История русской церкви (Том 7) - Митрополит Макарий

Об иерархах наших передают иностранцы, что все они избирались из монашествующих за святость жизни, все воздерживались постоянно от мясной пищи и, нося на себе образ благочестия, пользовались общим уважением, а многие до того воспламенялись любовию к Богу и ревностию в служении Ему, что еще при жизни, потом и по смерти творили чудеса, за что и причтены к лику святых. И мы уже перечислили имена этих достойнейших святителей, служивших украшением нашей Церкви в настоящий период. Но и между иерархами бывали лица, далеко не соответствовавшие своему высокому призванию, вроде, например, митрополита Зосимы, открытого еретика и предававшегося чревоугодию и пьянству, или вроде того епископа, которого обличал своими посланиями митрополит Даниил за его сребролюбие, невоздержание и нерадение к пастырскому долгу, или вроде тех архиереев, которые, по словам князя-старца Вассиана и князя Курбского, любили окружать себя множеством прислуги, отличались бесчисленными одеждами и пиршествами и угнетали своих крестьян. Главный же недостаток у наших владык был тот, что они, как прямо сказал им в глаза ростовский поп Скрипица, назирали за священниками "по царскому чину", чрез бояр, дворецких, недельщиков, тиунов, доводчиков, которые иногда до того притесняли духовенство своим неправым судом, своим вымогательством, взяточничеством, грабительством, что "от их великих продаж", как сознались на Стоглавом Соборе вместе с царем сами архиереи, многие церкви стояли пусты и без попов (Стоглав. Гл. 5, вопрос 7; гл. 68, 69). Условия быта нашего белого духовенства (о нравственном состоянии нашего монашества сказано нами в другом месте) были таковы, что нечего удивляться, если о нем сохранились одни лишь недобрые отзывы. Все наши пастыри, не только сельские, но и городские, были едва грамотные, малообразованные или вовсе необразованные и круглые невежды; они не понимали как следует ни той веры, которой должны были учить народ, ни священнодействий, которые должны были совершать, ни уставов и узаконений Церкви, ни самой важности своего пастырского служения. А с другой стороны, это были люди большею частию бедные, удрученные нуждою, всегда зависимые от своих прихожан, люди тяглые на своих архиереев, находившиеся под гнетом архиерейских чиновников. Чего же можно было ожидать от таких пастырей? И вот мы видим между ними целый ряд преступлений против обязанностей пастырских. Некоторые до того были ленивы и небрежны, что совершали Божественную литургию только через пять-шесть недель, даже через полгода (Стоглав. Гл. 41, вопрос 31) или, получая из казны исправно свою годовую ругу, также деньги молебные, панихидные, праздничные, пшеницу на просфоры, воск на свечи, отправляли литургию только однажды в год на свой храмовый праздник, а ни молебнов, ни панихид и никаких других церковных служб никогда не служили (гл. 5, вопрос 30). Другие если и не ленились совершать богослужения, то совершали их несполна и не по уставу (гл. 5, вопрос 1), иное опускали (гл. 41, вопросы 9, 10, 12), иное низвращали (гл. 9), пели в церквах бесчинно вдвое и втрое (гл. 5, вопрос 22), позволяли вносить в святой алтарь вместе с ладаном, свечами, просфорами "кутью и канун за здравие и за упокой, и на Велик день пасху, сыр, яйца и ряби печены, и во иные дни колачи, пироги, блины, короваи и всякие овощи" и пр. (гл. 5, вопрос 35). Еще некоторые по невежеству, а может быть и по корысти, разрешали и благословляли, например в Белозерске и Устюжне, четвертые и пятые браки, а на Вятке венчали даже до шести, седьми и десяти раз, также в роду, в племени, в сватовстве и кумовстве; дозволяли мужьям без вины отпускать своих жен и жениться вновь, а отпущенных жен венчали с другими мужьями. Еще важнее и непригляднее были нравственные преступления духовенства и пороки. Главнейшим из них следует назвать пьянство и "упивание безмерное", которому предавались как причетники, так диаконы и священники. В пьяном виде они являлись повсюду: на приходе и даже в церкви. Здесь они бесчинствовали, говорили всякие неподобные речи, бранились, бились и дрались между собою (гл. 5, вопросы 15, 22). К этому пороку, бывшему источником и многих других, вдовые священники и диаконы присоединяли еще распутство. Многие из них открыто держали у себя наложниц и вообще вели такую бесчинную и зазорную жизнь на соблазн миру (гл. 5, вопрос 18), что в Пскове, например, сами священники сочли нужным удалить их от совершения церковных служб, не говорим уже об известных распоряжениях Соборов. "Священники Мои, наставники нового Израиля (так представляет Максим Грек Самого Бога, говорящим к пастырям Русской Церкви)! Вы должны быть светом миру, солию земли, образцами целомудренного жития, а ныне вы сделались наставниками всякого бесчиния и соблазном для верных и неверных: объедаетесь, упиваетесь, досаждаете друг другу и от многого винопития возбуждаете суетные споры; во дни Божественных праздников Моих, когда вам надлежало бы вести себя трезво и благочинно и показывать другим пример, вы предаетесь пьянству, бесчинству... Моя вера и Божественная слава делается предметом смеха у язычников, видящих ваши нравы и ваше нечестивое житие..." (Соч. 2. 269, 271).

