Стихотворения - Михаил Лермонтов

Каллы

'Т is the clime of the East: 't is the land of the Sun —

Can he smile on such deeds as his children have done?

Oh! wild as the accents of lovers' farewell

Are the hearts which they bear, and the tales which they tell.[276]

«The Bride of Abydos» Byron

Черкесская повесть[277]I

«Теперь настал урочный час,[278]И тайну я тебе открою.Мои советы — божий глас;Клянись им следовать душою.Узнай: ты чудом сохраненОт убийц окровавленных,И отомстить за побежденных;И не тебе принадлежатТвои часы, твои мгновенья;Ты на земле орудье мщенья,Палач, — а жертва Акбулат!Отец твой, мать твоя и брат,От рук злодея погибая,Молили небо об одном:Чтоб хоть одна рука роднаяЗа них разведалась с врагом!Старайся быть суров и мрачен,Забудь о жалости пустой;На грозный подвиг ты назначенЗаконом, клятвой и судьбой.За все минувшие злодействаИз обреченного семействаТы никого не пощади;Ударил час их истребленья!Возьми ж мои благословенья,Кинжал булатный — и поди!» —Так говорил мулла жестокий,И кабардинец черноокийБезмолвно, чистя свой кинжал,Уроку мщения внимал.Он молод сердцем и годами,Но, чуждый страха, он готовОбьщай дедов и отцовИсполнить свято над врагами;Он поклялся — своей рукойИх погубить во тьме ночной.

II

Уж день погас. Угрюмо бродитАджи вкруг сакли… и давноВ горах все тихо и темно;Луна как желтое пятноИз тучки в тучку переходит,И ветер свищет и гудет.Как призрак, юноша идетТеперь к заветному порогу:Кинжал из кожаных ножонУж вынимает понемногу…И вдруг дыханье слышит он!Аджи не долго рассуждает:Врагу заснувшему он в грудьКинжал без промаха вонзаетИ в ней спешит перевернуть.Кому убийцей быть судьбинаВелит — тот будь им до конца;Один погиб; но с кровью сынаСмешать он должен кровь отца.Пред ним старик: власы седые!Черты открытого лицаСпокойны, и усы большиеУста закрыли бахромой!И для молитвы сжаты руки!Зачем ты взор потупил свой, Аджи?Ты мщенья слышишь звуки!Ты слышишь!.. то отец родной!И с ложа вниз, окровавленный,Свалился медленно старик,И стал ужасен бледный лик,Лобзаньем смерти искаженный;Взглянул убийца молодой…И жертвы ищет он другой!Обшарил стены он, чуть дышит,Но не встре<чает> ничего —И только сердца своегоБиенье трепетное слышит.Ужели все погибли? нет!Ведь дочь была у Акбулата!И ждет ее в семнадцать летСудьба отца и участь брата…И вот луны дрожащий светПроникнул в саклю, озаряяДва трупа на полу сыромИ ложе, где роскошным сномСпала девица молодая.

III

Мила, как сонный херувим,Перед убийцею своимОна, раскинувшись небрежно,Лежала: только сон мятежный,Волнуя девственную грудь,Мешал свободно ей вздохнуть.Однажды, полные томленья,Открылись черные глаза,И, тайный признак упоенья,Блистала ярко в них слеза;Но испугавшись мрака ночи,Мгновенно вновь закрылись очи…Увы! их радость и любовьИ слезы не откроют вновь!И он смотрел. И в думах тонетЕго душа. Проходит час.Чей это стон? Кто так простонет,И не последний в жизни раз?Кто, услыхав такие звуки,До гроба может их забыть?О, как не трудно различитьОт крика смерти — голос муки!

IV

Сидит мулла среди ковров,Добытых в Персии счастливой;В дыму табачных облаковКальян свой курит он лениво;Вдруг слышен быстрый шум шагов,В крови, с зловещими очами,Аджи вбегает молодой;В одной руке кинжал, в другой…Зачем он с женскими власамиПришел? И что тебе, мулла,Подарок с женского чела?«О, как верны мои удары! —Ужасным голосом сказалАджи, — смотри! узнал ли, старый?» —«Ну что же?» — «Вот что!» — и кинжалВ груди бесчувственной торчал…

V

На вышине горы священной,Вечерним солнцем озаренной,Как одинокий часовойБелеет памятник простой:Какой-то столбик округленный!Чалмы подобие на нем;Шиповник стелется кругом;Оттуда синие пустыниИ гребни самых дальних гор —Свободы вечные твердыни —Пришельца открывает взор.Забывши мир, и им забытый,Рукою дружеской зарытый,Под этим камнем спит мулла,И вместе с ним его дела.Другого любит без боязниЕго любимая жена,И не боится тайной казниОт злобной ревности она!..

