дерьмо разлагалось под нестерпимыми солнечными лучами, собирая мух из других, менее жилых, а следовательно, менее пахучих органов Африки. Эти мухи сидели повсюду, даже на зубах говорящих воинов.