Каково было высшее сословие в государстве, таковы и прочие; каковы духовные пастыри, такова и паства. Отсутствие христианской любви, жестокость, насилия и грабительства, замеченные нами в высшем классе, резко отражались и проявлялись и во всем русском народе, среди горожан и поселян. "Видя грубые и жестокие поступки с ними, - пишет один свидетель-очевидец, всех главных должностных лиц и других начальников, они так же бесчеловечно поступают друг. с другом, особенно с своими подчиненными и низшими; самый убогий крестьянин, унижающийся и ползающий перед дворянином, делается несносным тираном, как скоро получает над кем-либо власть. От этого бывает здесь множество грабежей и убийств, жизнь человека считается нипочем. Часто грабят в самых городах на улицах, когда кто запоздает вечером, но на крик ни один человек не выйдет из дому подать помощь, хотя бы и слышал вопли. Я не хочу говорить о страшных убийствах, какие здесь случаются: едва ли кто поверит, чтобы подобные злодейства могли происходить между людьми, особенно такими, которые называют себя христианами". А в глуши, вдали от городов, свидетельствует Стоглав, "по дальним странам ходили скоморохи большими ватагами, до шестидесяти, семидесяти и до ста человек, и по деревням у крестьян ели и пили насильно, и из клетей животы грабили, и по дорогам разбивали" (гл. 41, вопрос 19). Чувственные пороки - блуд, прелюбодейство, даже содомский грех весьма распространены были в народе, да и во всех сословиях. Сам царь и отцы Стоглавого Собора открыто исповедали, что эти-то "скверные, зазорные и скаредные" дела, особенно содомство, кроме того что служили "на смятение, и на соблазн, и на погибель многим людям", наиболее привлекали гнев Божий и казни на отечество и давали повод иноверцам изрекать "поношение и укоризну нашей православной вере христианской" (Стоглав. Гл. 5, вопрос 29 и гл. 33). Чувства целомудренности и стыда до того были заглушены, что, например, в Пскове мылись в банях мужи и жены, чернецы и черницы в одном месте, без всякого зазору (гл. 41, вопрос 18). В частности, против содомского греха еще прежде вооружался старец псковского Елеазарова монастыря Филофей, который умолял великого князя Василия Ивановича искоренить в православном царстве Русском этот грех, умножившийся не только в простом народе, но и в прочих классах (нашей "Истор." 7. 401). Через год после Стоглавого Собора митрополит Макарий в своем послании к воинам и жителям города Свияжска также укорял их за содомский грех и другие блудные дела и угрожал нечестивцам гневом Божиим, попалившим Содом и Гоморру, и затем гневом царским и отлучением от Церкви (там же. 414). С злыми и безнравственными делами соединялись такие же и слова: ложь, брань, призывание имени Божия всуе. "Клянутся, - читаем в Стоглаве, - именем Божиим во лжу всякими клятвами и лаются без зазору всегда всякими укоризнами, неподобными и богомерзкими речами, иже не подобает христианом, и во иноверцех такое безчиние не творится" (гл. 5, вопросы 27, 28), а "всего злее" было то, что многие "преступали крестное целование и накриве целовали святой крест и святые иконы" (гл. 38). "Что касается до верности слову, - замечает Флетчер, - то русские большею частию считают его нипочем, как скоро могут что-нибудь выиграть обманом и нарушить данное обещание. Поистине можно сказать (как вполне известно тем, которые имели с ними более дела по торговле), что от большого до малого, за исключением весьма немногих, всякий русский не верит ничему, что говорит другой, но зато и сам не скажет ничего такого, на что бы можно было положиться". Некоторые народные обычаи, частию остатки еще языческой старины, хотя и потерявшие свой прежний смысл и приуроченные к христианским дням и праздникам, а частию сложившиеся вновь под влиянием грубого невежества толпы, были или только непристойны для христиан, суеверны и бесчинны, или вместе и безнравственны. Вот как изображает эти обычаи Стоглав: "На мирских свадьбах играют органники, гусельники и смехотворцы, и поют бесовские песни, и, как поедут в церковь венчаться, священник едет с крестом, а пред ним со всеми теми бесовскими играми рыщут" (гл. 41, вопрос 16). "В Великий Четверток рано утром палят солому и кличут мертвых" (вопрос 26). "В Троицкую субботу по селам и по погостам сходятся мужи и жены на жальниках (кладбищах) и плачут на гробах с громким воплем, а когда начнут играть скоморохи, гудники и перегудники, то, перестав плакать, начинают скакать, и плясать, и бить в ладони, и петь сатанинские песни на тех же кладбищах" (вопрос 23). "В ночь под праздник Рождества святого Иоанна Предтечи и на самый праздник во весь день и ночь, равно и в навечерия Рождества Христова и Богоявления, в городах и селах мужи и жены, отроки и девицы собираются вместе и со всякими скоморошествами, с гуслями и сатанинскими песнями, с плясками и скаканием ходят по улицам и по водам, предаются различным играм и пьянству, и бывает отрокам осквернение и девам растление, а под конец ночи спешат к реке с великим криком, как бесные, и умываются водою, и, когда начнут звонить к заутрени, отходят в домы свои и падают, как мертвые, от великого клокотания" (вопрос 24 и гл. 92). "В Пасхальную неделю совершают радуницы (происходили на могилах и соединялись сначала с плачем по умершим, а потом с пиршеством при бубнах, песнях, плясках) и всякое на них беснование" (гл. 41, вопрос 25). "В первый понедельник Петрова поста ходят по селам, по погостам, по рекам и по рощам на игрища и творят бесовские потехи" (вопрос 27 и гл. 92).