VI

И в это время слух промчался(Гласит преданье), что в горахБезвестный странник показался,Опасный в мире и боях;Как дикий зверь, людей чуждался;И женщин он ласкать не мог!< · · · · · · >Хранил он вечное молчанье,Но не затем, чтоб подстрекнутьТолпы болтливое вниманье;И он лишь знает, почемуКаллы ужасное прозваньеВ горах осталося ему.

Азраил

Речка, кругом широкие долины, курган, на берегу издохший копь лежит близ кургана, и вороны летают над ним. Все дико.[279]

А з р а и л

(сидит на кургане)

Дождуся здесь; мне не жесткаЗемля кургана. Ветер дует,Серебряный ковыль волнуетИ быстро гонит облака.Кругом все дико и бесплодно.Издохший конь передо мнойЛежит, и коршуны свободноДобычу делят меж собой.Уж хладные белеют кости,И скоро пир кровавый свойНезваные оставят гости.Так точно и в душе моей:Все пусто, лишь одно мученьеГрызет ее с давнишних днейИ гонит прочь отдохновенье;Но никогда не устаетЕго отчаянная злоба,И в темной, темной келье гробаОно вовеки не уснет.Все умирает, все проходит.Гляжу, за веком век уводитТолпы народов и мировИ с ними вместе исчезает.Но дух мой гибели не знает;Живу один средь мертвецов,Законом общим позабытый,С своими чувствами в борьбе,С душой, страданьями облитой,Не зная равного себе.Полуземной, полунебесный,Гонимый участью чудесной,Я все мгновенное люблю,Утрата мучит грудь мою.И я бессмертен, и за что же!Чем, чем возможно заслужитьТакую пытку? Боже, боже!Хотя бы мог я не любить!

Она придет сюда, я обнимуКрасавицу и грудь к груди прижму,У сердца сердце будет горячей;Уста к устам чем ближе, тем сильнейНемая речь любви. Я расскажуЕй все и мир и вечность покажу;Она слезу уронит надо мной,Смягчит творца молитвой молодой,Поймет меня, поймет мои мечтыИ скажет: «Как велик, как жалок ты».Сей речи звук мне будет жизни звук,И этот час последний долгих мук.Клянусь воспоминание об немГлубоко в сердце схоронить моем,Хотя бы на меня восстал весь ад.Тот угол, где я спрячу этот клад,Не осквернит ни ропот, ни упрек,Ни месть, ни зависть; пусть свирепый рокСбирает тучи, пусть моя звездаВ тумане вечном тонет навсегда,Я не боюсь; есть сердце у меня,Надменное и полное огня,Есть в нем любви ее святой залог,Последнего ж не отнимает бог.

Но слышен звук шагов, она, она.Но для чего печальна и бледна?Венок пестреет над ее челом,Играет солнце медленным лучомНа белых персях, на ее кудрях —Идет. Ужель меня тревожит страх?

Дева входит, цветы в руках и на голове, в белом платье, крест на груди у нее.

Дева

Ветер гудет,Месяц плывет,Девушка плачет,Милый в чужбину скачет.Ни дева, ни ветерНе замолкнут;Месяц погаснет,Милый изменит.

Прочь печальная песня.

Я опоздала, Азраил.

Так ли тебя зовут, мой друг?

(Садится рядом.)

А з р а и л.

Что до названья? Зови меня твоим любезным, пускай твоя любовь заменит мне имя, я никогда не желал бы иметь другого. Зови как хочешь смерть — уничтожением, гибелью, покоем, тлением, сном, — она все равно поглотит свои жертвы.

Дева.

Полно с такими черными мыслями.

А з р а и л.

Так, моя любовь чиста, как голубь, но она хранится в мрачном месте, которое темнеет с вечностью.

Дева.

Кто ты?

А з р а и л.

Изгнанник, существо сильное и побежденное. Зачем ты хочешь знать?

Дева.

Что с тобою? Ты побледнел приметно, дрожь пробежала по твоим членам, твои веки опустились к земле. Милый, ты становишься страшен.

А з р а и л.

Не бойся, все опять прошло.

Дева.

О, я тебя люблю, люблю больше блаженства. Ты помнишь, когда мы встретились, я покраснела; ты прижал меня к себе, мне было так хорошо, так тепло у груди твоей. С тех пор моя душа с твоей одно. Ты несчастлив, вверь мне свою печаль, кто ты? откуда? ангел? демон?